Странно, но еще десяток дней назад это были два совершенно незнакомых человека, а сегодня они дополняли друг друга. Они шли и тихонько разговаривали.
— Я жду вас у себя в офисе ровно в восемь, никто не забыл?
— Да, Ванечка, мы придем. Мы придем? — это она уточнила уже у Алексея, и тот утвердительно кивнул. Иван при этом хитро усмехнулся.
История часов
Когда книга была обнаружена и изъята у Володина, Вероника выпросила ее у Алексея на время, чтобы разобраться до конца.
«Да, он очень хорош собой, даже красив, а тонкий ум и юмор делают его привлекательным, говорить с ним приятно и интересно. Понятно, что я нравлюсь ему, раз он так часто бросает на меня взор и старается заговорить всякий раз, как мы оказываемся в одной зале. Но зачем? Зачем я ему, я, как и все мои братья и сестры, обречена быть одна, а здоровье не позволяет мне иметь детей! Поэтому постараюсь не попадаться ему на глаза и как можно реже оставаться с ним наедине».
Так думала гордая Смарагда, которую при дворе считали умной, красивой, но холодной девушкой, не подпускавшей к себе мужчин.
Следующая страница в книге была затерта, как будто на нее попал снег или дождь. Но Вероника сдаваться не собиралась, она включала настольную лампу, доставала лупу, которую специально купила для этого случая, и долго всматривалась, крутя страницу и так, и эдак.
Дальше, насколько она смогла понять, речь шла о… Екатерине, которая думала о Дмитрии, — наверное, о том человеке, который ей так приглянулся. Как это так? Только что в книге были слова какой-то Смарагды, а теперь…
Впрочем, скоро все разъяснилось. Смарагда была дочерью госпадара (слово-то какое!) Молдовы Кантемира, а Екатериной ее прозвали, когда вся семья переехала в Россию, где девушку, как дочь великого князя, приняли в камер-фрейлины императрицы Елизаветы.
Во фрейлины принимали далеко не каждую девушку, во дворец императрицы попадали только красавицы из высших сословий (к слову сказать, не всегда и красавицы), в крайнем случае, осиротевшие юные девушки-подростки, воспитанницы Смольного института благородных девиц.
В чин фрейлин посвящала сама императрица, это происходило неофициально (не прилюдно), когда девушке присуждался особый шифр — специально изготовленный вензель на ленте с золотом и бриллиантами.
Работа фрейлин была сложной и мало чем отличалась от службы солдата. Девушкам по очереди нужно было дежурить по двадцать четыре часа в сутки возле императрицы и исполнять все ее желания.
Екатерина Кантемир (Смарагда) быстро показала себя с самой лучшей стороны и стала одной из любимых камер-фрейлин Елизаветы. Здесь, при дворе, она и встретила своего будущего мужа.
«К чему вся эта чушь?» — думала Вероника, невольно увлекаясь историей фрейлины и приближенных к императрице девушек-подростков.
В то время Смарагда, зная о своем болезненном организме и невозможности родить, отказывала одному за другим знатным вельможам. Многие из них, кстати, не знали и десятой части того, что знала она — образованная остроумная и начитанная красавица с темными молдавскими глазами и густыми локонами. Всем философским премудростям, знаниям городов мира и латинскому языку научил ее сводный брат Иван Бецкой.
— Это все очень интересно и полезно, познавай, Смарагда, — говорил он между рассказами о путешествиях, о Париже, Вене и Берлине, о театрах, стихах и комедиях.
При дворе императрицы она впервые увидела уже знатного, хоть и молодого, капитана Измайловского полка Дмитрия Голицына.
— Дмитрий Михайлович, расскажите, расскажите нам, правда ли, что граф Суворов вместе с солдатами терпел невзгоды фронтовой жизни? — спрашивали, потупив глазки, молоденькие девицы, окружившие его на балу.
— Правда, — говорил он и улыбался милой благородной (но холодной!) улыбкой. Ему до жути было скучно с ними, и он оглядывался, надеясь увидеть черные глаза фрейлины Смарагды, с которой познакомился в прошлый свой приход во дворец.
Бал был легкий, веселый, озорной, с масками и нарядами, как и сама императрица Елизавета, любящая наряды и веселье. Пригласили персон двести, и давали бал не в честь чего-то, а просто так. Такие балы с переодеваниями назывались «Метаморфозы» — девушки приходили в мужских нарядах, юноши — в девичьих. Каждый гость старался выглядеть оригинально, а главное — понравиться Елизавете.
Наконец показалась Смарагда, прошла быстро — беглый взгляд, прямая походка, тугие локоны под шляпкой. Дмитрий как будто почувствовал шелестящий ветерок от черного «домино» — Елизавета приказала ей прийти в мужском маскарадном костюме. Девушка целенаправленно шла к своей матери Анастасии, выглядевшей весьма молодо. Они встретились, улыбнулись как подружки, переглянулись и о чем-то тихо заговорили.
«Ну не может же она не видеть, как возле нее вьются стаи кавалеров! Не может не понимать своего обаяния и не знать себе цену! Вот потому, что знает себе цену, и не спешит говорить с тобой», — подумал Дмитрий Михайлович.
Вероника читала эпизоды какого-то романа, которые перемежались с документальными данными, взятыми из неведомых энциклопедий.
Несмотря на свои тридцать лет Екатерина Кантемир не думала о замужестве. Не то, что кавалеры казались ей глупыми или невеждами (хоть и это сыграло немалую роль). Она думала, что может испортить жизнь любому мужчине, лишив его возможности иметь наследников.
Князь Дмитрий тогда подошел к ней и поклонился, и она подняла на него смелые строгие глаза. Девушка и князь некоторое время смотрели друг на друга, и в этом притягательном поединке никто не победил (а может, победили оба?) Она была прекрасна. Над губой у нее была новомодная мушка, и эти губы делали с ним что-то невероятное, завлекая его в пучину нежности и страсти.
— Gutta cavat lapidem non vi, sed saepe cadendo[11], — сказал он по-латыни, имея в виду свою, может быть, неуместную напористость в желании быть рядом с ней.
— Per aspera ad astra[12]? — ответила она, поняв его правильно, и улыбнулась.
Именно в тот вечер в сиянии фейерверков на праздничном елизаветинском веселье он завоевал свою звезду, черноглазую Смарагду, пробравшись через тернии к звезде, — она согласилась выйти за него замуж.
Свадьбу им устроила императрица Елизавета, пригласив более двухсот знатных гостей, среди которых были и иностранцы.
В первую же ночь Смарагда, прозванная в России Екатериной, с замиранием сердца рассказала мужу о своей страшной тайне. Красавица уверилась в правильности выбора супруга: он не стал смеяться или негодовать, просто сказал, что такой недуг можно излечить, и поцеловал ее.
После свадьбы они поехали сначала в Берлин, а потом в Париж, разыскивая врачей, лечащих женские недуги и, в частности, бесплодие. Влюбленные остались во Франции на несколько лет.
Южная Франция в окрестностях Жуан-ле-Пэн. Лазурный берег. Лиловые Альпы кажутся близкими, и, похоже, их синева уже здесь, она приносит отдых глазам и душе. А к воде спускается каменная лестница, очерчивая своими замысловатыми перилами путь к морю.
На площадке возле огромного дома стоит маленький деревянный инкрустированный стол. Солнце заходит, они только что вернулись с прогулки и сидят в креслах, укрыв плечи клетчатыми пледами. Из высокого кофейника, похожего на танцующую восточную деву, он наливает в чашки остатки жаркого дня. Тонкая коричневая струя, образуя белую пену, выпускает упоительный аромат кофе в морской бриз…
Это был один из тех редких браков, которые называют счастливыми. Супруги никогда не разлучались, заботились друг о друге.
Смарагда, прогрессивная и образованная, знающая философию и иностранные языки, открыла в Париже модный салон, куда стала приглашать известных людей — писателей, поэтов, врачей, музыкантов и даже актеров, которые тогда считались разгульными «людьми второго сорта».
Однажды на такой вечер попала молодая актриса Лерис Клерон, прославившаяся своим свободомыслием и натуральными манерами игры на сцене. Между женщинами завязалась нежная дружба.
Поначалу светское окружение не могло взять в толк — почему Смарагда и Лерис стали так близки, и об их привязанности заговорили в дурном смысле. Смарагда-Екатерина, будучи богатой и знатной наследницей, одаривала свою подругу нарядами и бриллиантами и взяла к себе жить. Они практически не расставались, и высший свет стал уже коситься на подруг, готовясь окончательно отвернуться от них.
Не возмущался только Дмитрий Голицын, который по-прежнему обожал свою жену и очень спокойно относился к этой дружбе.
Женщины поведали друг другу свои тайны и обнаружили, что их недуги практически одинаковы — обе не могли иметь детей. Смарагда уже давно читала специализированную литературу — трактаты, труды великих врачей.
— Поможешь мне открыть больницу для женщин? — спросила она подругу.
— Я буду только рада! Спасибо, дорогая, что так печешься обо мне и о других болезных девушках! — воскликнула Лерис.
Вместе с подругой сначала стали отправлять в акушерские больницы существенные суммы, а потом открыли больницу для женщин. Дмитрий им помогал.
Сама же Смарагда, несмотря на все усилия докторов, не могла излечиться от своей болезни, но все же не теряла надежду.
А далее произошло вот что. Ее модный салон посетил человек, о котором в Париже в последнее время очень много говорили. И теперь Смарагда украдкой внимательно рассматривала его — это был молодой брюнет с выразительными глазами и высоким лбом, очень учтивый и малоразговорчивый. Его звали Абрахам-Луи Бреге, в городе говорили о его необычных новейших механизмах, которые он и его подручные производят в недавно открытой мастерской.
Смарагда, давно желавшая познакомиться с Абрахамом, послала ему приглашение с курьером, и мастер пришел. Приближался День рождения мужа, и она хотела сделать дорогой и редкий подарок. К тому же увидеть воочию человека, успевшего произвести впечатление на избалованных парижан, ей было крайне любопытно.