была окутана обманчивым иллюзорным светом. Четверо шли по полутемным переулкам — сначала мастер Климе, затем Боян и Томе, в конце будущий парикмахер, который все время хотел быть рядом с Бояном, но под строгим взглядом мясника вынужден был возвращаться назад, к хвосту процессии. И хотя все это, по мнению Бояна, было бессмысленно и просто смешно, даже он не мог не проникнуться значительностью момента — в их поисках зарытых сокровищ было что-то торжественное, гротескно-пафосное и грустное.
— А что же мы инструменты не взяли? — спросил Боян.
— Нас у базилики Святого Эразма будет ждать Спасе, — поспешил сообщить Миле, он хотел добавить что-то еще, но Томе повернулся к нему с движением латника, которого укусила оса, и Миле замолчал.
Действительно, на дороге, ведущей в Стругу, у подножия базилики Святого Эразма стоял «Фиат-101» с потушенными фарами. Когда они подошли ближе, из машины вылез рыжеволосый мужчина в форме лесника с как минимум недельной щетиной, потянулся, выругался и открыл багажник.
— Целый час жду, — недовольно пробормотал он. — Два раза полиция проезжала. Не хватало только, чтобы они остановились и спросили меня, какого черта я тут делаю.
— Да ладно тебе, — сказал мясник. — Мы ждали, пока стемнеет.
— А если бы меня тут поймали — прощай, работа! У тебя-то есть лавка, тебе все равно.
Они вытащили инструменты из багажника, оглядываясь и прячась за машиной, когда по дороге кто-нибудь проезжал.
— Ну, давай, с Божьей помощью, — сказал мастер Климе. — Пошли.
— Помоги нам, святой Климент, — сказал Томе.
Они поднимались, продираясь через поросль — шли наобум, запинаясь о корни и обходя скалы. Ночь была теплая — пахло травой, нагретой за день пылью, высохшими на солнце коровьими лепешками. Склон был крутой, и подъем оказался трудным — не было даже тропинки, и они пробирались сквозь колючие кустарники, пытаясь идти хотя бы приблизительно в нужном направлении.
— Надо левее, — просипел Томе, — левее, не то мы спустимся в долину.
— Молчи, — повернулся к нему лесник. — Климе ведет, он знает, куда идти.
Боян помнил, что на вершине холма находятся руины какой-то каменной стены — прежде чем обосноваться на месте, где сейчас находятся Самуиловы башни, первые жители Охрида сначала выбрали для своего проживания именно этот холм. Но холм, который не казался таким уж большим, если смотреть снизу, похоже, теперь вырос, по крайней мере, вдвое. Несколько раз мастер Климе останавливался — переводил дыхание, кашлял, держась за грудь, сипя и хрипя, как будто кто-то проткнул воздушный шарик. Под ними по дороге проезжали машины, освещая путь короткими полосками света. Вдалеке виднелись огни города, и небо там было светлее, озеро же не просматривалось — на его месте была только черная тьма.
На вершине холма открылась поляна. На ней возвышался кусок стены из больших камней, обросших дикими растениями.
— Вот, здесь, — сказал Климе, тяжело дыша. — Тут я нашел план. Теперь ты, археолог, главный. Ты будешь нам указывать и вести.
Все повернулись к Бояну. Молча смотрели на археолога с холодным любопытством, в котором сквозило что-то враждебное и угрожающее.
Боян достал из кармана плитку и ритуальным движением показал ее всем по очереди, поднося к глазам. Мастер Климе держал в руках свой драгоценный кусок шлака, сняв с него тряпку, в которую тот был завернут, и подняв над головой, как реликвию — тайну тайн.
— Нас могут увидеть с дороги, когда мы стоим на фоне неба, — пробормотал лесник. — Давайте лучше пригнемся.
Все встали на колени у стены. Момент был торжественным. Взгляды устремились на Бояна.
Боян откашлялся. Потом осторожно поднес плитку к драгоценному шлаку в руках мастера Климе. Медленно, делая долгие паузы между словами, он произнес звучную фразу, загадочность которой темная ночь делала еще сильнее.
— Сатор, арепо, тенет, опера, ротас, — отчеканил Боян.
— Что он говорит, что он говорит? — тихо спросил Миле, но кто-то сзади шикнул на него, и он замолчал.
— Абаддон, — сказал Боян. — Гермес Трисмегист, Тот и Абракас. Адрамелех, Амдусиас, Аамон.
Никто не шевелился.
— Белиал, — тихо продолжил Боян. — Асмодей, Вельзевул, Бельфегор, Азазель.
Ночь становилась все гуще, на землю давило ужасное черное небо, лес словно ежился, когда произносились эти имена.
— Ипос, Астарот, Малфас, — цедил сквозь зубы Боян.
Легкий ветерок прошелестел по листьям кустов.
— Марбас, Наберус, Бегемот, Люцифер.
Боян заметил, что мастер Климе перекрестился.
— Абигор, Аластор, Алосер! Багаба лака башабе — ламак кахи ашабе!
Наступила долгая тишина — густая, тяжелая тишина, полная ожидания. Казалось, она будет длиться вечно.
И тут появились они. Страшно было видеть, как медленно сгущаются неуклюжие темные языки ночной магмы, как они отделяются от темноты и появляются на полянке. Это были уродливые фигуры, зыбкие, все еще не до конца сгустившиеся куски темноты, вырисовывавшиеся на фоне немного более светлого неба, зародыши каких-то безымянных существ, безголовых, липких и вязких. Они медленно продвигались вперед, нерешительно меняя направление следования, словно не решаясь выйти на полянку.
Потом стали слышны их голоса. Сначала это были просто звуки, неясные возгласы, шум ударов. Потом чей-то голос сказал: тут!
Послышался металлический лязг. Неясные создания превратились в людей, что-то несущих — блеснули заступы и лопаты.
— Должно быть здесь, — сказал один из них. — Поспешим! Впереди много работы.
— Ты уверен, что это здесь? — спросил другой голос.
— Так на плане, — ответил первый голос. — Написано: в десяти шагах от стены.
И говоривший стал отсчитывать шаги от отмеченного места к стене, за которой сидел Боян. Еще несколько шагов, и они окажутся лицом к лицу.
— Стоять! Полиция! — заревел владелец мясной лавки и встал за стеной. — Сдавайтесь!
За ним, будто кто-то нажал кнопку на коробке с механическими чертенятами, стали выскакивать другие.
Темные силуэты пришедших колебались лишь одно мгновение. В следующее они уже рванули в темноту. Они бежали, как стадо диких кабанов, с воем, не разбирая ничего перед собой, ломая кусты, оказавшиеся у них на пути.
— Стоять! — ревел Томе, вытаскивая откуда-то ужасный мясницкий нож. — Стой, или я стреляю!
Боян вспомнил про фонарь, который нес, и зажег его. Но было поздно — убегавшие уже исчезли в кустах и, пряча головы, напролом продирались сквозь заросли. На мгновение Бояну показалось, что он видит знакомое лицо, заросшее черной бородой, но видение было молниеносным и недостаточно ясным — уже в следующий миг на том месте только качались ветви можжевельника.
— Обходи их справа! — закричал лесник, как будто он ловил дюжину незаконных лесорубов, застигнутых на месте преступления.
— Держи их! Держи, — кричал ученик парикмахера с пьяным ликованием в голосе. — Эге-гееей!
Был слышен только топот людей, бегущих вниз по крутому склону, не глядя, куда ступают, шум ломающихся веток, грохот падения, стоны и ругательства.
— Держи их! — закричал и Миле громким голосом, забыв про заикание. — Держиииии!
Звуки панического бегства терялись в долине, раздаваясь во тьме все тише и пропадая под землей. Вдалеке прокричала ночная птица. Потом наступила тишина.
— И эти узнали про наше место, — с ненавистью сказал Томе и плюнул. — Какие только отбросы ни бродят по горам ночью!
— Дикие люди, — сказал Миле, глупо гримасничая. — Но мы их сделали!
Все стояли неподвижно, будто остолбенели, с трудом веря в то, что произошло несколько минут назад, совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки.
Боян наклонился и поднял лист бумаги, едва различимо белеющий на земле. Увидел, что это был какой-то план, и сунул его в карман.
— И что теперь? — спросил Томе.
— Ничего, — сказал мастер Климе с отчаянием обессилевшего старика и тоном обиженного ребенка, лишенного любимой игрушки. — Пойдем, пока они не вернулись. Сегодня не до работы.
И он завернул свой шлак в тряпку.
Все молчали, только мастер Климе однажды повернулся к Бояну и тихо спросил:
— Кто были те, кого ты перечислял?
— Я забыл Форкаса, — сказал Боян. — А он самый важный. Он помогает тем, кто ищет клад.
Майя взбивала в миске яйца, собираясь жарить омлет; на сковородке уже шкворчали ломтики бекона и мелко нарезанные кубики яблока. У нее под блузкой не было бюстгальтера, и небольшие груди подпрыгивали в такт движениям.
— Тебе очень идет взбивать яйца, — сказал Боян, войдя на кухню. — Я чувствую желание отложить завтрак и пригласить тебя снова в кровать.
— Сначала завтрак, — строго сказала Майя. — После таких приключений ты наверняка страшно голоден.
— Ох, — сказал Боян, — что за ночка была! А эти дураки даже карту потеряли, смотри!
Майя наклонилась над картой, которую Боян разложил на столе. Боян воспользовался моментом, чтобы сунуть руку ей под юбку и погладить по заднице. Майя внимательно разглядывала карту, но когда пальцы Бояна стали слишком предприимчивыми, она несколькими змееподобными движениями высвободилась от прикосновений и отошла в сторону.
— Я могла эти яйца тебе на голову вылить! И бекон сейчас сгорит! Ну, может, уже хватит?
— Мне так нравится, когда ты злишься!
— Давай серьезно. Иначе мы никогда никуда не доберемся.
И Майя вылила взбитые яйца на бекон и яблочные кубики, потом все перемешала — ароматное облако поднялось и проплыло по кухне. Затем она разделила содержимое сковороды на две части: побольше — Бояну, поменьше — себе, поставила на стол тарелки, стаканы с апельсиновым соком, нарезанный ржаной хлеб.
— Карта — фотокопия? — спросила Майя.
— Да. С болгарской военной карты. С добавленными направлениями, как дойти до места, и с какими-то знаками, стрелками, тропами, обозначенными пунктирными линиями. Кто-то производит их оптом.
— Значит, есть спрос. Все вдруг стали золотоискателями. Аляска. Чаплин съел свой ботинок, помнишь? Вместе со шнурками!