Но уже через минуту надежда умерла – ожившие мертвецы шли именно к ней.
Вика вскрикнула, рванула к выходу, но было поздно – в подъезде уже тоже слышался скрип ледяных ног и вздохи.
Паника. Страх. Животный удушливый страх.
Вика вновь бросилась в квартиру, попыталась закрыть входную дверь. Однако та от долгого неиспользования заела и поддаваться не желала.
– Ну же!
Дверь противно лязгнула, отошла на пару сантиметров.
Нужно было использовать обе руки, а для этого убрать пистолет… Вика понимала это, но выпускать из руки оружие не хотела.
Если зомби окружат, если бежать будет некуда, а их ледяные мертвые руки будут тянуться к ее горлу, она воспользуется пистолетом как нужно. Не даст этим тварям сожрать себя живьем. Оставит последний патрон для себя.
От этих мыслей стало совсем тошно. Начали душить слезы.
Нет! Собраться! Взять себя в руки, гнать слезы и страх прочь.
Жуткий хрип повторился, теперь он был гораздо ближе.
К черту дверь! Бежать!
Вика рванула в дальнюю комнату, думая удрать через окно. Забежала, взобралась, едва не прыгнула. В последний миг остановилась – там, под окном, уже стоял зомбак, готовый поймать беглянку и заключить в холодные объятья. Вот ведь умные какие, твари!
Выругавшись, девушка побежала в другую комнату. Однако и там ее поджидали.
С главного входа тоже скрипели мертвые суставы.
Окружили! Со всех сторон, без шанса на спасение!
Отчаяние овладело Викой, она подняла пистолет на уровень глаз, положила палец на спусковой крючок. Сейчас? Или подождать? Но чего ждать, твари уже здесь!
Нет, она не может. Не поднимается рука. Все ее естество восстало против этого. Какая глупая смерть, и от пули, и от зубов мертвецов. Да и бывает ли смерть не глупой? Она всегда приходит не вовремя, когда ее не ждешь. Никогда не оставляет тебе выбора. И уводит тебя не просто так, а обязательно сделав напоследок больно еще и близким и родным.
Глеб! Ведь оставила его одного! А что он сможет сделать, обессиленный, больной? Твари явятся и за ним. Нет, не время сейчас прощаться с жизнью, нужно отвести зомбаков дальше, как можно дальше. А для этого нужно прорвать кольцо.
Вика огляделась. Схватила табурет, рванула в коридор. Там уже хрипела тварь, словно ожидая жертву.
«Нет, – подумала Вика. – Сегодня жертвой я точно не собираюсь быть!»
И рванула напролом.
Страха не было, он весь быстро сошел на нет. Вместо него осталась только ледяная сосредоточенность.
Удар табуретом вышел неплохим, зомби удалось оттеснить ко входу. Но там были и другие твари, и потому освободить проход не удалось.
Вика отступила. Схватила другую табуретку, опять пошла в атаку. Теперь уже на кураже и злости оттолкнула мертвеца к двери и начала бодать его ножками словно бык. Зомби, кажется, удивился от такого напора.
– Так тебе! – крикнула на кураже девушка и вновь пошла в атаку, на этот раз оттолкнула другого мертвяка.
Слишком просто было их тыкать ножками табурета, покойники не оказывали сопротивления, лишь шли в ее сторону, но как-то медленно, нехотя. В какой-то момент Вика стала подозревать, что сожрать они ее не хотят. Может быть, не сразу. Тогда что происходит?
Продолжая размахивать табуреткой, она закричала:
– Что вам надо?
И зомби, словно поняв ее, начали поворачиваться в одну сторону.
– Что? – Девушка даже растерялась от такого поворота. – Куда вы… куда вы смотрите?
Мертвецы продолжали глядеть в сторону.
Ситуация была странной. Однако догадка вскоре пришла в голову Вики.
– Вы… показываете дорогу? Как тогда, когда мы ехали на машине?
Один из зомби повернулся к девушке, кивнул.
И этот кивок, неловкий из-за стылой плоти, заставил девушку испугаться еще сильней. Ожившие мертвецы – это безумие. Но еще безумней видеть зачатки разума в них.
«Они вновь указывают путь, – подумала Вика. – Только куда на этот раз?»
И вновь это ощущение сумасшествия, которое словно бы окутывает голову как одеялом.
– Куда? – осторожно спросила девушка.
Один из мертвецов повернулся к ней спиной. И пошел прочь, словно передумал докучать девушке и решил доспать вечность в своей могиле. Потом, сделав пару десятков шагов, остановился, повернулся к Вике. И махнул рукой, мол, иди за мной.
Остальные зомби тоже последовали за мертвецом. И только девушка осталась стоять, не зная, что делать. Ей нужно было искать лекарства. А не прогуливаться по Мертвому городу с его жителями.
– Я не могу! – выпалила Вика, сама не ожидая от себя этого.
Зомби остановились, оглянулись.
– Глеб ранен, ему нужна помощь. Я не могу идти с вами!
Это внесло в ряды мертвецов растерянность. Тот, кто первым пошел прочь, вернулся к Вике, начал что-то хрипеть, но понять его было категорически невозможно.
– Глеб ранен! – повторила девушка, с отвращением глядя на синее лицо покойника.
Тот внезапно кивнул головой. И все остальные тоже закивали. Они явно поняли, что им сказала девушка.
И вновь за сегодняшний день Своркин стоял у Петра Алексеевича в кабинете и нюхал тошнотворный запах благовоний. Будь его воля, вытравил бы тут все клопомором, чтобы выдавить эту сладковатую вонь навсегда. Словно тухлятиной воняет.
Бежать пришлось на всех парах – за Своркиным послали солдата, и тот долго искал его, не зная, что Своркин в это самое время заседает в шахматном клубе. Когда нашли, Петр Алексеевич уже был зол.
Пришлось долго объясняться, еще дольше выслушивать ругань. Потом, когда шеф успокоился, наконец перешли к делу.
– Я придумал! – вдохновленно прошептал Петр Алексеевич, соскочив с места.
– Что придумали? – осторожно спросил Своркин.
Он готов был сейчас услышать все что угодно, вплоть до того, что Петру Алексеевичу все известно о темных делах Своркина. Если так, то смерть будет являться самым мягким наказанием, которое его ждет.
– Что придумали? – повторил Своркин, невольно пятясь к двери.
– Придумал, как узнать у людей то, что они от меня скрывают!
– И как же? – еще более настороженно спросил вошедший.
В голове невольно начали рисоваться жуткие картины пыток. Но как? Всех пытать? Впрочем, от Петра Алексеевича и такое можно ожидать.
– Мы устроим пир!
– Что? Пир?
– Именно так. Пир, где каждый должен прийти в маске. Понимаешь?
– Не совсем.
– У каждого будет маска – у тебя, у меня, у всех. Никто не будет знать, кто под какой маской прячется. И мы будем разговаривать с каждым – по душам разговаривать. Теперь понимаешь?
– Ну… – протянул Своркин.
– Я буду говорить с каждым, выяснять их границы терпения. Уж это я умею. Надо будет – и искушать. Маски скроют наши личности, а значит, никто не будет бояться проболтаться – все равно ведь никто не поймет, кто именно что-то сказал. Понимаешь?
Петр Алексеевич злобно рассмеялся.
Своркин покрылся ледяным потом, не потому что испугался, что его раскроют. Ему было страшно за самого шефа. Он ведь явно обезумел. Именно в этот момент Своркин понял это так ясно, как только можно. И почему раньше этого не замечал? Ведь были же все симптомы. А сейчас это проявляется особенно сильно.
– Устроим бал! – закричал Петр Алексеевич во все горло.
– Хорошо, – промямлил Своркин. – На какое число…
– Прямо сегодня! Прямо сейчас!
Глава 7. Одурманенный
– Не пойдешь? – с трудом сдерживая злость, переспросил Макс.
– Не пойду.
– Позволь узнать – почему?
– Не люблю я такие места, – хмуро произнес Егорка, оглядывая лес.
– Такие – это какие? – теряя над собой контроль, спросил Максим.
– Ну, вот такие, – кивнул вперед парень.
– Послушай, ты же сам увязался за мной! – терпение лопнуло, Макс закричал. – Увязался, а теперь начинаешь палки в колеса вставлять! Места́ ему такие не нравятся! А мне что, думаешь, нравится? Только идти надо, а не ерепениться и в позу тут вставать!
– Можно в обход пойти, – совсем тихо пробормотал Егорка, опустив взгляд.
– Что?! – зарычал Макс. – В обход?!
– Ну да, – одними губами произнес Егорка.
– Да что с тобой?! – после некоторой паузы спросил Макс.
Ярость быстро выгорела, оставляя внутри только усталость, пыльную, тяжелую.
– Я боюсь, – ответил Егорка. – Очень сильно боюсь. Понимаешь, просто был один случай…
– Какой еще случай?
Егорка молчал, видимо, не желая рассказывать и ворошить прошлое.
– Дело твое, – отмахнулся Макс и двинул вперед.
– Постой! – едва не плача, пробормотал Егорка. – Не уходи! Пожалуйста! Я правда не могу туда.
Макс остановился, тяжело вздохнул.
– Говори – почему ты не хочешь идти? Или говори, или молчи. И оставайся тут. Мне уже плевать на все. Правда плевать. Я готов идти, но не готов останавливаться по любому пустяку. Не мне это надо, тебе.
– Случай был, – тихо произнес Егорка. Голос его дрогнул. – Со мной.
Он дрожащей рукой вытер навернувшуюся на глазу слезу, начал рассказ.
– Меня родители на лето, когда я в школе еще учился, отправляли к деду на пасеку. Сажали на электричку, я ехал до станции Зеленой, выходил. Там меня уже дедушка на «Москвиче» встречал. И вот на этом «Москвиче» мы через лес ехали к нему на пасеку.
Мне нравилось у деда. Там тихо на пасеке, спокойно. Я все лето там с ним жил, мед ел, сладкий-сладкий! Вечером костер, и на костре еда приготовленная – макароны с тушенкой или суп из консервов. Иногда дед в деревню ездил за молоком. В общем, классно было.
Пчел я не боялся. Да и они не кусались. Дед мне однажды сказал, что поговорил с ними и что они меня больше не тронут, и с тех пор они не жалили меня и я их бояться перестал.
В седьмом классе тоже меня отправили к деду на лето. Та же станция Зеленая, я вышел. Дед встретил. Только какой-то уставший он тогда был, серый. Взгляд такой грустный, словно пеплом присыпанный. Я надолго тот его взгляд запомнил. А дед лишь отмахнулся – все нормально, просто плохо спал, нога на погоду болела левая.