В то же время он точно знал: это выдумка, это всё подстроено. Да не кем-нибудь, а в том числе и им самим! Но продолжал верить! Так бывает во сне иной раз: спишь, и причём вроде бы знаешь, что спишь, а всё-таки продолжаешь там жить, среди своего сна, — стараешься изо всех сил какой-нибудь девчонке несуществующей приглянуться или спастись от свирепого колдуна…
Они стали проводить время в весёлых и таинственных разговорах.
А разве так бывает, чтобы сразу и весёлые и таинственные? Оказывается, бывает, когда волнение бьётся в каждом твоём слове, будто сердце в пойманной птичке… Они ждали вечера. А вернее будет сказать, они ждали того момента, когда стемнеет и настанет пора зажигать сигнальные костры.
— Вот смотри, — объяснял Алёшка, — в Ленинграде считается сезон белых ночей до тех пор, пока ночью можно читать. А как нельзя читать, значит, уже темнота, понял? И давай мы тоже так сделаем: как читать нельзя, так — темнота, мы зажигаем.
Но быстро они сообразили, что у них абсолютно с собой нечего почитать.
— Ладно, давай что-нибудь напишем, — предложил ШП.
Алёшка в ответ лишь покачал головой: конечно, это было бы совсем не то.
Они заволновались: как же им быть? А потом смешно стало: ну, правда, чего психовать-то? Неужели не увидим? Темнота она и есть темнота.
И с той минуты просто сидели среди будущих семи костров, среди будущего света. Алёшка всё говорил и говорил, а ШП ни разу не перебил его. Алёшка рассказывал, как это у него началось — контакты с инопланетянами. Давно было дело, чуть не во втором классе… Ну да, во втором классе, когда он остался.
Но вот как это у него получилось в самый первый раз, Алёшка не знал. Не помнил как-то… Так же вот спроси у человека: вы как начали сочинять стихи, или вы как начали рисовать, или вы как начали изобретения делать? А он и не помнит. Потому что это сидит в нём с самого рождения, как умение дышать или умение видеть.
Но это, конечно, мы сейчас говорим только про настоящих художников и про настоящих изобретателей. Да ведь и Алёшка был настоящий сочинитель фантазий, и он тоже не помнил начала. Всё вышло как бы случайно.
— Во! Понимаешь? — обрадовался Алёшка. — Как у тебя сегодня! Ты же ведь случайно сюда пришёл? Мы с тобой одинаковые!
Но ШП слишком хорошо знал, что они совсем не одинаковые…
Потом они вдруг заметили, что уже стемнело. И переглянулись — пора зажигать.
ШП был согласен, что пора. Но в то же время он знал, что не пора, что по тайному плану всё должно быть иначе. И не смел отговаривать Алёшку, потому что был под гипнозом дружбы.
Вдруг Алёшка услышал далёкий и слабый звон. ШП его ещё не успел услышать, но Алёшка уже услышал особо музыкальными своими, особо чуткими ушами.
И тут он наконец вспомнил, как в первый раз догадался про инопланетян: он прочитал стихотворение, причём в простой детской книжке, даже как будто бы в малышовской. Но стихотворение было не для малышей:
Ветер травы наклонил —
Колокольчик зазвонил.
Не пойму, откуда он,
Раздаётся этот звон.
Проглядел я все глаза —
В поле ветер да коза.
И сколько потом ни объясняла ему сестра Альбина, что колокольчик был привязан к козе, чтобы она не потерялась, что так делается в деревнях, семилетний Алёшка не верил! Не верил в такое скучное объяснение таинственного тихого звона. И запомнил стихотворение с первого раза. И запомнил имя автора: Владимир Степанов, чего обычно второклассники никогда не делают…
И сейчас подумал, что ведь и у ШП тоже фамилия Степанов, Виталий Степанов… Совпадение? Ну да, правильно. Допустим, что это простое совпадение.
Колокольчик зазвонил снова… Не пойму, откуда он…
— Слышишь, Виталь?
ШП встал, словно ему подносили букет гвоздик. А ведь всего-то произнесли его настоящее имя!
Естественно, Алёшка совсем по-другому понял его волнение.
И вдруг они увидели в небе сверкающий огонь… То место, где были разложены их костры, находилось как бы в некой низинке. Слева был обрыв — стена карьера, а справа — невысокий глиняный холм. Его наскребли в своё время бульдозеры: ведь улицы, как известно, посыпают песком, а не глиной. И вот глину, случайно тут оказавшуюся, отодвинули в сторону, а песок брали. Теперь постаревший этот холм уже порос дикими, слишком длинными травами, которые обычно называют одним общим словом — бурьян.
Вот из-за этого холма и взлетел первый огонь. А за ним второй, потом сразу третий и четвёртый.
Алёшка закричал:
— Бежим!
А тут взлетел и пятый… Алёшка побежал на холм, цепляясь за дикие и тёмные уже травы. Рядом бежал ШП. И Алёшка чувствовал, что ШП мог бы легко его обогнать, но не обгонял. Он вообще словно бы хотел, чтоб Алёшка бежал помедленней, два раза задел его рукой — тормозил. Или это лишь казалось?
Алёшка взбежал наконец на холм и увидел внизу три фигуры… Нет, четыре. И они тоже, наверное, увидели его. И побежали прочь.
Причем бежали они как-то не очень ловко. Наблюдательный Алёшка заметил: бегут… девчонки, что ли?.. Девчонки, да! А четвёртый — старик.
И тут же он подумал: какие девчонки, ёлки-палки, какие девчонки, какой старик?
Это были пришельцы!
Возможно, на той планете, откуда они прилетели, притяжение больше или, наоборот, меньше, вот им и неудобно бегать. Да мало ли что… Например, конечности не такие. Вот мы, допустим, хоть и умней в тыщу раз любого насекомого, а заставь нас по-муравьиному или по-жучиному ползать. Так же и тарелочники!
Это всё лишь писать долго, а подумалось Алёшке очень быстро, и он побежал вниз, крича им:
— Постойте, постойте!
Они не останавливались… Пять огней, все почти одновременно, сгорели. Но остались видны какие-то тёмные предметы. Они уплывали в сторону — не к Алёшке, не к пришельцам, а просто в сторону, прочь. «Воздушные шары, что ли? — подумал Алёшка. — Да, это воздушные шары, связанные по три штуки».
И в этот момент нога его вляпалась во что-то мокрое, в какое-то болото… Ну правильно, ведь по дну оврага протекал ручей.
Алёшка, наверное, мог бы сейчас как-нибудь перебраться через него — по грязи, по воде, опять по грязи. Но не захотелось вдруг. Как и не захотелось узнавать кое-кого в тех пришельцах… в тех, вернее, пришелицах и в том старом человеке… И не хотелось думать, что по тёмному небу улетали просто воздушные шары с привязанными к ним сгоревшими палочками бенгальских огней…
Алёшка вынул ногу из грязи, оглянулся на холм. Там стоял ШП, он хорошо был виден: тёмная фигура на фоне ещё не совсем потускневшего закатного стекла.
Алёшке грустно было, он смотрел на четыре неясных силуэта, то появлявшихся, то опять исчезавших в густой, буйной траве, которой здесь никто не мешал расти. И она стала выше человеческого роста и хотя уже засохла теперь, к концу лета, но все равно продолжала прятать в себе людей.
Алёшка возвратился на холм. Вымокшая в болоте нога его согрелась и не мешала. Не говоря ни слова, Алёшка тронул ШП за плечо и прошёл мимо, спустился к семи готовым запылать кострам.
Известно, что мальчишки любят костры, вообще любят огонь. Но на этот раз Алёшке не хотелось огня. Он сел на песчаную твёрдую землю… Было ещё совсем не холодно, а тем более после беготни и волнений… ШП
робко опустился рядом.
Алёшка смотрел на звёзды. Он знал, что их на свете значительно больше, чем видит человеческий глаз. И было интересно, с какой же всё-таки звезды к нам прилетят. Или, может быть, лучше и правильнее было думать: на какую звезду полетим мы сами?
Прийти и спросить у неё: «Ну что, Тань, полетишь со мной?» Даже пусть и командиром летит, ему не нужно это командирство! Ему лишь нужно всё узнавать. А про что пока узнать невозможно, про то интересно придумать… Говорить: я точно пока не знаю, но я предполагаю. Я строю гипотезу.
И верного ШП можно взять… Разве верного? Он столько сегодня врал Алёшке…
Но почему-то Алёшка на него не обижался.
И на Таню он не обижался, и на сестёр, и на деда Володю. Это ведь их четвёрка серыми тенями мелькала там среди деревьев, травы… Прощай, инопланетяне!
Он не обижался, потому что это не было злой шуткой. Потому что это вообще не было шуткой. Это было по-серьёзному, это была настоящая игра. И не простая! Уж Алёшка-то, великий фокусник, знал, как нелегко было и письмо придумать, и где-то достать шары, бенгальские огни. И тащить охапку шаров сюда в овраг, и деда уговорить. И у ШП тоже было непростое дело — ого!
Всего этого себе Алёшка не говорил так подробно, а просто как бы знал: представил один раз и знал!
И главное не в том, что он разгадал. Главное, он сегодня пережил, как это будет при настоящей встрече. Он теперь всё знал. И неважно, что она не состоялась в этом карьере. Важно, что она состоялась в Алёшкиной душе.
«Полетишь со мной, Тань?»
И сестёр можно взять. Одну поварихой, а другую радистом… Деда-то Володю, конечно, не возьмёшь. Но гут уж чего поделать! Пусть он пожелает им счастливого пути с экрана телевизора… А вам счастливо оставаться!
Вот как странно получилось: его вроде обманули, а он опять верит в своё дело. Фига-два я сдамся, он думал, всё равно полечу и встречусь! Унылости, которая глодала его в эти дни, не было и в помине.
— Пойдём домой, Витальк?.. А костры зря жечь не будем. Они нам ещё пригодятся!