– Я понял, о чем ты, – отозвался Руперт. – Может, внутрь тоже что-нибудь попадает, но ты не замечаешь.
– Мне кажется, ни у кого нет желания вести подобные разговоры за столом.
– А у меня есть, бабушка. – Она схватила мясную корочку пальцами и вгрызлась в нее острыми белыми зубками. – А каких разговоров хочется вам? – спросила она. – О, знаю! Папа говорит, Полли выходит замуж. В июне. Мама, можно я буду подружкой невесты? Теперь моя очередь. Лидия в прошлый раз была, и вообще, она уже слишком старая. Человека, за которого выходит Полли, зовут Джералд Лорд.
– Да нет же, дорогая, просто он сам – лорд. А зовут его Джералд Фейкенем.
– А что такое «лорд», папа?
– Титул. Ну, как доктора Баллатера называют «доктором».
– А что в них хорошего, в этих лордах?
– Вопрос в точку. Ну, то же самое, что есть в других людях. Или чего в них нет.
– Наверное, у него прекрасный дом и много земли, – высказалась миссис Хэдфорд, – и большое состояние. Очень повезло вашей племяннице.
– Если не ошибаюсь, денег у него вообще нет, но Хью говорит, он славный малый, крепкий орешек, и оба они явно счастливы.
– Крепкий орешек, папа? Как человек может быть орехом?
– Это просто выражение. Означает твердый характер.
– Джулс, дорогая, ешь свой обед.
– Я ем, мама, только понемногу. – Она подцепила на вилку кусочек мяса и отгрызала от него.
– Сначала порежь его, Джулс.
– Глупо это как-то, выходить замуж за орех.
– И не болтай с полным ртом.
– Мама, я не могу сделать сразу и то и другое. Не могу есть свой обед и не болтать с полным ртом.
Так и продолжалось, щебет Джульет спас атмосферу за столом. По крайней мере, мать Зоуи не стала заговаривать об отъезде.
Потом они повели Джульет в Кенсингтонские сады, смотреть, замерз ли Круглый пруд. Зоуи прихватила черствый хлеб, продававшийся в булочной без карточек, – специально, чтобы Джульет покормила уток, что ей особенно нравилось. Миссис Хэдфорд позвали с ними, но она сказала, что ей лучше немного отдохнуть.
Домой вернулись еще до темноты. В парке было холодно; пока Джульет кормила уток, Зоуи попыталась было рассказать Руперту про мать, но стоило начать, как Джульет чем-нибудь отвлекала их.
– Что-то случилось, дорогая?
– Ничего.
– Тебя что-то тревожит.
– После расскажу.
Потом пили чай и тосты с мармайтом, которым сдобрили вкус ярко-желтого маргарина. И играли с Джульет: Руперт изо всех сил старался втянуть и тещу, но она сказала, что одной рукой играть в карты не умеет, а когда он предложил партию в «пелмановский пасьянс», отговорилась тем, что никогда не могла запомнить, где какая карта. «Тогда в «Пеготти», – решил Руперт, на чем и порешили, хотя Джулс сказала, что ей не нравится.
В конце концов, причем прогресс в этом деле достигался с утомительной медлительностью, Джульет искупали и уложили в постель, на стол поставили ужин в основном из остатков, поели, вымыли посуду, и миссис Хэдфорд объявила, что устала, сразу ляжет в постель и послушает приемник. Зоуи помогла матери раздеться, приготовила горячую грелку, дождалась ее из ванной и уложила в постель. Все это время о будущем не было сказано ни слова, только мать сообщила, что завтра съест завтрак в постели и дождется, когда Зоуи отведет Джульет в школу, тогда и помоется. Наконец Зоуи спаслась бегством в верхнюю гостиную, чувствуя себя вымотанной.
– Осталась еще капелька бренди. Тебе с содовой или чистого?
– Пожалуй, с содовой.
– Уже несу.
– Итак, – заговорил он, подавая ей стакан, – что происходит? Атмосфера за ужином мне показалась слишком гнетущей.
Она объяснила.
– Может, она не всерьез решила, – предположил он. – Только в отместку за то, что ты разозлилась на нее.
– Всерьез. Да, конечно, за то, что я на нее накричала, но решила она твердо.
– Как думаешь, она справится одна?
– Ну, раньше ведь не справлялась.
– Честно говоря, не видел, чтобы она что-нибудь готовила и так далее. Сегодня, к примеру, ничем тебе не помогла.
– Одной левой рукой она не в состоянии. Но говорит, как только снимут гипс, она спишется с мисс Фенвик – это ее знакомая, которая живет неподалеку, – и попросит приготовить коттедж.
– Не вздумалось ли ей вернуться туда только на лето, пока управляться с домом легче – огонь разводить не нужно, например, – а остальное время проводить с нами?
– Господи, да не знаю я. Все это так ужасно, изо дня в день. Не знаю, что с ней делать, она не ладит с Джулс, и если уж на то пошло, с Эллен тоже.
– Бедняжка, понимаю, как тебе трудно.
– Ну, тебе не легче. Только справляешься ты лучше, чем я, но сидеть с ней за столом – просто кошмар, да еще теперь, когда мы убедились, что при ней в гости лучше никого не приглашать. И так будет продолжаться много лет! Ей ведь и шестидесяти нет.
– Отчасти дело в этой квартире, – рассудил он. – Места здесь маловато. Будь у нее своя гостиная, было бы легче.
– А по-моему, вряд ли. Она же все равно захочет постоянно находиться с нами, а если засядет у себя, меня замучает совесть.
Во время короткой паузы она наблюдала, как он вынул сигарету из ярко-синей пачки и закурил. Потом сказала:
– Если бы я лучше относилась к ней, когда это давалось легче – то есть когда могла видеть ее лишь изредка, – мне не было бы сейчас так тяжело. Надо же, пахнет гораздо приятнее, чем твои обычные сигареты. Можно мне одну?
Он протянул ей пачку и поднес огонек. На миг они напомнили ей сигареты Джека, но лишь на миг: эти, новые, не имели привкуса жженой карамели, как «Лаки Страйк».
– Где ты добываешь французские сигареты?
– В одном месте в Сохо. Я только изредка курю. – Судя по голосу, он оправдывался.
– Я ведь не запрещаю тебе курить, дорогой.
– Суть в том, что ты никогда не могла с ней ужиться, и конечно, ей об этом известно. Нет, я тебя не виню, – поспешно добавил он. – Просто пытаюсь объяснить почему тебе так трудно. Может, с ее отъездом полегчает.
– Но в том-то и беда, Руперт! Мне кажется, нельзя отпускать ее, но и остановить ее я не могу.
В том же духе они продолжали еще какое-то время. Он предлагал поговорить с матерью сам, но она отказалась из опасения, что мать может наговорить на нее: в ее нынешнем состоянии все, что он предлагал, казалось напрасным. Наконец он сдался, и она почувствовала, как удручает его отсутствие решения.
– По-моему, ситуация кажется тебе неразрешимой только потому, что ты смертельно устала, – предположил он. – Ну, все. В постель.
Направляясь вслед за ним в спальню, она думала о бесконечном множестве способов, которыми раньше, давным-давно, он выразил бы ту же мысль.
Через несколько дней она повела мать к доктору Баллатеру снимать гипс. Да, сказал он, рукой можно двигать без опасений; мышечный тонус вскоре восстановится.
– Только больше не надо выскакивать из автобусов в такую погоду, – добавил он и посмотрел при этом на Зоуи так, что ей показалось, будто это она заставила мать разъезжать по городу на автобусах.
Миссис Хэдфорд весь день писала письма – вернее, хоть она и называла свое занятие именно так, письмо получилось только одно, довольно длинное, которое она попросила Зоуи отправить, когда понадобится вести Джульет на хореографию. Ни о каком отъезде они по-прежнему не упоминали.
Она взяла мать с собой по магазинам – к ее любимым старомодным галантерейщикам, Гейлору и Поупу, где, когда расплачиваешься с продавщицей у прилавка, деньги и счет кладут в коробочку, которая со свистом уносится по трубке к кассиру и возвращается со штампом «оплачено» и сдачей, если она нужна. Миссис Хэдфорд составила список, и они педантично следовали ему: панталоны, теплые чулки, комнатные туфли, репсовая лента – отделать ее летнюю шляпу, – пуговицы для кардигана, который она наконец смогла довязать, косая бейка, резинка, сеточки для волос, шапочка для душа, сумка, чтобы держать в ней вязание. Она оказалась неутомимой и постоянно вспоминала все новые нужные мелочи, не внесенные в список.
Зоуи настроилась выдержать эту экспедицию с неиссякающим терпением, и когда с покупками было покончено, повела мать обедать.
«О, я с удовольствием», – ответила мать на это предложение. Мэрилебон-Хай-стрит изобиловала заведениями, куда заглядывали в основном женщины и чаще всего – на чай или кофе с затейливыми кексами, но подавали здесь и простые, элегантные блюда – омлеты, цветную капусту с сыром. В одно из таких мест они и зашли, и заняли маленький круглый столик, окруженные со всех сторон пакетами с покупками, так что официантка еле сумела подойти к ним.
– Я как будто скупила целый магазин, – упоенно сказала мать.
– Шопинг явно тебе на пользу.
– И наши отношения заметно пошли на лад, правда ведь, Зоуи, – теперь, когда ты знаешь, что я уезжаю.
– Ты ведь знаешь, как я беспокоюсь об этом.
– Да, дорогая. Но со мной все будет хорошо. Дорис очень добра ко мне, она поможет мне с готовкой, и как всегда говорила Мод, Аврил умница. И, думаю, я заведу кошку для компании. – Некоторое время спустя она сказала: – Конечно, обязательно привези в гости Джульет. Как тебе известно, от нас до моря совсем недалеко.
– Она решила совершенно твердо, – сказала Зоуи Руперту тем вечером.
– Может, лучше бы тебе самой отвезти ее, а заодно постараться увидеться с этой ее подругой и попросить держать нас в курсе дел, если ее будет что-нибудь беспокоить.
– Господи, да уж конечно, отвезу.
– Я напомнил об этом только потому, что это в твоих силах, если ты тревожишься за нее.
Она поняла, что они вот-вот поссорятся, причем по ее вине – слишком ее переполняют противоречивые чувства. Умолчала она о том, что в такси после похода по магазинам ее мать сказала:
– Знаешь, Зоуи, по-моему, ты не отдаешь себе отчета в том, насколько тебе повезло, что твой муж вернулся с войны. Тебе не пришлось овдоветь в двадцать четыре года, как мне, и остаться одной с маленькой дочкой на руках. Он прекрасный человек, и ты должна делать все, что в твоих силах, чтобы он был счастлив.