– Все прошло отлично – правда, дорогая? Ты им понравилась, это было очевидно, – заверил Эдвард, когда они ложились спать. – И вписалась ты гораздо лучше, чем жена Тедди.
Она хотела было сказать, что она-то да, как и надеялась, но воздержалась. И вместо этого заметила:
– Должно быть, ей очень трудно. Кажется, она извелась от скуки, бедная.
– Ну, в постели она наверняка хороша, – отозвался он. – Ты же знаешь, как это бывает в молодости.
– Не так уж она и молода! С виду старше Зоуи. Значит, к таким девушкам тебя тянуло, когда ты был в возрасте Тедди?
– Боже упаси! В его возрасте я был безумно влюблен в милую и невинную Дафну Брук-Джонс – мы даже обручились, но сказать родным так и не осмелились.
– Почему?
– Мы знали, что они нас не одобрят, – сказал он. Она почувствовала, что делиться подробностями он не хочет. – Обычно мы виделись на конных прогулках по Роу перед завтраком, – добавил он. – А в остальном встречались только в гостях.
– И что с ней стало?
– Вышла за кого-то.
– А ты?
– Я встретил Вилли, – коротко ответил он.
Значит, его брак был чем-то вроде ответного хода, думала она, когда после дежурного акта любви он уснул. Ей казалось, что всю правду о его первой любви (если она была действительно первой) ей никогда не узнать. Сознание, что его брак был заключен в отместку, придало ей уверенности.
Выходные прошли приятно, но без особых событий.
– Так странно находиться здесь без детей, – однажды заметила Рейчел.
– Не считая меня, – вставил Тедди, поглощающий гигантский воскресный завтрак.
– Да, дорогой, но ты ведь уже вырос.
– Как и Луиза. И Саймон. И Полли с Клэри.
– Да. Остались только малыши.
– И они уже не те малыши, какими были раньше.
– А я скучаю по длинному столу в холле и по детским застольям, – призналась Рейчел. – Ты не поможешь мне вдеть нитку, Зоуи? Мне бы новые очки – ничего не вижу.
– Даже Лидия считает, что она уже взрослая, – продолжал Тедди. – Господи, чуть не забыл поднос для Берни.
Она предпочитает завтракать в постели, объяснил он до того, и когда собирал поднос, положил на него гораздо больше сливочного масла, чем ей причиталось. Рейчел передала ему распоряжение Дюши, которая решительно порицала любую еду в постели, кроме тех случаев, когда человек настолько болен, что вообще не в состоянии есть: на Тедди возлагалась обязанность вовремя принести поднос обратно в столовую, чтобы посуду с него можно было помыть вместе с прочей после завтрака.
Диана прогулялась по саду вместе с Дюши, которая показала ей свои горечавки.
– Принялись не так хорошо, как я надеялась, но все равно приятно видеть их в саду. А вы любите садовничать?
– Думаю, мне понравилось бы, вот только не было сада, а во время войны, когда я жила в коттедже, вечно не хватало времени.
– А-а. У вас ведь трое детей?
– Четверо. Трое сыновей и дочь.
Дюши спросила о возрасте детей, Диана объяснила, что старших растят бабушка с дедушкой.
– А Джейми только что начал учиться в школе. Так что дома одна Сюзан.
– Сколько ей?
– Почти четыре.
– И она от Эдварда, – невозмутимо сказала Дюши. Это был вовсе не вопрос.
– Да… да, так и есть.
Последовала пауза, потом Дюши сказала:
– Думаю, жена Эдварда не знает об этом, и поскольку идет развод, по-видимому, это обстоятельство не стоит афишировать. Надеюсь, вы согласны?
– Да.
Эдварду об этом разговоре она не сказала.
Беседы в основном вертелись вокруг семейных дел. К примеру, свадьбы Полли. Все радовались ей, свадьбу назначили на июль. Диане было нечего сказать по этому поводу, поскольку, как она считала, лишь она одна еще не познакомилась с женихом Полли.
– Славный молодой человек, – сказала Дюши.
– С виду он не картинка, – по секрету сообщила ей Бернардин, – зато у нее будет титул, и хотя говорят, что денег у него нет, в это что-то не верится. Дом у него здоровенный, как отель, так что ей ужиматься не понадобится, не то что нам с Тедди.
(Речь о Полли зашла в ходе затяжного «трепа» с Дианой о том, как трудно сводить концы с концами и как скупы Казалеты, и Диана поняла: от нее ждут, чтобы она передала эти слова Эдварду.)
– Хью так рад. После помолвки Полли его не узнать, – сказала Рейчел. – Выглядит помолодевшим на десять лет.
– Клэри будет скучать по ней, – откликнулся Руперт. – Они дружили так долго. Когда она возвращается в Лондон – Арчи, ты не знаешь?.. Арчи?
Тот выбивал трубку в камин, – видимо, поэтому и расслышал не сразу.
– Наверное, вернется, когда допишет книгу, – ответил он.
– Лучше всего то, что они любят друг друга до умопомрачения, – воскликнула Зоуи, и Диана увидела, каким влюбленным взглядом окинул ее Руперт. «И они влюблены», – подумала она. На самом деле. Ею на миг овладела зависть.
В воскресенье вечером, когда они остались одни, Эдвард предупредил:
– Насчет этой свадьбы не стоит слишком воодушевляться.
– Я и не думала, но почему? По-моему, очень радостное событие.
– Боюсь, присутствовать на нем мы не будем.
– А что такого? Я уже со всеми познакомилась, меня, кажется, приняли.
– Потому что Хью хочет пригласить Вилли. Вот почему. Вилли заботилась о Сибил, когда та умирала, и Хью этого не забыл.
– А-а. Это значит, что он не желает со мной знакомиться?
– Не знаю. Может быть. Кое в чем он упрям как черт. Между нами есть и другие разногласия. Не только ты.
– Рада слышать, – сказала она.
– Да? – Он оскорбился. – Знаешь ведь какие.
Разумеется, она знала. Капиталовложения, Саутгемптон и так далее, и хоть он пытался ей растолковать, все выглядело настолько запутанно, неразрешимо и, в общем-то, довольно скучно, что она забыла, как мысли об этих делах донимают Эдварда.
– Дорогой, прости! Я понимаю, как они тебя тревожат. И жалею только, что ничем не могу помочь.
– Милая, еще как можешь! Я очень люблю тебя, ты же знаешь.
– Знаю. И я тебя люблю.
По возвращении в Лондон оказалось, что с Джоном беда. Из больницы звонили час назад, сообщила миссис Гринэйкр, но когда она дозвонилась в Хоум-Плейс, то узнала, что они уже выехали. Это насчет майора Крессуэлла. Он в Мидлсекской больнице.
– Я тебя отвезу, – вызвался Эдвард, и они сразу уехали, даже не позвонив в больницу.
– Как думаешь, он попал в аварию, или?..
– Не знаю, дорогая. Может, у него особенно жестокий приступ малярии.
– Но разве в этом случае все равно стали бы звонить нам?
– Или сердечный приступ, или еще что-нибудь. Бесполезно гадать и тревожиться, мы все равно ничего не знаем. Постараемся доехать поскорее, – дождь снова усилился, но улицы были почти свободны.
– У него передозировка, – сообщила им сестра, – но его, к счастью, вовремя обнаружили. Мы сделали промывание, сейчас ему полегчало. Ваше имя нашли у него в записной книжке, вот и позвонили вам.
Ее проводили в палату. Он лежал в дальнем конце. Эдвард сказал, что подождет за дверью. Возле кровати стоял стул, она села. Он лежал совсем серый, исхудавший, с закрытыми глазами, но открыл их, когда она позвала его по имени.
– Джонни! Это я, Диана.
Вид у него был растерянный.
– Дико виноват, – пробормотал он. – Не знал, как быть. – Она взяла его за руку. Он впился в нее взглядом. – Бесполезно, – продолжал он. – Я просто не могу… найти… Даже на этот раз не справился, да? И вот он я опять. – Он силился улыбнуться, единственная слеза медленно выкатилась из глаза.
Она погладила его по руке.
– Милый Джонни, все хорошо. Я здесь.
– Понимаешь, просто поговорить не с кем. – Он снова зажмурился и продолжал, не открывая глаз: – Вот чем хорош был лагерь: этого добра навалом.
– По-моему, сейчас тебе надо поспать. Завтра я снова приеду, и мы поговорим как следует.
– Вот горемыка. Ужас какой!
С помощью многочисленных вопросов она выяснила, что нет, в компании «Казалет» толку от него было немного; что ему придумали работу, но из этого ничего не вышло. Он все тревожился, не мог понять, что и как должен делать, и приставал к другим с расспросами, отвлекая их. Хью считал, что его надо уволить, но Эдвард уговорил дать ему еще немного времени.
– Вот что я тебе скажу. Почему бы тебе не потолковать насчет него с Рейчел? В таких делах она неплохо разбирается.
Оказалось, и вправду неплохо. Диана позвонила ей, Рейчел приехала в тот же день, они долго беседовали, и Рейчел решила съездить к нему сама.
– Ему, бедному, похоже, слишком одиноко, – определила она.
Диану переполняли чувства благодарности и облегчения. Потом она забеспокоилась, куда же ему деваться после выписки из больницы, которая, как она узнала во время второго посещения, ожидалась в самом ближайшем времени. Естественно, она могла бы приютить его у себя, но от такой перспективы у нее падало сердце, и хотя она полагала, что Эдвард не станет возражать, ей было ясно, что и в восторг он не придет.
Но Рейчел все уладила.
– Надеюсь, вы не сочтете меня слишком настойчивой, – сказала она по телефону в тот вечер, – но сестра Мур сказала, что ему нет смысла задерживаться в больнице, вот я и договорилась о его пребывании у одной из моих давних коллег – сестры милосердия на пенсии, которая время от времени берет к себе выздоравливающих пациентов, которым требуется небольшой уход. Она живет в Илинге, так что вы сможете навещать его там. Я объяснила ей, что к чему, а она на редкость здравомыслящий человек. Уверена, она благополучно проведет его через этот этап. А мы пока подыщем ему какое-нибудь занятие – более подходящее, чем сидеть в конторской каморке и сражаться с цифрами, в чем, по его словам, он не силен. Думаю, ориентироваться нам следует на работу в каком-нибудь сообществе, там, где у него появится компания. Сестра Мур говорит, вес у него ниже нормы и почки пошаливают, так что прежде ему понадобится хороший отдых. Я уже поговорила с ним об этом и сказала, что непременно приеду навестить его в Илинге.