— Очень целесообразный принцип, — заявила Саба.
— Возможно, но работает не слишком хорошо. Несколько дней назад народ одолел сотни гвардейцев и забрал их оружие. Но я вижу, что не убедил вас.
Саба кивнула.
— Тогда разрешите мне высказать еще одно соображение. Генералиссимус Узик сказал, что ему понадобится не один день, чтобы собрать оружие у добровольцев генерала Мята.
— Если они его отдадут, — проворчал Бизон.
— В точности. Лучшие труперы отдадут оружие, если получат приказ, но худшие свое спрячут — а ведь мы хотели бы в точности наоборот. Более того, если однажды нам опять понадобятся волонтеры, нам придется потратить такое же время, чтобы оружие раздать.
— Сто тысяч карт — большая сумма, — прошептал Квезаль, кивавший над своей нетронутой тарелкой. — Неужели вы можете позволить себе так много?
Шелк покачал головой.
— Тогда не надо, парень! Не давай! — воскликнул Меченос.
— Мы не можем себе это позволить, мастер Меченос, — криво усмехнулся Шелк. — Но мы не можем и не позволить. Во-первых, я пообещал наградить тех, кто храбро сражался, на обеих сторонах, но до сих пор им ничего не дал. Есть тысячи всяких вещей, которые мы не можем себе позволить. В этом нет никаких сомнений. Но то, что мы никак не можем себе позволить, то, чем мы никак не можем рисковать, — дать людям поверить, что мои обещания ничего не стоят. Так что завтра, как я и сказал, каждый трупер генерала Мята и полковника Бизона получит по две карты и разрешение вернуться в свой дом к своему занятию. Тем, кому дали карабин или другое оружие, скажут, что отныне это оружие принадлежит им. И никто не будет иметь повод пожаловаться, что те, кто сражались на нашей стороне, остались без награды.
Сиюф улыбнулась:
— Кальде Шелк, я думаю — в точности, как и вы, — что нам может понадобиться орда Мяты, и очень скоро. И они придут, когда вы позовете их, особенно учитывая щедрую награду, которую они получили в первый раз.
— Спасибо. Большинство наших финансовых трудностей происходит из-за того, что самый разный бизнес…
Пока он говорил, вошел Хоссаан, неся огромное жаркое на замечательном золотом блюде.
— Люди из Горностая смогут присмотреть за этим, Бекас, — сказал ему Шелк. — Пожалуйста, приготовь поплавок — он мне скоро понадобится.
Орев взлетел над столом и осторожно покружил, прежде чем приземлиться на плече Шелка.
— И птица!
— Конечно, если хочешь.
— Давайте послушаем остальное, кальде Шелк. Мне очень интересно.
— И я собираюсь сказать, что, если люди заплатят просроченные налоги, правительство города будет купаться в деньгах, генералиссимус. На самом деле войска генерала Мята очень быстро потратят полученные карты и вызовут волну благосостояния. И тогда, если мы приложим определенные усилия, чтобы собрать просроченные налоги, мы будем в состоянии выполнить наши другие обязательства.
Генералиссимус Сиюф поглядела на Сабу:
— Вы сказали мне, что он сумасшедший. Он не сумасшедший. На самом деле он просто умнее вас. Это не одно и то же.
«Могут ли мертвые вставать и опять ходить по витку?» — Майтера Мята слышала такие рассказы, и они мелькали в ее голове, пока ее поднимали по мусоропроводу.
«Меня принесли в жертву, — подумала она. — Я должна была понять это, когда советник Потто приказал Пауку перегнуть меня через колено. И меня ударила капля кипящей воды. Как чудесно было бы, если бы все остальные могли бы выбраться наверх тем же путем, что и я!»
Верх мусоропровода казался сверкающим прямоугольником высоко над головой, таким ярким, что, наверно, наверху был полдень и длинное солнце Паса лило золотые лучи через окна мантейона, в который она поднималась. Майтера Мята зачарованно смотрела на силуэты металлических рук Грифеля, которые медленно и ровно, раз за разом перехватывая веревку, вытягивали ее наверх.
Потом появилась рука из плоти, длинная рука Прилипалы с голубыми венами, и потянулась к ней; она ухватилась за нее и дала ему помочь ей перебраться на мозаичный пол.
— Наконец-то, майтера. Я, хм, мы ждали вас. Сержант очень, э, желает приступить, а? — Лицо Прилипалы было чистым, запачканная накидка исчезла, дорогую сутану заменила еще более дорогая.
Она огляделась вокруг, ожидая найти сверкающие солнечным светом окна, которые себе представляла; но не было никаких окон, только два десятка священных ламп из горного хрусталя, увенчанных яркими языками пламени; на алтаре горел огонь.
— Я… э… зажег, хм… — рискнул Прилипала, проследив за ее взглядом. — Это казалось предусмотрительным.
— Конечно. И вы еще почистились. Могу ли я спросить где, Ваше Высокопреосвященство? — Краем глаза заметив Тура, крадущегося к выходу из мантейона, она крикнула: — Сержант! Остановите пленного!
— А, э, гардеробная? Кубикул[22]. За ризницей, а? Для сивилл. Шкафчики с… э… одеждой. Так мне, хм, дали понять.
— Мне нужны мыло и вода, — сказала она ему. — Теплая вода, если возможно. Вы вымылись, и очень чисто.
— Сержант хочет совершить жертвоприношение прямо сейчас, — вмешался Паук. — Он…
— Пролокьютор сказал нам, что Пас придет, сэр, — проскрежетал сам Песок, стоявший между Туром и дверью. — Я докладывал. Это План, и предписания говорят, что он имеет более высокий приоритет, чем что-нибудь другое.
Грифель согласно кивнул.
— Действительно, так оно и есть. Но может и не прийти. Мы должны быть готовы и к этой возможности. Я говорю так, хотя терпеть не могу становиться на одну сторону с Туром, уверенным, что Пас не придет. Но если он придет, как мы надеемся, мы должны быть готовы принять его. Не только я, но и вы все. — Вслед за Прилипалой она поднялась на приподнятый санктуарий[23] и прошла мимо увенчанного огнем алтаря.
— Местонахождение, э? — Прилипала почти ухмылялся.
— Где мы находимся, Ваше Высокопреосвященство? Если вы спрашиваете, знаю ли я, где мы находимся… — Она огляделась. — Понятия не имею. Я даже не представляла себе, что существуют такие мантейоны.
Они вошли в ризницу, в три раза большую, чем на Солнечной улице; на полке стоял длинный ряд потиров, украшенных драгоценными камнями, и душистая пластина сандалового дерева, в которую были воткнуты дюжина священных жертвенных ножей с рукоятками из золота или слоновой кости; каждая рукоятка сверкала драгоценными камнями.
— Бесконечное число раз я руководил здесь церемониями, — сообщил ей Прилипала. — Пятьсот, э? Тысячу? Я бы не стал оспаривать и цифры побольше. Это, хм, oratorium abolitus[24], личная капелла под дворцом. Только для Его Святейшества, эге? И авгуров, которые имеют… э… административные обязанности, а? Мы, э, проводим наши… э… недоступные взору? Уединенные богослужения.
Он уже собирался уйти, но она схватила его за просторный рукав сутаны.
— Где комната, в которой я могу помыться? Где чистая одежда, которую я смогу позаимствовать?
— О, да, да, да! Правая… э… дверь. — Он открыл ее. — Можно закрыть на засов, э? Изнутри. Никаких сомнений, никаких сомнений. И вода. Цистерна, а? — Он указал на потолок. — Под… э… западным куполом.
Комната была вдвое больше ее долгожданной спальни в киновии. Она, с благодарностью, закрыла дверь и заложила ее на засов. Два больших гардеробных шкафа и ванна; медная перфорированная корзина, предположительно для грязного белья; на одной стене зеркало в полный рост и стекло на другой. В уголке столик.
Открыв один из шкафов, она нашла полдюжины чистых комплектов одежды разных размеров; самой большой она завесила стекло, затем выложила все из карманов на столик, сняла всю одежду и бросила ее в корзину. Ее уже не спасти, и Капитул должен ей сотню комплектов новой, по меньшей мере.
Мрачно переступив через запачканные панталоны и сняв сорочку и бюстгальтер без бретелек, она решила собрать все эти одежды и разделить среди сивилл, таких же бедных, как она. Она села на пол и сняла туфли и носки, решив, что им прямая дорога в Главный компьютер; однако, похоже, здесь нет чистых носков. Она прополоскала те, которые сняла, выжала их, настолько сухо, насколько смогла, и повесила на открытую дверь шкафа.
Сначала хлынувшая из крана вода казалась холодноватой, но потом стала приятно-горячей. Вероятно, где-то во дворце есть нагреватель; майтера Жасмин, происходившая из богатой семьи, рассказывала о таком, хотя майтера Мята никогда даже не мечтала, что такая роскошь может быть доступна обычным сивиллам.
Она трижды вымыла руки (душистым мылом!), прежде чем пена, стекавшая с них, перестала быть черной от грязи. Но все равно под ногтями остались маленькие черные полумесяцы. О них позаботился кончик иглы из ее игломета.
Маленькое усталое лицо оказалось таким же грязным, если не хуже; осторожно протерев ссадины и ожоги, она опять и опять мыла его и короткие коричневые волосы, потом обтерла губкой все тело, не обращая внимания на лужи, образовавшиеся на выложенном красной плиткой полу.
Из-за тяжелой дубовой двери в комнату проник ворчливый голос Прилипалы:
— Э… сержант Песок. Сержант Песок хочет…
Она почувствовала собственную озорную улыбку, хотя и постаралась подавить ее:
— Скажите ему, Ваше Высокопреосвященство, что я хочу сэндвичей, и еще спросите, что он знает о военном трибунале.
— Вы… шутите.
— Ничего подобного. Скажите ему и спросите его. — Отражение в зеркале потрясло ее. Вот если бы Бизон когда-нибудь увидел ее такой!
Но этого не увидит ни он, ни любой другой мужчина, скорее всего; но мужчинам не нравятся тощие ноги, узкие бедра и маленькие груди — а именно такими она обладала в потрясающей степени. Да, она была красивой, двадцать лет назад; многие люди говорили ей об этом, в том числе многие мужчины.
Красивая девушка, чьи длинные кудрявые волосы казались рыжевато-каштановыми. Некоторые из мужчин могли врать, и, без сомнения, некоторые так и делали. Но все? Это казалось невероятным.