Итак, почтеннейшая публика, мы подошли к финалу нашего представления.
Пришло время нашей самой знаменитой – и самой спорной – иллюзии, варианта печально знаменитого номера “Горящее зеркало”.
Должен предупредить почтеннейшую публику, что последняя попытка показать этот номер закончилась трагически.
Я знаю, я при этом присутствовал.
Поэтому прошу вас, ради собственного блага, с минутку подумать, что вы будете делать, случись беда.
Впрочем, думать уже поздно.
Малерих стоял в Центральном парке метрах в пятидесяти от сияющего белого шатра цирка “Фантастик”.
Снова при бороде, он был одет в спортивный костюм и трикотажную водолазку. Пятна пота под мышками – вода из бутылки – подтверждали его новое амплуа “мужчина на вечерней воскресной пробежке”, который просто остановился перевести дыхание и засмотрелся на шатер цирка.
Странно, но он совсем не волновался. За годы выступлений он крайне редко терялся на сцене. Если действуешь хладнокровно, то переживать нечего. Все тщательно рассчитано, и он не сомневался, что номер получится, как задумано.
Оглядывая шатер, которого через несколько минут не станет, Малерих заметил у широких служебных ворот, через которые недавно он проехал в “скорой помощи”, двух человек – мужчину и девушку.
Ага! Мужчина – Кадески. Малерих тревожился, что тот не успеет вернуться к моменту взрыва. Девушка была Карой. Кадески на что-то ей указал, и они вошли в шатер.
Взгляд на часы. Осталось совсем ничего.
Ровно в девять вечера из дверей шатра вырвались языки огня. Через миг на светящемся изнутри брезенте заметались тени – пламя пожирало деревянные скамьи, зрителей, декорации. Музыка смолкла, уступив место воплям. Из отверстия наверху шатра повалил дым.
Малерих подался вперед, завороженный чудовищным зрелищем.
Он помедлил еще пару минут, но знал – скоро в парке появятся сотни полицейских. Отступив к пешеходной дорожке, он оглянулся и увидел огромные полотнища перед входом, наполовину закрытые пеленой дыма. На одном Арлекин в маске протягивал раскрытые ладони.
Часть третья
Воскресенье, 21 апреля – четверг, 25 апреля
Великий фокусник должен уметь подать номер так, чтобы не только озадачить, но и глубоко взволновать зрителя.
13
“Камаро” Амелии Закс мчался по магистрали Вест-Сайд со скоростью сто пятьдесят километров в час.
Убийца в очередной раз гениально их обманул. Целью Уэйра было не убийство Чарлза Грейди и не побег Эндрю Констебла. Его целью было то, что они исключили накануне как слишком очевидное, – цирк “Фантастик”.
Закс как раз собиралась заняться одним из последних необследованных укрытий в подвале тюрьмы, когда Райм связался с ней и объяснил положение. Каждый человек был на счету, Райм хотел, чтобы она как можно быстрее приехала к цирку.
– Уже еду, – сказала она.
Малерих не спеша брел из парка, его задевали люди, бежавшие навстречу, в сторону пожара.
На углу Сентрал-Парк-Уэст с ним столкнулась какая-то молодая азиатка.
– Не знаете, что там случилось? – спросила она.
Мне ли не знать, подумал Малерих: гибнут человек и цирк, уничтожившие мою прежнюю жизнь. Но вслух он сказал:
– Не знаю. Видимо, что-то серьезное.
Он повернул на запад и направился домой окольным путем.
Он планировал переночевать у себя, а наутро улететь в Европу, где после нескольких месяцев репетиций хотел снова возобновить выступления уже под другим псевдонимом. Ни одна живая душа, за исключением “почтеннейшей публики”, не знала про “Малериха”. Отныне публика будет знать его только под этим именем.
Он прошел по Бродвею, затем по собственным следам вернулся назад к дому. Оглядевшись, он не заметил ничего подозрительного.
Войдя в вестибюль, он поспешил в квартиру, где выключил все освещение.
Итак, почтеннейшая публика, представление завершается.
Надеюсь, я вас взволновал и развлек. Надеюсь, я обратил ваши сердца к чудесному, пока вы пребывали вместе со мной в том призрачном царстве, где жизнь превращается в смерть, смерть – в жизнь, а реальное – в нереальное.
Малерих зажег свечу и опустился на диван, не сводя глаз с язычка пламени. Он знал, что в этот вечер язычок вздрогнет, что ему будет дан знак.
Огонек затрепетал. Вот оно!
Но этот трепет не был знаком от потустороннего духа. Просто в комнату ворвался порыв прохладного вечернего апрельского ветра, когда полдюжины полицейских в маскировочной форме высадили дверь в квартиру. Они повалили опешившего иллюзиониста на пол, рыжая женщина-полицейский приставила к его затылку пистолет и отбарабанила его права.
Обливаясь потом, двое полицейских из ОЧС внесли на дрожавших от напряжения руках Линкольна Райма в кресле по ступенькам крыльца и опустили на пол в вестибюле. Райм направлялся в квартиру Фокусника.
На глазах у Райма Белл и Селлитто обыскали пораженного убийцу. Райм предложил им вызвать на помощь врача – и оказался прав: врач обнаружил на коже Фокусника несколько “карманов”, где были спрятаны крохотные стальные инструменты.
– Просветите его рентгеном в тюремной больнице, – посоветовал Райм.
Надев Фокуснику на руки тройные, а на ноги – двойные оковы, полицейские усадили его на полу.
– Как? – прошептал он.
– Улик было не ахти сколько, но все указывали на ваши подлинные намерения, – ответила Закс. – В подсобке в уголовном суде мы нашли сумку со сменой одежды и липовой раной. На ботинках и костюме были обнаружены засохшая красная краска и волокна от паласа.
– Я подумал, что краска – это фальшивая кровь, – покачал головой Райм, – но база данных ФБР по красителям определила ее как автомобильную лакокраску, которая встречается исключительно на машинах “скорой помощи”. Того же происхождения оказались и волокна – от сверхпрочного паласа на дне машины.
– Из этого, – продолжила Закс, – Линкольн сделал вывод, что вы купили или украли старую санитарную машину и переоборудовали ее. Тут мы вспомнили о металлической стружке – что, если она и вправду от часового механизма, как мы поначалу решили? А так как в спальне у Линкольна вы лили на платок бензин, то, возможно, намеревались начинить фальшивую машину зажигательной смесью.
– Тогда я обратился к элементарной логике, – вставил Райм. – Кара нам рассказала, как фокусник привлекает внимание зрителей к тому, что нужно ему. Именно так вы и сделали. Должен признать, это был великолепный замысел. Вы хотели отомстить Кадески за пожар, что сгубил вашу жизнь. И вы разыграли спектакль с наслоением отвлечений. – Райм задумчиво наморщил лоб. – Отвлечение первое: вы нам внушили, что намерены из мести уничтожить цирк. Я не поверил – слишком уж очевидно. Но наши подозрения привели ко второму отвлечению: вы подбросили нам газету с сообщением о Грейди, счет из ресторана, пропуск для прессы и ключ от гостиничного номера – все для того, чтобы мы решили, будто вы собираетесь убить Грейди. Ветровка на берегу Гудзона? Вы намеренно ее там оставили.
Фокусник утвердительно кивнул.
– Тут-то мы и подумали, что вас наняли для убийства Чарлза Грейди. Что мы вас раскусили. Дошли в своих выкладках до логического предела.
Фокусник выдавил слабую улыбку:
– До предела.
– А вы нам – третье отвлечение. Подвели нас к заключению, что намеренно дали себя арестовать, чтобы попасть в Центр предварительного заключения, но с целью не убить Грейди, а вытащить из тюрьмы Констебла. К этому времени мы и думать забыли про цирк.
– Но зачем было огород городить? – спросил Белл. – Зачем настраивать Констебла на побег, который заведомо не мог состояться?
– Ясное дело, затем, чтобы отвлечь нас от цирка и спокойно заложить зажигательную бомбу, – ответил Селлитто.
– А вот и нет, Лон, – возразил Райм. – Совсем по другой причине.
Слова Райма или, возможно, интонация, с какой они были сказаны, заставили убийцу взглянуть на криминалиста.
Попался, подумал Райм и произнес:
– Тут, понимаете, было четвертое отвлечение.
– Четвертое? – удивился Селлитто.
– Вот именно. Он не Эрих Уэйр.
– Не Уэйр? – изумился Селлитто.
– В этом, – сказал Райм, – и заключается смысл всего, что он сделал за субботу и воскресенье. Ему хотелось отомстить цирку и Кадески. Что ж, это несложно, если тебя не волнует, схватят тебя или нет. Однако, – кивок на Фокусника, – он не хотел угодить за решетку, он хотел выступать. Поэтому он устроил мгновенное перевоплощение личности, стал Эрихом Уэйром, дал себя арестовать и снять отпечатки пальцев, а затем сбежал.
– Чтобы, убив Кадески и спалив цирк, направить всех на поиски Уэйра, – кивнул Селлитто и нахмурился: – Но кто он такой, черт возьми?
– Артур Лоуссер, протеже Уэйра.
Убийца тихо вскрикнул.
– Но Лоуссер живет на Западном побережье, – возразил Селлитто.
– Нет, я проверил на станции. Он позвонил, сделав предоплату за междугородний звонок. А звонил из автомата на Восемьдесят седьмой улице. Запись на автоответчике в Лас-Вегасе – липа.
– Как и звонок второму ассистенту, Китингу, когда он назвался Уэйром? – спросил Селлитто.
– Да. Нужно было продемонстрировать, что Уэйр снова объявился. Заказать, например, от его имени наручники “Дарби”.
Райм посмотрел на убийцу и ехидно спросил:
– Как с голосом? Легкие уже не беспокоят?
– Сами знаете, что нет, – огрызнулся Лоуссер. Хрипы и одышка исчезли.
Райм кивнул в сторону спальни:
– Я видел там наброски афиши с именем Малерих. Теперь вы так себя называете?
Убийца кивнул:
– Тогда я вам правду сказал. Ненавижу себя, каким был до пожара. Я думаю о себе теперь только как о Малерихе… Как вы догадались?
– Когда коридор опечатали, вы протерли пол и наручники, – объяснил Райм. – Я все не мог поня