на смерть его провожает, знать, чуяла, что больше не увидятся. А может, и действительно в сердце запал, кто его, женское сердце, знает? Да никто. Словом, отправили их ещё дальше, на Мурманск. По слухам там Командующий Северным Флотом чуть ли не собственное государство основал, и всех, кого можно, под свою руку гребёт. Тем более, специалистов. А Мишка так и остался. Его сразу местная комендатура под ружьё поставила. И на службу определила. Получил он обмундирование, опять же со складов, жильё в казарме, паёк. И стал там жить. Обязанности невелики были. Сутки — дежурить в дотах вдоль железки, которые уже при нём построили. Отбиваться от бандитов, беженцев, когда выходят, проверять и отправлять дальше, на Север. Вот и всё, в принципе. А когда от службы свободен — то своими делами заниматься можно. Словом, почти гражданский человек… И Новый Год здесь встретил. Беженцев то видимо-невидимо было. Это он с инженером и его семьёй чуть ли не первыми вышли, потому и повезло им. А потом… В иные дни по сотне человек выходило на Медвежьегорск то. Уже и не знали, куда девать их. Старались дальше отправить, на Кольский полуостров… Но чем дальше шло, тем хуже становилось. И с продуктами, и вещами, и с прочим… Новый то год прошёл, и весна уже заканчивалась, к лету близко. А в мире ужас всё больше поднимается… Зашевелилась Азия, и двинулись они туда, куда раньше и носа высунуть боялись… И Китай поднялся. А чего землям Сибирским простаивать, если у них уже два миллиарда населения, и скоро, куда ни плюнь, узкоглазый гражданин Республики стоит? Зачистим Сибирь от белых дьяволов, и сами станем жить. Так вот в Пекине рассудили. И сделали. Тоже не щадили никого и ничего. Чтобы потом претензии никто предъявить не смог. А уж Поднебесная страна древняя. У них цивилизации ещё задолго до христиан были. И специалисты по казням и пыткам тоже имелись. И та же тактика — запугать до потери сознания. Чтобы сами сбегали, не тратить на них ни пороха, ни свинца, ни людей, тем паче. Такое вытворяли, что и сказать нельзя по человечески. У этих забава излюбленная была — поймают кого, и живьём на листе железа жарят. Или ещё хлеще чего придумают… В общем, народу всё прибывало и прибывало, и жить становилось всё хуже и хуже. И бежали люди отовсюду: и с Курска, и со Ставрополя, и с Иркутска, и с Казани… Со всех краёв необъятной Руси Матушки… Как то начальство проболталось, что одних беженцев через их городок почти три миллиона прошло… Призадумался Михаил от таких цифр. Страшновато стало. А что делать? Бежать то — некуда… Вообще… А тут ещё слухи, что исчезать народ стал. Тёмные такие. Жуткие. Мол, был городок или поселение. А ночью вдруг гул проходит, и утром — дома стоят, а народ — исчез. И вещи тоже. Пустой город стоит. Совсем. Словно в воздухе растворились. Страшно… А ближе к весне вообще гости странные пожаловали: вначале поляков толпа нагрянула, почти десять тысяч. С девками, с детьми, со стариками и старухами. А потом и чехи следом. Те вообще, можно сказать, скелеты ходячие. Как выяснили, вышло их почти пятьдесят тысяч, целый город, когда из Германии их турки резать начали. А дошло до России — только три тысячи. И то — неполных… Ну а под конец и сами немцы пожаловали. Шли через Калининград, бывший Кенигсберг, и Балтию. Резались с лимитрофами поначалу ж
утко. Потом, когда из России бандиты полезли, те попритихли. Под конец, даже помогать стали. Делились едой, медикаментами. А некоторые и в дорогу собрались заодно. Так вот и добрались до Медвежьегорска. Почти семьдесят тысяч всех: настоящих немцев, которых и в самой Германии то не осталось практически, латышей, эстонцев, литовцев, ну и своих, русских тоже… И получилось, что вся Европа уже на Кольском Полуострове да в Карелии сидит. И идут, идут беженцы со всего мира каждый день… И бандиты лезут часто. Почитай — день беглецы, на следующий день — эти… Убийцы… Как слоёный пирог. Патронов, правда, хватало. Не жалели. Везли из Мурманска. Видать, склады там большие были… А потом вообще приказ пришёл — пускать своих без ограничения. А то уже кое-кто ворчать начал, мол, земля то не бездонная. Она прокормить всех не сможет. И то верно — беженцы уже и кору на деревьях вдоль железки ободрали с голодухи… А где то к середине лета началось самое странное — сами бандиты косяком пошли. Раньше наших резали, где ни попадя, да издевались люто. И кожу сдирали живьём, и руки-ноги рубили… Словом, зверствовали, а тут… Мишка первых запомнил на всю жизнь: шли молча. Узенькой такой цепочкой. Одни женщины. С детьми. Причём все дети не старше пяти — семи лет. Или груднички вообще. На спине у матерей привязаны. Старухи тоже с ними. А ни мужчин, ни стариков, ни подростков нет… Нарвались горные жители на палку о двух концах. Когда их пророки призвали христиан резать, поднялись, обрадовались. Мол, христиане — овцы. Их резать, одно удовольствие. Поскольку им Христос приказывает покорными быть. И с превеликим удовольствием принялись воплощать приказы самозваных наставников в жизнь… Да никто не ждал, что из своих границ выйдет Китай, да ещё и с ним остальные пожалуют. Вспомнили в Пекине старый лозунг, не свой, правда, а соседский: Азия для Азиатов! Ну и прилегающие земли заодно. К Азии. Их тоже бы освоить не мешало. И пошли… Осваивать. Да так, что взвыли горцы. А потом и выть некому стало. Когда из пустынь да джунглей ещё и Африка повалила… Их там тоже море расплодилось. И все — жрать хотят… Вот и полёг практически весь Кавказ под штыками Социалистического Китая, да чёрного, вечно голодного братства… Хорошо, хоть кто-то догадался женщин к русским отправить. Мол, они, хотя и злые, но отходчивы. Есть надежда, что пощадят, не тронут. Может, и спасут… Дети должны рождаться, пусть и от гяуров. А то пропадёт сама память о том, что жили такие племена на Кавказе… Так что — полегли горцы до последнего, но с честью. Впрочем, выбора то у них и не было. Как говорится — не рой другому яму, сам в неё попадёшь. К русским идти — не пощадят. А жёлтые — в плен не берут. Так что… Пришлось умирать… А горянки — головы платками замотаны, лица тоже. Глаза чёрные, блестящие. И дети такие же. Смотрят, словно старики. Видать, запомнили на всю оставшуюся жизнь, ЧТО там творилось… Словом, когда караван из леса на поле вышел, Мишка за пулемёт, и едва успел руку с курка сбросить, а то бы полоснул. Разглядел, что женщины… Позвонил начальству, а там уже все на уши встали. Как такое может быть?! Короче, загнали вначале в депо, в пустой ангар всех. Охрану выставили. Правда, дров и воды дали. Люди, всё таки… А тем молча костры разожгли, воду в котлах кипятят. Что-то сварили, накормили детей. Уложили спать. Сами собрались в кружок. Молчат. Ждут… Утром из Мурманска какие-то начальники прилетели. Долго разговаривали с горской старшей. Почти до обеда. Потом вышли, головами покрутили, улетели. Но, правда, перед этим велели паёк дать. Михаил раздавал. На всю жизнь запомнил, как у них руки тряслись… Не от жадности. От стыда. От горя. От безысходности… Так вот просидели горянки в этом ангаре почти неделю. Потом опять приказ пришёл: всех отправить в Мурманск под конвоем. И состав пригнали. Товарный. За остальными то беженцами пассажирские вагоны присылали. Солдат в конвой и попал… Посадили, словом, в теплушки всех. Закрыли. Благо, окошки решётками забраны. Не выпрыгнешь. На каждую площадку тормозную — по охраннику с оружием. И — вперёд. Паровоз древний пыхтит. Еле тащится. А вдоль дороги — поля, поля, поля… народ исхудалый, но весёлый: ещё бы — лето наступило, дожили. Точнее — выжили. Сажают всё, что можно. На себе — пашут, новые площади расчищают. Кое-где — дома строят. Но вот что странно, заметил Михаил, народу на Север прошло немеряно. А особо то и не видно, что прибавилось населения. И города полупустые, и деревни. Может, дальше люди? У самого Мурманска? Или за ним? Но и северная столица тоже пустынная стоит. Проехали через весь город, и дальше поезд пошёл. К флотской столице. В Североморск. Тут Михаил на корабли полюбовался. Стоят вдоль причалов. И военные, и гражданские. Всякие разные… И флаги тоже у всех… Норвежские, английские, польские, немецкие… Даже звёздно-полосатые… И громадина авианосца у входа в залив в память врезалась… То ли «Энтерпрайз», то ли «Нимитц»… Не разглядеть. Одно понятно, что атомник. Но люди то где? Люди? Вымерли, что ли?!
…А состав тем временем уже и Североморск миновал, останавливается посреди здоровенного поля, бетонными плитами выложенного. А на поле том здоровенные такие грибы. Зелёного металла. По километру шляпа у каждого. И встречают уже поезд, стоят ребят крепкие, с оружием наизготовку. Ну, Миша, ты своё дело сделал. Доставил конвой, куда положено. Надо бы назад возвращаться. Да не тут то было. Не кончилась твоя дорога, солдат… Дальше следовать нужно. На Марс… Вот и корабли тебя ждут. Вперёд, парень, жизнь то — продолжается!
Глава 6
Корабль был огромен. Пассажиров разместили в просторном трюме, выставили охрану возле ворот. Остальных конвойных провели наверх и распределили по другим помещениям. Михаил никогда в жизни не летал. Ни на самолётах, ни на других воздушных кораблях, тем более — космических. Ждать неизведанного пришлось недолго. Через полчаса корпус начал чуть заметно вибрировать, потом послышался низкий, непередаваемо мощный гул, под ногами чуть дрогнула палуба. И всё. По прежнему — гул. И ничего больше. Ещё через двадцать минут после начал работы двигателей ожил небольшой динамик над дверью и мужской голос произнёс:
— Прошу пройти в каюту два на четвёртой палубе.
Михаил опешил и невольно вслух проговорил:
— И где мне искать эту четвёртую палубу?
Видимо, связь была двусторонней, потому что тот же голос ответил:
— Выйдя из своей каюты следуйте по стрелкам указателям…
Едва солдат вышел наружу, как перед ним прямо на полу вспыхнули переливающиеся огни, указывающие путь… Несколько подъёмов, пара автоматически открывшихся дверей, наконец он оказался небольшой комнатке, где сидя в кресле его ждал мужчина лет тридцати. При виде вошедшего, он поднялся с кресла и указал на сиденье перед собой: