— Пойду за водой, — сказал Дор, выбираясь из-за стола.
— Далеко? — спросил Дан.
— Нет. С полвенты. — Дор накинул старую куртку, наброшенную на спинку стула, и вышел.
Вернулся Поэт.
— А где Лесса? — поинтересовался Дан. Обычная при встречах после долгой разлуки натянутость тяготила его.
— На кухне. Моет посуду. — Поэт плюхнулся на стул и испытующе уставился на молча стоявшего у окна Марана. — Ну? Что скажешь?
Тот пожал плечами.
— Никогда не женюсь, — заявил Поэт убежденно. — Даже под страхом смерти. Даже если помешаюсь от любви. Никогда.
— Это не просто брак, — сказал Маран хмуро. — Гармония.
— С ней?!
— Каждому свое.
— Дор не каждый. Ты уверен?
— Да!
— Я подозревал. Но сомневался. Вернее, надеялся, что…
Маран покачал головой.
— Кончено, ставь крест.
Дан слушал эти отрывочные реплики чуть обалдело. Вроде все понятно, и все непонятно. У него возникло ощущение, что тут кроется нечто ему неизвестное, но интуитивное чувство деликатности помешало задать вопрос.
— Но выбор…
— Не его.
— Думаешь?
— Поэт, ты что, ослеп?
— Потому-то его и перекосило.
— Перекосило это слишком сильно сказано. Неизвестно, как вел бы себя на его месте ты. Или я. Нам трудно себе представить чувства человека, заложниками лояльности которого являются жена и будущий ребенок. При любом раскладе — даже самом обычном браке. Так что если он захочет быть в стороне — это его дело. Я ему не судья.
— Что ты говоришь, Маран? Что значит — захочет быть в стороне?
— Именно это и значит.
— В стороне от чего?
— В первую очередь, от меня. Я уже говорил Дану, что я опасный спутник. Скажу и Дору. Тебе вот не говорю.
— Не хватало еще, чтоб ты сомневался во мне.
— В тебе — нет. Собственно, и в них нет. Просто не хочу подводить. Зря мы вообще сюда явились.
— Вас кто-нибудь видел? Как вы шли? Через центр?
— Мы не шли, мы ехали. Нас подвезли. Правда, мы слезли достаточно далеко…
— Кто вас подвез?
— Люди.
— Ты остановил незнакомый мобиль?
— Первый попавшийся, — сообщил Дан злорадно.
Маран холодно взглянул на него.
— Никак ты трусишь, Даниель? Не думаешь же ты, что двое немолодых мужчин могли одолеть нас двоих — тебя и меня?
— Нет, не думаю. Но они могли узнать и донести. И, кстати, один из них тебя узнал.
— Да. Но он не донесет.
— Надеюсь…
Дан вспомнил лицо сидевшего за рулем полноватого, чуть седого мужчины. Взяв неожиданных пассажиров, он только спросил, куда они едут, кивнул и плавно тронулся с места. В районе Крепости он сделал солидный крюк, объехав ее на почтительном расстоянии, на недоуменное замечание своего спутника ответил репликой «короткий путь не всегда ближе», за всю дорогу ни разу не заговорил с подобранными в столь пустынном месте попутчиками, не поинтересовался, что они делали в горах спозаранку. Дан с Мараном тоже помалкивали, только спутник водителя долго и нудно повествовал о чем-то сугубо семейном — дрязги с женой, ссоры с детьми, вроде того. И только высадив этого брюзгу на одной из окраинных улиц Бакны, водитель обернулся к Марану и спросил с неожиданной теплотой в голосе:
— Куда вас везти?
— Честно говоря, нам надо на другой конец Бакны, — откликнулся Маран. — В район Въезда. Высади нас поближе к нему, где тебе удобнее.
— Ну что ты, — сказал водитель, внимательно глядя на него. — Я тебя довезу не то что на другой конец города — на другой конец страны, если тебе это понадобится. Я не знал, что ты в Бакнии, Маран.
Маран улыбнулся.
— А я не в Бакнии, — сказал он спокойно. — Во всяком случае, пока.
— Нет так нет, — улыбнулся и его собеседник. И повез их через весь город, на Въезд. Молча. И только затормозив там, где ему указал Маран, он вынул из нагрудного кармана рубашки блокнот и ручку, вырвал листочек, нацарапал на нем что-то и протянул Марану. — Мой адрес. Я инженер с завода «Мобиль». Если пригожусь, буду рад. — Он крепко пожал Марану руку и сразу отъехал, словно желая продемонстрировать, что его не интересует направление, в котором его пассажиры двинутся дальше.
— Возможно, он и не донесет, — упрямо сказал Дан, — но ты не мог знать это заранее.
— Невозможно все знать заранее. Будет так, а не иначе. Ты уж примирись с этим, Дан.
— Но зачем бессмысленно рисковать?!
— Пойми, Дан, я хочу видеть, как люди ко мне относятся. Я не могу играть вслепую. Слишком высока ставка… Поэт, у тебя случайно нет вестей от Мита?
— Почему случайно? Конечно, есть.
— Ну тогда начнем с Мита.
— В сущности, — бросил Маран небрежно, — вся эта ерунда не стоит того, чтобы о ней спорить.
Ила Лес сдвинул брови.
— Ерунда?
— Разумеется. Какая разница, Правление выбирает Главу или Собрание. Да пусть хоть вся Лига! Чушь. На деле главу государства должен выбирать народ. Граждане страны, а не члены Лиги.
Ила Лес уставился на Марана.
— Странные у тебя идеи. Первобытные какие-то…
— Почему первобытные? — спросил Маран.
— Ну как же! Если я правильно помню, очень давно, в те времена, когда люди жили, в основном, охотой, племена себе вождей выбирали. В особых случаях, конечно, например, когда прежний вождь умирал, не оставив достойных потомков. Тогда да, все мужчины племени собирались у костра и орали до тех пор, пока кому-то не удавалось перекричать других… Ты предлагаешь что-то в этом роде?
— А почему нет?
— Не смеши меня! Этот обычай отброшен тысячи лет назад.
— Разве это доказывает, что он плох? Разумеется, речь не о том, чтобы всей Бакнии собраться… у дворца Расти. И орать. Или тянуть вверх руки.
— Это я понимаю, — уронил Ила Лес. — Можно придумать более цивилизованную процедуру. И однако…
— Однако?
Ила Лес помолчал, потом вздохнул.
— Знаешь, что? Давай поговорим откровенно. Сделай мне одолжение, скажи прямо: ты действительно не понимаешь или притворяешься?
— Чего я не понимаю? — Маран притянул к себе цветущую первым цветом благоухающую ветку каоры и с наслаждением, истинным или притворным, вдохнул ее аромат.
— Того, что устроить такого рода выборы для Лиги означает потерять власть.
— Почему же? — лениво поинтересовался Маран.
Ила Лес не ответил.
Маран резко выпустил ветку… та, изогнувшись, хлестнула огромный куст, частью которого была, засыпав мелкими белыми цветами садовый стол и грубую керамическую посудину с остатками таны, на деревенский манер смешанной с вываренным в растительном масле зерном… отодвинул тревожно скрипнувший табурет и встал.
— Не хочешь говорить? Тогда скажу я. — Он знакомым Дану решительным жестом засунул руки в карманы, и вся его высокая фигура выгнулась, как давешняя ветка, казалось, сейчас он распрямится и хлестнет. — Потому что Лига потеряла доверие народа. Потому что результатом ее правления явились всеобщее разорение, окончательное обнищание и голод, сотни снесенных айтов и взорванных дворцов, тысячи сожженных книг и картин, писатели и ученые, художники и музыканты, лишенные не только возможности творить, но и права дышать. Потому что Лига разрушила в стране все, что поддается разрушению. Потому что на совести Лиги жизни двух с половиной миллионов бакнов.
— Не на совести Лиги, а на совести Изия. Изия, Лайвы, какой-то части функционеров, но не на совести Лиги.
— Ошибаешься, Ила. Именно на совести Лиги. Разве не Лига отдала власть в руки Изия и его функционеров?
— Он захватил власть обманом и интригами. При чем тут рядовые члены Лиги? Они виноваты не больше, чем ты или я.
— А ты считаешь, что я или ты не виноваты? Счастливый ты человек! — Маран горько усмехнулся. — Лично я не могу о себе этого сказать. Правда, я тогда мало что значил, но в меру своих слабых сил я тоже помог Изию… хотя бы тем, что не помешал ему утвердиться во власти… Как, впрочем, и ты.
— А что я мог сделать? — проворчал Ила Лес. — И вообще, что сейчас об этом говорить. Есть вещи более насущные.
— Да?
— Да! Тогда, после смерти Рона все смешалось, ни я, ни тем более ты ничего не могли, но что касается Лайвы… У тебя в руках была судьба страны, будущее народа — а ты? Чистоплюй! Против совести, видишь ли, не пошел…
— Не против совести, а против закона, — зло прервал его Маран.
— Чепуха! Совесть спас, а дело погубил! А все было так просто. Арестовать Лайву и его приспешников, обнародовать их преступления и тут же казнить виновных. Убрать! Как они других убирали. И все.
— И все, — повторил Маран с иронией. — Так просто!
Ила Лес промолчал.
— Ну что ж, — сказал Маран сухо. — Мы поехали. Вставай, Дан.
— Погоди! Объясни мне еще одно: зачем тебе эти выборы? Лично тебе. Чтобы вернуть власть? Но она у тебя была. Ты сам ее отдал.
— Это совсем не та власть. Да и не во мне дело. Я сыт этой властью по горло, если хочешь знать. Мне она не нужна. Я не о себе забочусь… Нам пора ехать.
— Не морочь мне голову. Хочешь сказать, что ты проехал две сотни вент лишь затем, чтобы приятно поболтать со мной на теоретические темы?
Маран только улыбнулся.
— Маран! Ты же меня знаешь. Я многое могу вложить в дело, в которое верю. Чего ты добиваешься? Ладно, выскажусь до конца. Против Лиги и против идей, которые олицетворяет Лига, не пойду. В остальном — можешь на меня рассчитывать.
— Против идей, которые олицетворяет Лига, — задумчиво проговорил Маран. — Всех идей, Ила?
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду тезис о Великом освободительном походе.
Ила Лес взглянул недоуменно.
— По-моему, эта тема неактуальна. Правда, Лайва много болтает по этому поводу, но пока в его руках нет реальной силы, которая позволит одолеть стольких противников.
— А если она появится, эта сила?
— Откуда? Ты о сверхоружии, о котором он недавно докладывал на правлении? Великий Создатель! И ты в это веришь?
— Так ты думаешь, это пустая болтовня? — спросил Маран.
— Конечно! Просто Лайве надо дурить народу голову.