— Нет, далеко не все, — сказал Турецкий. — Среди бумаг, изъятых из архива директора частного института «Российское общество», что находится в Нью-Йорке, Михайлов его фамилия, есть еще и ряд других. Но они напрямую связаны с деятельностью этого института. И к политике практически отношения не имеют. Частная переписка с разными организациями, в частности и с ЦРУ, по вопросам главным образом финансирования. Хотите их тоже посмотреть?
— А зачем мне это? — пожал плечами Наумов, окончательно утвердив Турецкого во мнении, что и остальные бумаги он уже видел все в тех же копиях. — Почему я не должен вам верить? А где же вы нашли-то их, если это не государственная тайна?
— Да все там же, — улыбнулся Турецкий. — Что лишний раз подтверждает правоту пословицы: на всякую хитрую задницу…
— Ага! — захохотал генерал. — С винтом! Это точно!
Любил Наумов простоту и соленую солдатскую шуточку. И всячески это подчеркивал.
— Смотри-ка, — продолжил он, — а ведь мне кто-то говорил, что там у него еще до вашей следственной бригады какие-то деятели успели основательно пошарить. Я не ошибаюсь?
— Нет, не ошибаетесь. Только ведь, Григорий Севастьянович, в таких случаях нельзя забывать старую народную присказку — торопливость хороша лишь при ловле блох!
— А вам лично никогда не приходилось в жизни, ну хоть разок, ловить блох? — в азарте воскликнул генерал, и с таким видом, будто он только этим и занимается.
Турецкий засмеялся:
— Не приходилось, честно!
— То-то! А вот тут как раз и нельзя торопиться! Значит, это дилетант придумал… В квартире хранил… Вот же сукин сын!
— Он и специальный тайничок оборудовал. Но это между нами.
— Я понимаю… А в Питер-то зачем пришлось гонять? — вопрос был наивен до прозрачности.
— Прежде всего для встречи с родителями. С матерью и отчимом. У них, к слову, тоже какие-то деятели обыск произвели, накануне. Но — тоже пусто.
— В самом деле? — продолжал удивляться генерал, и ему было ну просто невозможно не поверить.
— Ага, — кивнул Турецкий, — но так бездарно, так грубо… Руки бы, ей-богу, поотрубал! Все-таки дуболомов в нашем деле, скажу вам, Григорий Севастьянович… да-а… Ну а потом мы тут, у Константина Дмитриевича, решили немного поутишить страсти. Ведь со всех сторон обложили! Как работать! И это называется, что мы делаем общее дело! Так что мой отъезд стал еще своего рода отвлекающим маневром. Раз руководитель бригады укатил в Питер, значит, там и должны развернуться важные события. Так вот мне и удалось увести за собой слежку. Даже незначительную часть дневника Кокорина им подбросили… — Турецкий, с согласия Меркулова превративший свой позор едва ли не в острую комбинацию, сейчас раскрывал карты. — Клюнули, вытащили из сумки. Затем в Питере хвост прицепили. Ну я там маленько «залег». А здесь наша бригада успела пошуровать. Вот так и вышли.
— Ну молодцы! — ликовал Наумов. — Ну артисты! Скажу по секрету, кое-что, конечно, и до меня долетало. Там, в Питере, у Павла Васильевича, говорят, нервишки-то дро-огнули! Было, было… А ты, значит, отвлек! И хорошо отвлекал-то?
— На пять с плюсом, Григорий Севастьянович! — без хамства подмигнул теперь и Турецкий.
— Ну молоток! — Восторгу генерала уже не было предела.
— Я вам так скажу, окажись вы на моем месте, вряд ли говорили бы иначе.
— Почему? — с ускользающей улыбкой насторожился было Наумов.
— Да потому что все мы — нормальные люди. И, говорят, пока еще довольно симпатичные мужики. А значит, есть не только одни достоинства, но и некоторые недостатки. О которых надо знать, чтоб было с чем бороться. Разве не так?
Наумов не удержался, перегнулся через стол и звонко хлопнул Турецкого по плечу:
— Верно заметил! — И почти шепотом, таинственно добавил: — За то и бабы любят… Слушай, Турецкий, а чего ты до сих пор не генерал?
Странный был вопрос, на который Александр не нашел другого ответа, как беспомощно развести руками. И снова подумал, что этот жест может скоро стать основополагающим в его жизни и трудовой деятельности.
— Константин Дмитриевич, — решительно воспротивился Наумов, — считаю это вашим упущением!
— Да уж было… несколько раз. По личному указанию президента. А кто его у нас слушает?… Скорее стараются наоборот, в пику: ты предлагаешь одно, а мы тебе — дулю в кармане. Стыдно, честное слово!
— Так а теперь-то чего стыдиться? Он у нас такое дело закрыл! Можно сказать, международный скандал сумел погасить! Да за это не только погона не жалко! Я уверен…
— Значит, советуете?
— Что значит — советую? Настаиваю! И сам готов принять посильное участие… А я, между прочим, задавая вопрос, где нашли, имел в виду вполне серьезный подтекст.
— Вас, наверное, интересует количество глаз? — спросил Турецкий.
— Вот именно.
— После известных событий, — включился Меркулов, — я говорю с полной уверенностью: мы трое. Но вот сколько копий сделал сам Кокорин, предположить трудно. Хотя… уж одна-то наверняка была. Иначе как бы он торговался?… А вот куда она задевалась? Ее мог похитить убийца. Тогда она уже за границей. Или…
— Что — или? — снова насторожился Наумов.
— Это версия Александра Борисовича. Но он у нас известный мастер версий, — с юмором добавил Меркулов.
— А интересно! — генерал всем телом, по-медвежьи повернулся к Турецкому.
— Григорий Севастьянович, вы извините, — неохотно сказал Турецкий, — но это все пока чисто предварительные соображения. Я полагаю, что киллер не мог действовать в одиночку. Слишком сложная картина организации преступления. И все — по секундам. У профессионалов так не бывает. Я имею в виду одиночек. Теперь проанализируем саму суть документов. Кому они нужны до зарезу? Михайлову, у которого произошла утечка, грозящая ему в лучшем случае карьерой. В худшем — вы сами понимаете. Далее. Республиканцам, которые готовы прищучить своего главу если не на бабах, то хоть на международных скандалах. И все. Остальным — невыгодно. Теперь у нас. Тут сперва надо хорошо знать, кого финансировали и с какой конкретной целью. Кто это может знать? Только давайте без обид, мы тут все свои и слова никуда не уйдут. Наши, как мы говорим, «соседи», недовольные и тем, и этим президентами. И которым наверняка ведомы истинные цели тех операций. Вот тогда этот компромат может действительно представлять для них конкретную ценность. Но самодовольство и самоуспокоенность, как нам всем хорошо известно, только мешают работе. Спецы ленятся и становятся грубыми. Что с блеском и было нам всем продемонстрировано. От обысков до слежки. Значит, вот где-то там и надо искать концы. Но я этим заниматься не буду. Мое дело найти убийцу и по возможности передать его в суд. Отыскать я надеюсь, это не самая трудная задачка, а вот осудить его вряд ли смогут.
— Почему?
— А потому что тот, кто его нанял, тот его и ликвидирует, когда запахнет жареным. Это мне опыт говорит. А насчет лишних глаз — я не уверен, что копия, даже самая идеальная, может играть сегодня какую-то существенную роль.
— Почему? — снова спросил Наумов.
— При нынешней технике я могу на ваших глазах сварганить любую компрометирующую да хоть бы и вас бумажку. И это все прекрасно знают. А вот оригинал — у вас. И больше ни у кого другого.
— Ну хорошо, — довольно улыбнулся генерал. — Кофе допит, беседа душу согрела, пора гостю и честь знать. Я ухожу от вас с самыми лучшими чувствами, Константин Дмитриевич. Не сочтите за подхалимаж, но я не был уверен, что дело разрешится так скоро и ко всеобщей пользе. Поэтому не слукавлю, если передам благодарность и от имени первого лица, если позволите. — Он поднялся, сложив папочку и сунув ее в карман своего генеральского, сшитого у отличного портного мундира. — Александр Борисович, а ты не проводишь меня до машины? Вы разрешите, Константин Дмитриевич?
— Ну разумеется, — добродушно и гостеприимно напутствовал их Меркулов, провожая аж до дверей приемной, на виду у нескольких сотрудников прокуратуры, ожидавших приема и почтительно поднявшихся при виде Наумова. Он, проходя, кивал им, ласкового пожатия руки удостоил рдеющую Клавдию, тепло еще раз попрощался с Меркуловым.
Пошли к выходу. Телохранитель, повинуясь жесту, несколько поотстал.
— Слушай, скажи мне честно, — негромко сказал Наумов наклонившему к нему голову Турецкому. — Только без бабских этих… Почему вы именно мне решили передать документы? А не в госбезопасность, к примеру? Только ли по той причине, о которой ты сказал там?
— А я сразу, едва мы встретились тогда в отеле, разложил для себя по полочкам интересы присутствующих. И ваш мне почему-то показался самым истинным. Ну а позже — подтвердилось.
— Сами догадались или посоветовал кто?
— Интересное дело! — хмыкнул Турецкий. — А с кем бы вы рискнули по такому делу советоваться?
— Ну… в общем, ты прав, конечно… А в Питере, я тебе скажу, ты добавил кой-кому головной боли! Девки-то хоть ничего?
— Григорий Севастьянович! — Турецкий вскинул руки.
— Молоток! Но вы, когда будете дела оформлять, для суда уже, мой совет, эту, как ее…
— Косенкову?
— Вот-вот. Уберите ее из дела. И тут, как ты сам понимаешь, не только этические соображения…
— Естественно.
— Хорошая, говоришь, баба?
— Вид усталый. По-моему, заездили ее совсем местные мастера. А ведь алмаз дорогого стоит! Не понимают…
— Тем более уберите. Она, как ты говоришь, упоминается в дневниках, да?
Турецкий ничего даже и близко не говорил, но понял, что Наумов конечно же читал уворованный дневник и вот так, исподволь, дает об этом знать. И еще — в развернувшейся игре он является первым лицом. И это тоже следовало твердо усвоить Турецкому. Такого ранга люди просто так ни на что не намекают.
— Вы абсолютно правы, — кивнул Турецкий.
— Ну я ж говорю, что ты — молоток! Считай, что обмен состоялся, а ты честно заработал генерала!..
— Костя, мы не сделали ни одного прокола, — сказал Турецкий, который, проводив генерала до машины, вернулся к себе и соединился с Меркуловым по внутренней связи. — Осталось только ждать подтверждения от одного друга.