60 денаров
Когда он вошел в кафе, где журналисты из всех редакций собирались, чтобы недорого поесть и послушать свежие сплетни, из угла ему помахал Коле. Он сидел с несколькими девушками и что-то им рассказывал, постоянно подмигивая и размахивая руками.
Бояну с трудом удалось пересадить его за другой стол и объяснить, что пришлось иметь дело с серьезными вещами. Он кратко рассказал ему о встрече на Костоперской скале, находках черных копателей, о том, что будет необходимо выяснить. Коле попытался что-то записать в блокнот, но Боян объяснил, что о публикации чего-либо из рассказанного и речи быть не может.
— Понимаешь, — сказал Боян, — ставки очень высоки. Может быть, мы на пути к сенсационному открытию. Египтяне были здесь и, как знать, может, еще до Александра Македонского!
Коле воодушевленно слушал, но Бояну показалось, что тот не в состоянии полностью понять то, что Боян ему говорит. В какой-то момент Боян остановился и уставился на него.
Коле с улыбкой потер лоб и виски.
— Маленько перебрали вчера, — сказал он кисло. — Я вообще не спал.
— Послушай, — сказал Боян. — Нам надо действовать как можно быстрее. Первое — отправь эту фотографию факсом в Каирский Национальный музей и попроси их перевести надпись. Найди номер их факса в Интернете, или еще где-нибудь, пошевели мозгами. Желательно отправить вместе с сопроводительным письмом из какого-нибудь министерства. Второе — сходи в Институт географии и попроси их выяснить, к какой части Македонии относится эта карта. И третье — спроси в французском посольстве, кем был тот Розалье, полковник французской армии в Македонии во время Первой мировой войны. И все это срочно. Получишь первоклассную сенсацию, понял?
Коле смотрел на Бояна мутным взглядом. Девушки с другого столика позвали его, а одна из них подошла, опустила руку на плечо Бояна и наклонилась к нему, щекоча волосами ухо.
— Нехорошо, что вы забрали у нас Коле, — сказала она. — Мы не против, приходите к нам и вы вместе с ним. Расскажете нам о землекопах.
— Землекопы туннели копают, — таинственно прошептал Боян.
— Туннели? — весело воскликнула девушка.
— Это из Рацина, — сказал Боян. — Относится к членам его партии. Они копали туннель. По нему они и привели нас сюда. Потом уже не знали, куда идти.
Девушка выпрямилась с оскорбленным выражением лица.
— Я имела в виду землекопов, которые ищут золото.
— В другой раз, — улыбнулся Боян и встал. — Позвони мне, как только будут какие-нибудь результаты, — сказал он Коле и вышел из кафе.
Боян шел по главной улице в тени маркиз, которые защищали витрины. Проходить сквозь их голубоватую прозрачность было приятно, но зато в промежутках между ними солнце сверкало, как будто взмахивало лезвием перед незащищенными глазами. Он шел с восточной стороны площади, переходя от одной тени диких каштанов к другой; на стульях перед «Метрополем» под навесами от солнца сидели бывшие политики и читали газеты.
Он перешел реку по Каменному мосту и нырнул в ярмарочную пестроту Старого базара. Но на этот раз у него не было чувства, что он входит в закрытый мир, отделенный невидимыми границами от остальной части города: утро было временем, когда таинственные связи между действиями были прикрыты показной обыденностью, вся неоднозначность вещей утратила свое второе, глубинное значение, и перед глазами Бояна предстали самые обычные лавки и ремесленные мастерские, а в товарах, которые в них продавали, и в действиях, которые в них совершали, не было ничего необычного.
В музее он нашел Елизавету — они вместе изучали историю искусств и увлекались кино; потом она стала куратором музея и погрузилась в науку. Она была в очках с толстой оправой и, как всегда, очень театрально играла роль ученой дамы. При этом Елизавета все еще была весьма красива и умела это подчеркнуть. Боян подробно расспросил ее о следах египетской цивилизации на македонской земле, хотя и сам прекрасно знал, что все это, много веков спустя обнаруженное, не имело особой ценности. Среди находок оказались: несколько статуй Исиды, привезенных римскими легионерами, которые служили в армии на краю пустыни, лицом к лицу с варварами, чтобы потом получить клочок плодородной земли в Македонии, поселиться здесь и спокойно прожить старость. Несколько пузырьков цветного стекла для благовоний, возможно, привезенных из Александрии. Такие товары продавались в Средиземноморье повсюду.
— А надписи какие-нибудь находили? — осторожно спросил Боян.
— По-моему, в Филиппах нашли какую-то надпись на скале, — пыталась вспомнить Елизавета. — Но здесь у нас пока ничего не обнаружили. Тебя что, охридские цыгане наняли, чтобы ты выяснил их происхождение?
Они бродили по античному отделу музея, и Боян заметил, что нескольких вотивных стел, посвященных Митре, нет на месте.
— Мы отправляем их в Афины, — объяснила Елизавета. — Там будет большая выставка «Культ Митры на Балканах». Вспомнили и о нас.
Действительно, перед входом в музей стоял грузовик, в который рабочие грузили большие деревянные ящики.
— Значит, египтяне не бывали на Балканах? — поинтересовался Боян.
— Похоже, они были довольно закрытым народом, — ответила Елизавета. — И не имели склонности к путешествиям и открытиям. Они доходили до некоторых греческих островов, вероятно, в поисках олова. Понимаешь, олово им было нужно, чтобы укрепить медь, без этого не получишь бронзы. Статуя Ники Самофракийской была воздвигнута в честь небольшой победы греков в столкновении с такой египетской экспедицией, которая открывала шахты на Кипре. А ты почему этим заинтересовался? Пишешь о связях Македонии с Египтом? Рога Амона на голове Александра — что-то типа этого?
— Ну, никогда не знаешь, что может пригодиться, — пробормотал Боян. — Я просто так спросил.
Он весело подмигнул ученой хранительнице и вышел из музея.
Был почти полдень: Старый базар функционировал в каком-то сдержанном ритме, пульсировал скрытой энергией, которой не было в других частях города. Боян взглянул на витрины ювелирных лавок — среди товаров, привезенных из Стамбула, было много исламских символов, но иногда можно было увидеть китайский знак тайцзи с противоположными элементами инь и янь, выполненными в черно-белой эмали; в одной витрине он увидел даже египетский анх, на котором был распят Христос. Как всегда в этих местах, символы соприкасались, перемешивались и переплетались, принося свои послания издалека и шепча на ухо тому, кто был готов остановиться и выслушать их.
Перед Бояном шел человек в черном костюме — посреди летнего полудня он казался чудаком, который выпал из другого времени и использовал настоящее время как более короткий путь, который позволит ему погрузиться в отдаленный и неведомый момент прошлого.
Бояну он показался знакомым. Сделав несколько быстрых шагов, Боян поравнялся с человеком в черном: точно, это был копировщик амулетов — и его черная сумка была при нем.
Мужчина посмотрел на него: их глаза встретились, и Боян сразу понял, что тот узнал его. Боян попытался дружески улыбнуться; человек в черном костюме отвел взгляд, отсутствующе посмотрел куда-то вперед и крепче прижал к себе сумку.
Некоторое время они шли бок о бок. Боян попытался снова встретиться с ним взглядом, чтобы завести разговор, но человек в черном неотрывно смотрел прямо перед собой с оскорбленным выражением лица. Губы его были поджаты.
— Эй, ты не меня ищешь? — помахал ему рукой Максуд, выйдя из лавки с хозяйственными товарами.
— Нет, — сказал Боян, приостанавливаясь. — Просто мимо шел.
— А ты что, знаком с шейхом? — спросил Максуд. — Знаешь его?
Боян пожал плечами, будто не понимая.
— Ты с ним не того, не очень-то… — сказал Максуд. — А то он тебе узел скрутит, и все, ты готов.
— Что еще за узел?
— Как на шарфе, рубашке, на чем угодно. Завяжет узел и положит его в могилу в текийе. Тогда конец — жизни тебе не будет. Ты связан.
— Магия, что ли?
— Не знаю, что это — но что-то он делает… Есть новости?
Боян покачал головой.
— Если будет что-нибудь, ищи меня здесь. Я в лавке помогаю, подрабатываю. Просто спроси Максуда…
— Послушай, — вспомнил Боян. — Зачем вам этот слепой, который в очках? Зачем вы его с собой возите?
— Он все видит, — уверенно сказал Максуд. — Хотя и слепой. Видит то, чего мы не видим, понимаешь? Где что закопано, где спрятано…
— А этот Димче?
— Он в металлоискателях разбирается, которые показывают, где есть золото. Но Джемо не очень ему доверяет, просто так его держит.
Боян кивнул.
— Хорошо, что ты не сказал на горе, что видел этот кусок у меня, — прошептал Максуд. — Этот Джемо меня бы убил. А кусок мне дала его дочь — она моя жена, понимаешь.
— Эта девушка в крепости…
— Ну, да. Это моя жена. Пришлось на ней жениться — Джемо надавил, угрожал мне. А я просто так, чуть-чуть, в шутку… Она все вилась вокруг меня, а я…
Из двери лавки вышел продавец, с любопытством посмотрел на Бояна, затем позвал Максуда.
— У меня сейчас работа, — сказал Максуд. — Увидимся. Если что, просто приходи.
Боян пошел дальше по базару. Проходя вдоль южной стены бывшего Крытого рынка, он вспомнил Эванса: знаменитый кносский археолог, гуляя по Скопье, остановился перед этой стеной, думая, что видит остатки какого-то византийского здания. Вещи здесь смешиваются, порой принимая черты прошлого и перенося их в другое время, сплетаясь в труднопонимаемый палимпсест; стена все-таки была турецкой.
Пока Боян дремал на диване, над городом собиралась вечерняя гроза. С запада наползали густые облака, воздух становился все тяжелее, листья на деревьях нервно дрожали — как испуганное животное, которое не доверяет гладящей его руке. Все замерло: уличный шум, казалось, затих, дети бросили свои игры, чириканье воробьев на ветках стало отрывистым. Город будто погрузили на дно гигантского аквариума, и его накрыла подводная тишина.
Потом порыв ветра поднял пыль, взлетели юбки, сохнувшие во дворе, грохнула от сквозняка дверь, кто-то крикнул, все вокруг потускнело.