– Еще один спринт! Новый забег!
Выстрелил виртуальный стартовый пистолет, и я побежала. После первого поворота я набрала скорость и поднажала, но висящий в воздухе таймер сменился с зеленого на желтый, а значит, я отстала, и на последнем повороте я поскользнулась на гравии, небо завертелось, дорожка бросилась мне в лицо. Я рухнула на землю, ударившись локтем и коленом, и прикусила губу. Рот наполнился кровью, я сплюнула, потом еще раз. Черт, черт, черт. Из локтя к ладони стекала кровь. Носок промок от крови из колена. Я с трудом села.
Модуль здоровья по-прежнему отсчитывал время забега, оно составило уже больше трех минут и моргало красным.
– Стоп, – сказала я, но в воздухе появился личный тренер: «Быстрее, быстрее!»
Протез не был поврежден, только поцарапан, коленная чашечка выглядела нормально. Я развязала волосы и затянула хвост покрепче. Навалилась усталость. Я не пробежала обычное число кругов, но мышцы как будто потеряли гибкость, а пот стал холодным.
– Пусть сдается кто-то другой, – сказала я, глядя на окровавленную голень и порез на колене. – Давай, Шэннон, подними задницу. Пусть другие сдаются. Не ты.
При падении я ощутила рябь уныния от того, что потеряла равновесие, нечто похожее на всепоглощающую, прилипчивую депрессию в первый год после потери ноги, когда мне пришлось заново учиться ходить, движения казались чужими, а протез – прицепленным к бедру лишним весом, который приходилось поднимать и нести с каждым шагом. Привыкание, частые поездки в союз протезистов в Питтсбурге для подгонки и чтобы испробовать разные фиксаторы – с ремнями и вакуумные – и выбрать ногу в каталоге, словно обувь. Я встречала безногих бегунов, которые отказались смириться с тем, что хотела отнять у них ампутация.
Я встала, пересекла поле и вернулась к стартовой точке.
– Установи таймер заново, – сказала я.
00:00.
Колено саднило, кровь щекотала голень.
– Пусть сдается кто-то другой, – сказала я.
И побежала.
После утренней тренировки я вбежала в отель и намазала ссадину на колене неоспорином, и тут услышала печальный голубиный клекот. Я решила, что птица, видимо, влетела из патио через открытую стеклянную дверь. Голубь, попавший в западню в номере отеля. Но потом я поняла, что это трели голосовой почты из Техносферы.
– Кортни Джимм, – отозвалась я, включив голосовую почту.
Его голос наполнил комнату, как будто он был рядом.
– Специальный агент Фил Нестор, ФБР. Рад тебя слышать, Шэннон. Прости, что не сразу с тобой связался, но я был на семинаре в Алабаме. Ужасно хочу с тобой повидаться. Могу ввести тебя в курс некоторых наших расследований. В семь в вестибюле отеля? Позвони мне, если это время тебе не подходит. А если подходит, увидимся вечером.
Многие специальные агенты, расследующие преступления в разных НеБыТях, прибегают к технике под названием «Дворец памяти». Человек воображает дворец и мысленно размещает в разных его залах имена, лица или события. Идея в том, что, если разложить воспоминания по полочкам, можно вспомнить забытое. Специальные агенты используют эту технику, чтобы разделить впечатления из разных НеБыТей, и кое-кто все три месяца, проведенные в квантовой пене, медитирует в этих «дворцах», рисуя новые флигели для каждого варианта будущего.
Мне этот метод никогда не помогал, а может, мне просто не хватало для него дисциплины, но я ждала Нестора в вестибюле отеля «Марриотт», взбудораженная, как девственница накануне первой брачной ночи, и сожалела о том, что не прибегла к подобной технике, чтобы смягчить свои чувства к нему. Он жил в доме мертвецов в Бакханноне, продавал антикварное оружие из запасов убийцы или жил здесь как прославленный агент ФБР, но эти расхождения для меня были как преломление одного образа в разных линзах, а не суть Нестора. Я знала Нестора, я с закрытыми глазами могла вспомнить прикосновения его тела к моему, его урчание во сне, его привычки и капризы мыслей. Вот каким был для меня Нестор, настоящий Нестор.
– Шэннон?
Он был в линялых джинсах и спортивном пиджаке. Нестор улыбнулся и пожал мне руку.
– Бог ты мой, это ты. Выглядишь… потрясающе, – сказал он. Его глаза были все такого же чистого голубого цвета. – И как будто ни на день не постарела. Лет двадцать прошло, да?
– Слишком много, – сказала я. Он постарел, как стареет мягкая кожа – слегка раздался в груди и плечах. Наверное, ходит в качалку. – Ты тоже хорошо выглядишь.
Я помнила его в другом будущем, как было естественно к нему прижаться, как привычно он меня обнимал, но теперь нас связывало лишь место преступления, произошедшего много лет назад.
– Кажется, в последний раз мы виделись в Бакханноне.
– Как раз перед гибелью Брока, – подтвердил он. – Я о тебе беспокоился, ты вдруг исчезла. Я долго о тебе расспрашивал, но никто не мог ничего сказать.
– Как твоя рука? – спросила я. – В нашу последнюю встречу тебя увезла «Скорая»
Он пощупал свой бицепс. На его пальце было золотое кольцо. Конечно, он мог быть женат, это не должно меня ранить. Нестор потер то место, через которое прошла пуля Джареда Байтака.
– Старые раны никогда не залечиваются, – сказал он.
Нестор пошел к стойке бара за выпивкой, а я ждала в кабинке в форме полумесяца – бар «Марриотта» напоминал зал ожидания аэропорта – лощеный, как ночной клуб, но годился только чтобы переждать, а потом отправиться куда-нибудь еще. Рядом за столиком собралась компания девиц с подарочными коробками и блестящими воздушными шарами. Девять женщин, но они все время мелькали туда-сюда, а когда смеялись, звук отставал от изображения. Я догадалась, что это иллюзия, существующая лишь в Техносфере, плюс плохое соединение. Некоторые из них оглядели Нестора, пока он шел к столику с напитками, и посмотрели в мою сторону – узнать, с кем он.
– Я была в море, – сказала я, когда он спросил о моей жизни после самоубийства Торгерсена и гибели Брока.
– Ты так и не пришла на похороны. Я тебя искал.
– Мне жаль, что я их пропустила.
Как я знала, Нестора повысили, и когда я спросила о его карьере, он ответил:
– После одиннадцатого сентября мы мало занимаемся местными террористами. Наш фокус – на международном терроризме, Аль-Каиде. И только после атаки на центр Стенниса мы снова обратили внимание на местных психопатов.
Стеннис, КЦС, Космический центр имени Стенниса, подразделение НАСА, где находится исследовательская лаборатория ВМФ. Официально она занимается океанографическими исследованиями, но также проводит и секретные работы совместно с КК ВМФ и НАСА, испытывает ракетные и экспериментальные двигатели. То, как буднично он упомянул о Стеннисе, дало понять, что всем известно, о чем речь.
– Это связано с Бакханноном? – туманно поинтересовалась я.
– Мы думаем, что да. Вот, смотри. Полиция. Филип Нестор, 55-828.
Когда он произнес свое имя, между нами повисла эмблема ФБР, еще одна иллюзия Техносферы, но казалось – только протяни руку, и можно до нее дотронуться. Нестор попросил меня произнести собственное имя, что я и сделала, и тогда Техносфера показала данные о местном терроризме. Текст перемежался картинками – катастрофа пригородного поезда, груда трупов, обломки правительственных зданий.
– Они не сидели сложа руки, – сказала я, просматривая фотографии того, что может произойти.
Чутье не подвело О'Коннора. Увиденное подтвердило его теорию, что сеть Хильдекрюгера нацелилась на правительственные объекты, в особенности флотские или здания правоохранительных органов.
– Они не как другие организации. Не берут на себя ответственность и не поднимают вокруг себя шумиху, так что не мелькают в СМИ, как Аль-Каида или ИГИЛ. В прессе это называют «растущим терроризмом одиночек», «антиправительственной паранойей», иногда предполагают организацию через сети местных резервистов. Мы считаем, что все эти атаки связаны с Бакханноном и организованы по единому плану. И да, они не сидели сложа руки.
Я просмотрела заголовки файлов: «2003. Центр Стенниса», «2005. Метро Вашингтона», «2007. Здание ООН», «2008. База ВМФ в Потомаке», «2011. Пентагон».
– Покажи Космический центр Стенниса, – сказал Нестор, и папка открылась, стол между нами превратился в схему здания в штате Миссисипи, поврежденного огнем здания, где находилась исследовательская лаборатория ВМФ.
– Мы сразу же связали эту атаку с Бакханноном из-за схожести почерка, – сказал Нестор. – Они продолжают вербовать людей в особо охраняемых зданиях.
– Людей с допуском, – сказала я и подумала о дублях. – Кто?
– Морской пехотинец открыл стрельбу и подорвал себя, когда охрана взяла его на прицел. Но в новостях не говорилось о том, что стиль атаки был похож на планируемую в инфоцентре. Ты же нашла схему инфоцентра вместе с Броком. В Бакханноне.
– Зарин? – спросила я.
– Нападавший взорвал бомбу, которую пронес в лабораторию зашитой в задний проход. Основную часть взрыва приняло на себя его тело, и это спасло много жизней. Жуткое зрелище, но это была единственная смерть от бомбы. Система пожаротушения была заправлена зарином, это выяснилось в результате последующей проверки, но поскольку тело смертника приглушило взрыв, система так и не включилась. Пехотинец оказался одиночкой.
– То есть устроил перестрелку и подорвался сам.
– Убил пятерых и ранил восемь человек, прежде чем взорвал бомбу, – объяснил Нестор. – Стрелял хаотично и убил нескольких ученых в лаборатории. Я думал, мы с тобой пересечемся на этом деле.
– Ты, наверное, работал вместе с СУ ВМФ, – сказала я, вздрогнув от ощущения дежа-вю при его словах.
– Да, а если конкретней, то мы отследили оружие, из которого он стрелял. Провели баллистическую экспертизу, но получили ложное срабатывание. Экспертиза указала на оружие, уже находящееся у нас, девятимиллиметровый пистолет, из которого застрелили Патрика Мерсалта. А еще пули соответствовали пулям из пистолета Райана Ригли Торгерсена, найденного после взрыва в его доме.