Исход из Длинного Солнца — страница 19 из 88

— Они похожи на тривигаунтских птеротруперов, — добавила Синель, — только их крылья длиннее и, похоже, легче.

Ночная клушица слетела на плечо Шелка.

— Еще один вопрос, Орев. Там, где приземлились летающие люди, были дома?

— Дом счас! Быстр дом!

Шелк вынул из кармана носовой платок, тряхнул им и накинул на растопыренные пальцы.

— Как это?

— Да, да!

— Садитесь, пожалуйста, — сказал Шелк трем женщинам. — Мукор, не окажешь ли услугу мне и твоей бабушке? Ты можешь узнать, что делают эти летуны?

Когда она не ответила, он сказал:

— Обыщи пастбища на севере и востоке от города, где люди Рани раскинули свои палатки. Мне кажется, что Орев именно их имеет в виду, когда говорит «быстрые дома». Насколько я себе представляю, приземляясь, летуны складывают крылья и, скорее всего, оставляют одного из своей группы сторожить их.

— Патера говорит, что это важно для нас, Мукор. — Майтера Мрамор погладила ее по колену. — Я не знаю, почему это важно, но я уверена, что так оно и есть.

— С тех пор, как эта баба из Тривигаунта увидела ее в зеркале, — заметила Синель, — я хотела посмотреть, как она это делает, но сейчас я даже не могу сказать, делает ли она это. Наверно, ты должен петь и брызгать духами на образ Фелксиопы.

— В Мукор есть чудо — или магия, если ты хочешь так называть это, — сказал ей Шелк.

— Гагарка верит в богов, патера. Он, по-своему, по-настоящему религиозен и знает, что во мне была Сцилла, которая всем управляла. Но то, что я вижу, не заставит его поверить в это.

— Гагарка, — внезапно повторила Мукор.

Орев наклонил голову, как майтера Мрамор.

— Где Гаг?

Казалось, что невыразительный голос Мукор донесся из какого-то места за пределами вселенной:

— Где Гагарка… Шелк? Сковали мои руки. Ноги раздавили сильн-крылья.


Глава шестаяВ паутине Паука


— Неужели мы действительно, хм, брошены, майтера? Одиноки? Или есть и другие уши, а? В этой… э… вонючей темноте. Это вопрос, хм?

— Не знаю. Не могу сказать. А вы? — На самом деле майтера Мята обсуждала с собой вопрос, будет ли невежливо лечь на пол раньше, чем Прилипала.

— Я… э… нет. Не могу, признаюсь.

— Вы знаете секрет, который позволил бы Потто и другим советникам вернуться к власти вопреки богам?

— Я бы… э… генерал. Было бы безопаснее не, а? Не говорить на такие… э… темы.

— Безусловно, было бы, знай вы такой секрет, Ваше Высокопреосвященство. Вы знаете? — Она пыталась забыть, как ее мучит жажда.

— Безусловно, нет. Не разбираюсь в военных делах, а?

— Я тоже, Ваше Высокопреосвященство, так что пусть они слушают все, что хотят. — Она с наслаждением сняла туфли; полминуты она спорила с собой на тему длинных черных носков, но, в конце концов, самоконтроль победил. — Но теперь командование перешло к Бизону. Или к кому-нибудь другому, но, скорее всего, к Бизону. Он — мой лучший офицер, абсолютно надежный в трудный момент, но ему не хватает воображения. Однако если он найдет какого-нибудь немного более творческого советника, для Аюнтамьенто настанет очень трудное время.

— Я, э, с удовольствием это предвкушаю.

— И я, Ваше Высокопреосвященство. Я надеюсь, что это правда. — Она прислонилась к стене.

— Вы, хм, будете упрекать меня.

— Никогда, Ваше Высокопреосвященство.

— Вы, или другие. Критиков всегда… э… в избытке? Патера Щупальце. Критиканы. Вы будете… хм… э… восклицать, что как, э, посредник, я должен был ограничить свою поддержку.

Она положила руки на колени, а голову — на руки.

— В ответ, генерал, я, э, торжественно утверждаю, что так и сделал. И делаю так, а? В нашем, хм, текущем положении и за пределами, эй? Это не поддержка, а разум, эй? Я — человек мира. Таким я, хм, себя объявил. Под белым флагом, а? Проконсультировавшись с бригадиром Орланом. И, точно так же, проконсультировавшись с кальде Шелком. Привести кого-нибудь… э… исключительно значительного… хм. Вас, генерал. Я провел вас, чтобы обсудить, э, прекращение огня. Дипломатический… э… подвиг? Триумф. Мой… э… наш. Они нас уважают? Да, не уважают!

— Я собираюсь лечь, если это не расстроит вас, Ваше Высокопреосвященство. Я оберну юбку вокруг ног.

— Нет, нет, майт… генерал. Я едва различаю вашу, а, фигуру в этой… э… стигийской тьме. Еще один конфликт, который невозможно уладить, эй?

— Мы, безусловно, не преуспеем, пытаясь уладить этот.

— Я имею в виду конфликт между добром и, хм, злом. Да, злом. Как человек в этой одежде, авгур, когда-то предназначенный, э? Предназначенный для… э… величия. И этот, хм, авгур, ошибся, э? Иногда глуп, а? Тем не менее, чувствительный в высшей степени, эй? Я не могу уладить все конфликты, потому что не могу уладить этот. Я внес свое имя в списки, а? Давно. Я за добро. Я не могу закрывать глаза на зло. Не буду. Оба.

— Это хорошо. — Майтера Мята закрыла свои. В темной пустой комнате не было света, за исключением длинной водянисто-зеленой полосы под дверью; закрыв глаза, она почти не ощутила разницы, но, тем не менее, нашла это глубоко успокаивающим.

— Если… э… а… ум… хм, — сказал Прилипала; или, по меньшей мере, так она услышала. Фасад Зерновой биржи очень медленно падал, а она ждала, не в силах пошевелиться.


Она проснулась словно от толчка.

— Ваше Высокопреосвященство?

— Да, генерал?

— Некоторые сны посланы богами.

— Э… неоспоримо.

— Кто-нибудь когда-нибудь считал, что каждый сон — послание богов?

— Я… хм. Не могу припомнить, э? Я должен подвергнуть эту мысль… э… исследованию. Возможно. Очень возможно.

— Я только что видела самый обычный сон, Ваше Высокопреосвященство, но чувствую, что, может быть, он послан богом.

— Необычно? Экстраординарно. Если я не злоупотребляю, эй? Не желаю, э, быть назойливым. Но могу предложить мое, хм, если пожелаете.

— Мне снилось, что я стою на улице перед Зерновой биржей. Здание валится на меня, но я не могу бежать.

— Я… э… понимаю.

— Это действительно произошло несколько дней назад. Мы обрушили его при помощи быков. Тогда я могла убежать, но не хотела. Я хотела умереть, так что стояла там и смотрела, как оно падает, пока Грач не вынес меня. Его самого чуть не убило, как и меня.

— Значение? Я не могу… э… постичь его, генерал.

— Какой-то бог, я думаю, сказал мне, что, поскольку я решила умереть тогда, я не должна бояться смерти сейчас, и все, что они собираются сделать со мной, не может быть хуже, чем оказаться под тем зданием — способ смерти, который я выбрала не так давно.

— Что за бог, генерал? У вас есть предположение?

По легкому изменению в голосе Прилипалы она поняла, что он выпрямился. Она, по меньшей мере временно, оторвала его от жалости к себе; она страстно захотела, чтобы кто-нибудь оторвал ее.

— У меня нет ни малейшего понятия, Ваше Высокопреосвященство, какой бог благоволит ко мне, предполагая, что вообще такой есть. Я не помню ничего, что могло бы дать ключ.

— Никаких животных, а?

— Никаких, Ваше Высокопреосвященство. Только улица и падающие камни. Все происходило после тенеспуска, и я помню, какими темными они выглядели в свете небоземель.

— Хм, не Управляющий днем Пас. Бог солнца, а? Повелитель Длинного солнца и все такое. Тартар, хм? Бог ночи. Темные камни, темный бог. Летучие мыши… э… порхают?

Майтера Мята помотала головой, и кончик ее маленького острого носика нарисовал в воздухе маленькую дугу отрицания.

— Никаких животных, как я и сказала. Абсолютно никаких.

— Я бы… э… предпочел. Предпочел… хм… подвесить? Нет, стол. Вопрос на стол, э? Только на данный момент. По моему, э, не самому большому опыту, подпись, хм, может быть… э… охарактеризована по тому, кто, а? Надо оглядеться. Давайте оглядимся. Какой у нас день, вы бы сказали?

— Сейчас?

— Э… да. И тогда, а? В какой день, как вы чувствовали, вы были в вашем… э… видении?

— Вы имеете в виду ночь, когда это произошло?..

— Нет. Было ли это, э, в какой-то особый день, а? Вы, хм, представляете себе… э… календарь?

— Нет, Ваше Высокопреосвященство.

— А какой день сейчас? Когда мы, э, разговариваем?

Сколько раз похитители останавливались, чтобы поесть и поспать? Три? Четыре?

— Я не уверена. — Майтера Мята уже начала сожалеть, что упомянула свой сон. Она позволила векам упасть.

— Попробуйте угадать, генерал. Какой день?

— Гиераксдень или фелксдень, мне кажется.

— Тела, а? Стервятники?

— Нет. Только небоземли, здание и камни.

— Зеркала, обезьяны, олень? Карты, чайные чашки… э… лента? Какая-нибудь цветная лента? Домашние птицы, ничего подобного?

— Нет, Ваше Высокопреосвященство. Ничего подобного.

— Пространство… хм… большой размер? Небоземли, а? Вы были… э… не бесчувственны к ним?

— Я знала, что они там были, Ваше Высокопреосвященство. На самом деле они казались значительными, хотя не могу сказать, почему.

— Мы, э, продвинулись? Да, продвинулись. На самом деле произошло, вы сказали? Здание упало, а? Вы спаслись.

— Да, это было начало сражения. Я хочу сказать, Ваше Высокопреосвященство, что сейчас мы называем это началом. А в тот момент мы чувствовали, что уже долго сражаемся, что те из нас, кто сражался с самого начала, сражались очень много. — Майтера Мята замолчала, размышляя.

— Мы были как дети, которые в первый раз пришли в палестру год назад. Когда начинается новый год, эти дети чувствуют себя старожилами, ветеранами. Они советуют новичкам и покровительствуют им, хотя их собственное образование едва началось.

Прилипала одобрительно хмыкнул:

— Я, хм, сам замечал нечто подобное.

— И сейчас… я имею в виду перед тем, как мы пошли в тот дом, где был спасен кальде. Сейчас все успокоилось. Четвертая окружена, но никто не хочет сражаться с ней. Мы чувствуем, что Орлан колеблется, и вы подтвердили это. Аюнтамьенто внизу, в туннелях, и те из нас, кто думал о сражении с ними, поняли, как трудно будет выковырять их оттуда. Мы осмеливаемся надеяться, что найдется какой-нибудь другой путь. Вот поч