— Уже редеет тьма. Полночь минула. Скоро рассветет. Если у кого есть клочок бумаги или бечевки, мы будем тащить жребий, прежде чем разойдемся.
У Плута нашелся обрывок бечевки, а у Марко нож, чтобы разрезать ее на куски. Это Рэт сделал собственноручно. После, закрыв глаза и перемешав куски, он зажал их концы в руке.
— Тот, кто вытащит самый длинный, и тот, кто вытащит самый короткий, те и пойдут, — сказал он торжественно.
Тащили жребий в такой же торжественной тишине. Каждый из мальчиков надеялся, что вытащит или самый длинный, или самый короткий. И сердце у них стучало молотом. Когда ритуал был окончен, каждый показал свой кусок. Рэт вытащил самый короткий. Марко — самый длинный.
— Товарищ, — сказал Рэт, беря его за руку. — Мы будем смотреть в лицо смерти и опасности вместе.
— Господь спасет Самавию, — ответил Марко.
И на сегодня игра была окончена. Лучше Рэт еще ничего не придумывал, в один голос решил взвод.
— Он просто гигант, это уж точно.
7
«Лампу зажгли»
По дороге домой Марко ни о чем не мог думать, кроме истории, которую ему нужно было рассказать отцу: о незнакомце, побывавшем в Самавии. Он чувствовал, что это не просто пьяный бред отца Рэта. А если все это правда, Лористан должен быть одним из посвященных в тайну.
Дома Марко застал Лористана и Лазаря, всецело поглощенных каким-то делом. Дверь задней комнаты была заперта на замок, и, когда он вошел, тотчас же снова затворилась. На столе было много бумаг, на некоторых из них были нарисованы карты. Одни карты изображали дороги, другие — города и деревни, а третьи — крепости Самавии. Обыкновенно их хранили в несгораемой шкатулке, а когда вынимали для изучения, дверь всегда тщательно затворяли.
Раньше чем сели за ужин, все бумаги снова уложили в несгораемую шкатулку, которую задвинули в угол и прикрыли сверху кучей старых газет.
— Когда он придет, — сказал Лористан Лазарю, — мы можем показать ему, какой задуман план.
За ужином отец почти не говорил, и Лазарь показался мальчику молчаливее обыкновенного. Ясно было, что оба думают о необычайно важных вещах. Рассказать историю о человеке, посетившем Самавию, еще не настала пора.
Лористан не проронил ни слова, пока Лазарь не убрал посуду со стола и не привел комнату в порядок. Он сидел, подперев голову рукой, погруженный в глубокое раздумье. Затем он сделал знак Марко.
Подойди сюда, товарищ, — приказал Лористан.
Марко приблизился.
Сегодня вечером ко мне может прийти один человек, чтобы поговорить об очень важных вещах, — сказал отец. — Думаю, он придет, хотя и не вполне уверен. Ему важно знать, что, придя сюда, он застанет меня одного. Он придет поздно, и Лазарь отворит дверь тихо, чтобы никто не услышал. Важно, чтобы никто его не видел. Кто-нибудь должен пойти и походить по противоположному тротуару, пока он не придет. Когда он подойдет к дому, нужно перейти через улицу, остановиться перед ним, сказать шепотом: «Лампу зажгли!» — и тотчас же тихо направиться дальше.
Сердце у Марко забилось от восторга при всей этой таинственности! Голос его почти дрожал от волнения.
— Но как я его узнаю? — Он уже понял, что это ему придется ждать незнакомца и сообщить пароль.
— Ты его уже видел, — продолжал Лористан, — это тот человек, который ехал в карете с королем.
— Я его узнаю. А когда мне нужно идти?
— Не раньше половины первого. Ложись спать, Лазарь тебя позовет. — И прибавил: — Хорошенько вглядись в его лицо, прежде чем заговоришь. Он, очевидно, будет не так хорошо одет, как в прошлый раз.
Марко лег в постель, как было велено, но заснуть было трудно. Обычно ему не мешал спать уличный шум. Он жил в бедных кварталах многих столиц и поэтому был привычен к нему. Однако сегодня вечером, пока Марко лежал и смотрел в окно на уличный фонарь, ему казалось, что он слышит каждый омнибус или кеб, прокативший по улице. Невольно он думал о людях, которые едут в них или на них, и о прохожих, торопливо идущих по улице. Интересно, как бы они отнеслись к тому, что в одном из ветхих домов, мимо которых они проезжали и проходили, живут люди, имеющие самое непосредственное отношение к битвам, о каких они читали в ежедневных газетах. Да, это обязательно должно иметь отношение к войне, если такой важный дипломат и спутник короля тайно является к ним в дом поговорить с патриотом Самавии.
Марко, лежа на своем шишковатом матрасе, почти слышал стук сердца, думая об этом. Да, еще прежде чем он подойдет к незнакомцу, надо как следует его разглядеть. Надо знать точно, что это действительно тот самый, нужный ему человек. Игра, которую он сам себе придумал и в которую так давно играл, стараясь запоминать места и лица ясно и в подробностях, оказалась замечательным способом тренировать память. Если бы он умел и рисовать, то сейчас бы, несомненно, набросал это умное лицо с орлиным профилем и острым, пронзительным взглядом, выразительно очерченным и крепко сжатым ртом, который был создан словно для того, чтобы
вечно хранить тайны. Ах, если бы он умел рисовать, снова и снова повторял про себя Марко. Но он же умел, может быть, не очень искусно, даже грубовато, но умел. Он же всегда срисовывал то, о чем хотел потом спросить у отца. Он даже зарисовывал лица людей, и отец говорил, что у него есть, правда, неразвитая еще, способность схватывать сходство. Может быть, вот сейчас, по памяти сделать набросок и того лица и показать отцу, чтобы не было сомнений, узнает ли он того человека.
Марко вскочил с кровати, подошел к столу около окна, где лежали бумага и карандаш. Свет уличного фонаря был достаточно ярок, чтобы он видел, что делает.
Встав на одно колено около стола, Марко начал рисовать. Примерно двадцать минут он рисовал, не отрываясь, и уже разорвал два или три неудачных наброска. Пусть рисунок неуклюж, главное, передать тот значительный взгляд, умный, без хитрости, исполненный чувства собственного достоинства. Было нетрудно нарисовать выразительные, аристократические черты. Лицо обычное, не с таким резко выраженным профилем, нарисовать было бы даже труднее. Марко изо всех сил старался передать каждую черту внешности, которая словно фотографический снимок отпечаталась у него в памяти. Постепенно он убеждался, что сходство становится все более явным, а вскоре оно стало просто поразительным. Любой, кто был знаком с тем человеком, узнал бы его. Марко встал, прерывисто и радостно вздохнув.
Не надев ботинок, он бесшумно прошел по комнате и столь же неслышно открыл дверь. Беззвучно он спустился по лестнице. Хозяйка комнат, сдаваемых внаем, уже легла спать, а также все остальные квартиранты и служанка тоже. Все огни были погашены, кроме того, что горел в комнате отца. Марко видел это по узкой полоске света, пробивавшейся из-под двери. Еще совсем маленьким ребенком он был приучен подавать особый сигнал, если хотел поговорить с Лористаном.
Стоя у двери, он и сейчас подал его: тихое царапанье два раза и затем легкий стук. Дверь отворил с обеспокоенным видом Лазарь.
— Еще не время, господин, — сказал он едва слышно.
— Знаю, но мне надо кое-что показать отцу.
Лазарь впустил его, и Лористан, сидевший за письменным столом, вопросительно взглянул на сына.
Марко подошел к нему и положил на стол набросок.
— Посмотри, — сказал он, — я его достаточно хорошо запомнил, чтобы нарисовать по памяти. Я вдруг подумал, что ведь смогу сделать что-то вроде портрета. Как ты думаешь, он похож?
Лористан внимательно разглядывал набросок.
— Да, и очень. Теперь я совершенно спокоен. Спасибо, соратник. Это была хорошая мысль.
И мальчик почувствовал по тому, как отец сжал его руку, что он действительно успокоился, и отвернулся, чтобы не выдать радостного волнения.
Когда он пошел к двери, Лористан сказал:
— Как можно усерднее развивай свой дар. А дар у тебя есть. И твоя память действительно хорошо натренирована. Чем больше ты станешь рисовать, тем лучше. Рисуй все, что сможешь.
Когда Марко снова лег, уже ничто — ни свет уличных фонарей, ни шум, ни собственные мысли не мешали ему заснуть, но, прежде чем опустить голову на подушку, он отдал себе команду. Он и читал, и слышал от Лористана, что сознание может контролировать тело, если человек это знает и действительно этого желает. Он и сам проделал над собой несколько опытов и обнаружил несколько занятных последствий. Во-первых, если он велел себе запомнить что-то определенное в определенное время, он действительно это помнил. Что-то в мозгу Марко срабатывало и напоминало ему. Вот, например, он нередко приказывал себе проснуться в определенный час, и он действительно просыпался почти вовремя.
«Я буду спать до часу ночи, — сказал он себе и закрыл глаза, — а затем проснусь совершенно бодрым и свежим. И совсем не буду хотеть спать».
И Марко так крепко заснул, как может спать только мальчик, но в час ночи он проснулся и увидел, что уличный фонарь все еще горит. На столе были дешевые круглые часы, и он мог видеть циферблат. Марко чувствовал себя совсем отдохнувшим и полным сил. Сна не было и в помине. Его эксперимент снова удался.
Он встал и оделся, затем так же беззвучно, как раньше, спустился по лестнице, неся башмаки в руках. Он хотел их надеть только у порога. Он снова поскребся в отцовскую дверь, и ему открыл Лористан.
— Я могу идти? — спросил Марко.
— Да. Тихо и медленно перейди на противоположную сторону улицы, зорко оглядываясь по сторонам. Нам неизвестно, откуда он появится. Сказав ему пароль, сразу же возвращайся и ложись спать.
Марко отдал честь, как солдат, получивший приказ, и, ни секунды не мешкая, бесшумно выскользнул из дома.
Лористан снова вошел в комнату и остановился посередине. Его высокая фигура казалась сейчас особенно прямой и величественной, а глаза горели внутренним огнем, словно что-то его глубоко тронуло.
— Да, этот человек растет для блага Самавии, — сказал он Лазарю. — Хвала Господу!
Лазарь ответил ему тихо хриплым голосом и очень почтительно отдал честь.