То, что происходит в нашей жизненной энергии и телах ниже уровня бодрствующего ума, составляет наше подсознательное «я» в мире; то, что происходит в нашем уме, и высшие принципы над уровнем бодрствующего ума есть сверхсознательное «я». Бодрствующее эго часто улавливает сигналы – более или менее смутные – из обоих источников, проследить происхождение которых оно не может.
Человек развивается пропорционально расширению своего сознания и обретению все более широких и тонких впечатлений для восприятия и радости бодрствующего сознания, а также пропорционально способности достижения высших областей ума и идеальности и духа за умственными пределами.
Самый быстрый и действенный способ его развития и самореализации – это растворение бодрствующего эго в радости беспредельного сознания – сначала ментального сознания Маномайя Пуруши, а затем идеального и духовного высокой Виджняны и высочайшей Сат-Чит-Ананды.
Поэтому выход за пределы бодрствующего ментального эго в теле и прекращение его деятельности – первая цель всей практической Веданты.
Этот выход за пределы и прекращение деятельности может привести или к утрате бодрствующего «я» и возвращению в некий скованный сном принцип, в недифференцированную Пракрити, состояние Сушупта Пуруши, Шуньям Брахмы (Ничто) и т. д., или к утрате мирового «я» в Парабрахмане, или же к универсализации бодрствующего «я» и радости божественного бытия Бога в мире и вне его пределов, Амритам. Последнее и есть цель, предлагаемая человеку в Иша Упанишаде.
Бодрствующее эго, отождествляя Дживу с его телом, с витальным и ментальным опытом, которые, составляя часть потока движения Природы, подчинены Природе и процессу движения, ошибочно считает, что душа подчинена Природе, а не властвует над ней – аниша (anīśa), а не ниша (nīśa). Это иллюзия порабощенности, которую Маномайя Пуруша либо принимает, либо стремится разрушить. Приемлющие ее называются баддха-дживы (baddha jīvas), души в рабстве, пытающиеся ее разрушить – мумукшу-дживы (mumukṣu jīvas), высвобождающиеся души, уничтожившие же ее – это мукта-дживы (mukta jīvas), души свободные от иллюзии и ограниченности.
В реальности никакая душа не скована, а потому ни одна не ищет свободы или не освободилась из рабства – все это состояния бодрствующего ума, а не «я» или духа, который есть иша (īśa), вечно свободный властелин.
Суть рабства есть ограниченность, а главные обстоятельства рабства – смерть, страдание и неведение.
Смерть, страдание и неведение суть обстоятельства ума в витализированном теле и они не касаются сознания души в Виджняне, Ананде, Чит и Сат. Поэтому сочетание трех низших членов: ума, жизни и тела – называется апарадха (aparārdha), низшее царство, или в христианской терминологии царство смерти и греха; четыре высших члена называются парадха (parārdha), высшее царство, или в христианской терминологии царствие небесное. Освобождение человека от смерти, страдания и неведения и подчинение низшего царства всеблаженной и светозарной природе царства высшего есть цель Провидца в Иша Упанишаде.
Это освобождение должно происходить через растворение бодрствующего эго в божественном существе Бога и установление полного единства со всеми другими существами и с Ним, кто есть Бог, Атман и Брахман.
Все индивидуальные существования есть Джагат в Джагати – объекты действия в потоке действия и подчинены законам и процессам этого действия.
Тело есть объект действия в потоке материального сознания, главный закон которого – рождение и смерть. Поэтому все тела должны составляться и распадаться.
Жизнь есть течение движения в потоке витального сознания, состоящего из вечной жизненной энергии. Сама жизнь подлежит не умиранию – смерть не является законом жизненной энергии, – а только вытеснению из занимаемой ею формы, а потому и физическому переживанию смерти своего тела.
Вся материя здесь наполнена жизненной энергией большей или меньшей интенсивности действия, но организация жизни в одушевленном индивиде начинается позднее в процессе развития материального мира, где сначала появляются растения, а затем животные. Эту эволюцию жизни вызывает и поддерживает давление богов Бхувара или Жизненного мира на Бхур.
Жизнь, вступая в тело, частично управляется законами тела, поэтому она не в состоянии наделить форму своей полной и непрерывной энергией. Соответственно, не существует физического бессмертия.
Организация индивидуальной одушевленной жизни имеет тенденцию к ускорению периода распада, нанося форме удары такой интенсивной силы, которая материи не присуща, и своим действием изнашивает материальную форму. Поэтому растительная жизнь распадается, а камень или металл сохраняются в собственном равновесии.
Ум, вступая в витализированное тело, еще больше убыстряет период распада повышенными требованиями, которые его вибрации предъявляют телу.
Ум есть узел движения в потоке ментального сознания. Как и жизнь, сам ум неподвластен смерти, он только изгоняется из витализированнного тела, которое занимает. Но от того, что ментальное эго отождествляет себя с телом и под своей жизнью понимает только данное пребывание в данном бренном, грубом теле из плоти, оно испытывает ментальное переживание телесной смерти.
Поэтому ощущение смерти есть сочетание непонимания мнимо смертным умом своей истинной бессмертной природы и ограничений энергии в теле, в результате которых форма, в которой мы обитаем, изнашивается под ударами пульсирующей жизненной энергии и пульсирующей ментальности. Под смертью мы подразумеваем не прекращение действия жизни или ума, а распад формы или тела.
Распад тела не есть истинная смерть для ментального существа, именуемого человеком, это только смена среды и окружения сознания. Материя тела меняет свои составные части и их сочетания; ментальное существо сохраняет свою сущность и личность и переходит в иные формы и среду обитания.
Тайна Иша Упанишады
Прошло уже несколько тысяч лет с тех пор, как люди перестали изучать Веду и Упанишады ради самой Веды и самих Упанишад. С той поры, как ум человеческий в Индии, все больше интеллектуализируясь, все сильнее проникаясь пристрастием к вторичному процессу познания через логику и интеллектуальный рационализм, все дальше отходя от первичного процесса познания через опыт и непосредственное восприятие, начал ломать и дробить многогранную гармонию древней ведической истины, которую он распределил по различным философским школам, метафизическим системам, в центре его внимания оказались скорее постулаты позднейших Сутр и Бхашьев, нежели ранняя истина Писания. Веда и Веданта перестали быть проводниками к знанию, превратившись в простые рудники и каменоломни, из которых можно было добывать подходящие тексты, вырывая их из контекста, чтобы использовать как оружие в полемических диспутах метафизиков. Неподходящие тексты игнорировались или истолковывались в нужном ключе либо искажением смысла, либо умалением их ценности. Что не помогало и не мешало комментаторам достигать своих полемических целей, то кратко перефразировалось, а чаще оставалось прозябать в сумеречном забвении. Ибо язык ведантистов перестал быть понятен – образность, символика мысли, оттенки смысла устарели и стали невразумительными. Поэтому многие места, которые, если их постичь, раскрывают глубины знания и изящество тонкой мысли, кажущейся чудом по богатству и качеству, для невнимательного нынешнего читателя выглядят нагромождением детских, туманных и невежественных фантазий, характерных для несформировавшегося и незрелого мышления. Чепуха и лепет младенческого возраста человечества – так определил их видный западный ученый, не отдавая себе отчета в том, что чепуха и невежественный лепет – это его прочтение текста, а не сам текст. Хуже всего, что духовный и психологический опыт ведантистских искателей был в значительной степени утрачен для Индии, когда в ней сгустились помрачения Железного Века, когда ее знание сократилось, добродетель уменьшилась и былая духовная отвага потеряла дерзновенность и решительность. Не совсем, конечно, утрачен, ибо духовное знание и практика продолжали жить в пещере и приюте отшельника, ощущение и переживание их, ограниченные более исключительным кругом и самозабвенным рвением, сохранились и даже усилились от пульсирующей интенсивности Бхакти марги и неистовой внутренней радости ее бесчисленных последователей. Но и тогда это знание, лишившись былой полноты, оставалось неясным и туманным, тусклым по сравнению с их древней, лучезарной чистотой. Тем не менее, мы считаем, что поняли и владеем по меньшей мере половиной Вед. А Упанишады! Мы разобрались в нескольких основных текстах, да и то несовершенно, но в остальном корпусе Упанишад мы смыслим меньше, чем в египетских иероглифах; что же касается знания, запечатленного в этих великих произведениях, то им мы владеем в меньшей степени, чем мудростью древних египтян. Dabhram evāpi tvam vettha brahmaṇo rūpam!
Я сказал, что в этой огромной национальной утрате повинна была возрастающая интеллектуализация индийского ума. Наши праотцы, которые открыли или которым открылась истина Веды, не пришли к ней ни путем интеллектуальных спекуляций, ни путем логических построений. Она досталась им через реальный и осязаемый опыт в духе – можно сказать, путем духовного и психологического наблюдения, а испытанное таким образом они осмыслили при помощи интуитивного разума. Но пришло время, когда люди почувствовали настоятельную необходимость рассказать себе и другим об этой высочайшей и древнейшей ведической истине, изложив ее в терминах логики, на языке интеллектуального рассуждения. Ибо поддержание интуитивного разума в качестве обычного инструмента познания требует железной моральной и интеллектуальной дисциплины как своей основы, колоссального беспристрастия мышления – иначе воображение и желания загрязняют чистоту действий разума, подменяют его собой, низлагают с престола и гордо щеголяют его именем и маской; ведическое знание начинает утрачиваться, жизненная практика и символика, построенные на нем, скоро заменяются формализованным действием и бессмысленными обрядами и ритуалами. Веда невозможна без Тапасьи. Это и было то русло, в котором тек поток мысли в согласии с нашей индийской традицией. Способность к Тапасье относится к Золотому Веку первого возмужания человека; она слабеет по мере старения человечества и движения цикла к Железному Веку, вместе с Тапасьей, основой, рушится или иссякает и божественное знание, опирающееся на эту основу. Тогда место истины занимает суеверие, иррациональное заблуждение занимает позицию там, где лежит погребенная истина, и возводит свой мишурный и фантастический дворец удовольствия на потерянных, спрятанных и освященных основах, используя обломки древней истины в качестве строительного материала для своего нелепого здания. Но такая узурпация не может долго продолжаться. Ибо поскольку у человека есть потребность в истине и свете, то божественный закон, главный аспект которого в том, что никакое справедливое требование души не может остаться навеки неудовлетворенным, поднимает Разум для изгнания