— Все в порядке, Юрий Юрьевич! — весело крикнула Ирина. — Сейчас вот простимся — и поедем.
Подошли к машине, Турецкий дружелюбно протянул ладонь:
— Турецкий.
Охранник помедлил и пожал, но не назвался. Рука у него была крепкой. Он покрутил головой и спросил:
— А где ж ваша охрана? Сыскари-то куда подевались? Все тут были… — Он, похоже, несколько растерялся.
— Они дома спят давно, — смеясь, ответила Ирина.
Охранник помолчал, оценивая ситуацию, и вдруг кинул:
— Ну ты даешь, Турецкий!
— Я ему уже это говорила, — подтвердила Ирина. — Все, прощаемся.
Они стали целоваться с Елизаветой. А Турецкий заметил:
— Возвращаем, Юрий Юрьевич, в лучшем виде. В целости и сохранности. В трезвом уме и твердой памяти. Счастливый человек! Такую женщину охраняете!
— А вам что мешает? — воскликнула Ирина.
— Что? Да будь я помоложе, бросил бы все и пошел в охрану! Ну, рад был знакомству! Если Бог даст да еще хорошо повезет, встретимся, а?…
Машина уехала. Лиза прижалась к Турецкому, плечи ее дрожали, будто от озноба.
— Тебе холодно?
— Нет. Просто трясет отчего-то…
— Устала? Напряжение, я понимаю.
— Да ни черта ты не понимаешь!.. Она спрашивала.
— Прекрасно. Надеюсь, ты оказалась на высоте?
— Не уверена.
— Почему?
— Потому что… ты так вызывающе вел себя! Как ты мог оказывать ей такие знаки внимания?! И при мне! На глазах!..
— Сбавь эмоции, — улыбнулся Турецкий и сжал ее плечи. — Так в чем дело?
— Она стала спрашивать. Все, как ты говорил. Я отвечала. Но потом… когда она спросила… про тебя, я не могла сдержать себя и неожиданно призналась ей в нашей близости… Я понимаю… — Она понурила голову.
Турецкий помолчал, потом взял ее лицо в обе ладони, приподнял и сказал в самые губы:
— Клянусь тебе всем святым, я не мог просить тебя о таком одолжении. А теперь я окончательно успокоился.
— Ты не сердишься? — изумилась она.
— Напротив! Ничего лучше сказать ты не могла. Они теперь все про меня знают. И от тебя отстанут. А что можно требовать от людей, которых интересует лишь одно?
— Что ты имеешь в виду? — посерьезнела она.
А Турецкий расхохотался:
— Так, вспомнил одну глупость! Идем домой…
Поднимаясь по лестнице, она вдруг остановилась и с тревогой посмотрела на него:
— А ты не боишься?
— Чего?
— За тетрадки, — шепнула она ему на ухо.
— А где ты их видела?
— Ну как же…
— Может быть, ты имеешь в виду то, что находится в сейфе у одного нашего общего знакомого? — Он тоже сказал это ей на ухо, по-шпионски оглядываясь и делая страшные глаза.
— Ах ты обманщик! — почти взвизгнула она и влепила ему… поцелуй. — Значит, сегодня ты уже полностью свободен?
— Нет.
— Почему?!
— А ты — на что? Какая ж это свобода? Наоборот, самое что ни на есть иго!
— Не знаю, не знаю, но, по-моему, ты просто нахал. Так смотреть на незнакомую женщину…
— В присутствии знакомой?
— Ты все обращаешь в свою пользу! И все-таки она мне позавидовала.
— Тем более умна. И ни черта они от нее не добьются. Ну а в отношении меня у нее наверняка сложилось совершенно определенное мнение. Во всяком случае, если придется, ей будет несложно его отстаивать. Что и требовалось доказать.
Закрыв дверь на все запоры, Лиза заявила, что сегодня ничего убирать не будет, а отложит все на утро, потому что завтра она ни в какой журнал не пойдет — поедет провожать Александра на вокзал. Турецкий заметил, что с удовольствием познакомит ее с Гоголевым, лучшим сыщиком Петербурга.
— А он на вокзале обязательно должен быть?
— Всенепременно.
— Ну и пусть, в конце концов! — храбро заявила она и вдруг перешла на другую тему: — Она посоветовала мне сменить имидж. Как?
— Молодец! Я тебе тоже, помнится, советовал. Я даже догадываюсь, что тебе надо.
— Посмотрим. Значит, так. Ты можешь идти на кухню пить свой коньяк, жевать остывшую ногу или принимать душ. А меня прошу не трогать, пока я сама не позову.
— Договорились, — согласился Турецкий и в самом деле отправился на кухню за коньяком, чтобы затем перейти к не совсем еще остывшей баранине. Ах, как славно бывает выпить и закусить, когда гости уже разошлись и тебе никто не помогает советами!..
ПОБЕГ
Лиза стояла перед большим трюмо в спальне и придирчивым взглядом рассматривала себя, как в музеях впервые попавшие туда посетители разглядывают картины.
Это платье она выудила со дна платяного шкафа. И надевала она его лишь однажды, на какую-то студенческую вечеринку, когда визгом моды были всякого рода мини. Оно сейчас сидело туго, переливаясь радугой и открывая бедра ну просто до неприличия. Даже темные резинки узорчатых чулок видны, а если чуть нагнуться, то и белая кожа. Но ноги на высоких каблуках смотрелись просто замечательно. У Ирки, конечно, они очень даже впечатляющие, однако, окинув себя взглядом, повернувшись туда-сюда, Лиза осталась и собой довольна. И приступила к прическе. Собрала волосы на макушке, скрепила их старинным гребнем, открыв шею — не лебединую конечно, но вполне.
Она была уже почти готова для демонстрации, когда услышала телефонный звонок. Крикнула через дверь:
— Не бери трубку! Меня нет дома!
— Это не тебя! — ответил Турецкий. — Ну ты скоро?
— Два-три завершающих штриха!
Она провела помадой по губам, облизнулась, приняла одну позу, потом другую — воинственно выставив ногу и изогнув тугую талию. Грудь напряглась, обретя нужную форму.
— Да-а-а… — услыхала она за спиной протяжный выдох.
Вздрогнула, резко обернулась и увидела расширенные в изумлении глаза Александра.
Он протянул к ней руки:
— Быть того не может!
Лиза вмиг собралась и снова приняла ту самую опасную, вызывающую позу, от которой так выигрывало все тело.
Лучше бы не принимала! Лучше бы чего попроще…
Она вдруг почувствовала, что взлетает, переворачивается в воздухе и резко планирует прямо в подушки, разбросанные по ее широкой тахте. И все это произошло так быстро и так неожиданно, что у нее на миг даже отключилось сознание. А когда она наконец смогла сообразить, что с ней происходит, было поздно думать о соблюдении каких-то там приличий, ибо все в ней вопило от наслаждения и взрывалось. И она зажала ладонями собственные уши, чтобы не слышать своего же протяжного, жалобного крика…
Потом она поняла, что с ней произошло что-то небывалое. Подобного не случалось никогда. И она задумалась. Лежа навзничь в одних чулках и туфлях. Платье, которое очень понравилось Турецкому, валялось скомканное на полу. Да разве до него теперь было! Лиза прислушивалась к своим ощущениям и молча молила Бога, чтобы не ошиблась.
Александр вошел в спальню одетый, непонятно собранный. Наклонился над Лизой, поцеловал и сказал:
— Не соблазняй больше, а то я натворю массу непоправимых ошибок.
— Что произошло? — вмиг насторожилась она, почему-то вспомнив телефонный звонок.
— Мой поезд в час с чем-то. Через пятнадцать минут сюда подъедет Гоголев. Оденься, я вас познакомлю.
Она почувствовала, как у нее в буквальном смысле остановилось сердце. То есть вообще перестало биться. И эта тишина показалась ей ужасной.
— Я тебе все объясню, а ты поймешь, что другого выхода пока нет. — И приложил палец к ее губам. Присел рядом. — Видишь ли, сейчас я никому из них не нужен. Потому что только псих может посреди ночи удрать от такой женщины, как ты. Ирина уже сто раз им это наверняка подтвердила. А завтра они опять кинутся меня «пасти». Но завтра меня встретят вместе с материалами, которые сейчас подвезет Виктор, уже на Ленинградском вокзале в Москве. Он недавно звонил, сказал, что будет… — Турецкий взглянул на часы, — уже через десять минут.
Пока он говорил, Лиза почему-то успокоилась. Подумала, что все должно в этой жизни обязательно кончаться. А днем или часом раньше или позже, не играет решительно никакой роли. Грустно, но что возразишь?…
— Выйди, я оденусь.
И он покорно встал и вышел из спальни. От такой его покорности ей хотелось плакать. Но даже этого она сейчас не могла себе позволить, потому что приедет лучший сыщик Петербурга и она должна соответствовать.
— Я могу проводить тебя на вокзал? — спросила вдогонку.
— Думаю, лучше этого не делать. Боюсь, тебе станет еще тяжелее.
— Смотрите-ка, он, оказывается, обо мне заботится!
— А вот это мне в тебе безумно нравится! — Он сунул голову в дверь и подмигнул. — Думаешь, мне самому не хочется сбросить с себя все условности, начиная с одежды? Еще как! Одевайся.
Он уже, оказывается, все убрал в гостиной, перенес грязную посуду на кухню, сунул обратно в духовку остатки баранины, ополоснул рюмки. Знал все заранее. Ну конечно, это она, дура набитая, ни о чем не догадывалась и планировала завтрашний день! Есть от чего зареветь белугой!..
Он же и пошел открывать дверь, когда позвонили.
Виктор Петрович показался Лизе довольно приятным человеком, хотя, видимо из-за своей профессии, немножко суховатым. Александр предложил выпить на дорожку по рюмке, он не отказался. Сели на кухне, отрезали по тонкому ломтику баранины, чокнулись.
— Вы не поедете его провожать? — спросил у Лизы.
— Он не разрешает, — сердито ответила она.
— Ну и правильно делает, — засмеялся Гоголев. — Потому что дальше начинается мужская работа. Но я по вашим глазам вижу, что он скоро снова приедет сюда. В служебную командировку.
— Но я не понимаю…
— А чего тут, Лиза, непонятного? Это же не отъезд, а самый элементарный побег. Я бы даже сказал, несколько унизительный для его мундира. Но иной раз приходится идти на вещи и похуже. Служба…
— Тогда вы меня успокоили, — серьезно сказала она.
Когда прощались, Гоголев протянул ей свою визитную карточку, а Турецкий объяснил:
— Это в экстренных случаях, поняла?
Лиза кивнула, наклонила к себе его голову, поцеловала и шепнула в самое ухо: