— Вы имеете в виду маленькие и извилистые золотые линии в карте? — спросила Крапива. — Схемы? Но они ничего не делают.
— Они бы делали, если их вернуть на их настоящее место в посадочном аппарате. И очень скоро мы сами вернем некоторые из них.
Рог, сузив глаза, посмотрел на Шелка:
— Все это вам рассказал Скиахан?
— Не так подробно, но он сказал достаточно, чтобы позволить мне домыслить остальное. Что ты хотел спросить?
— Много чего, кальде. Ну, вы знаете, для моей книги. Будет ли нормально, если я буду называть вас там «кальде»?
— Конечно. Или патера, или Шелк, или даже патера-кальде, как называет меня Его Святейшество. Как тебе хочется.
— Я слышал, как Синель рассказывала Моли, что, когда она была Кипридой, вы все равно называли ее Синелью. Мне это показалось… смешным.
— Я не пишу книгу, кальде, — сказала Крапива, — но тоже хочу спросить. Мне кажется, это поможет Рогу. Во всяком случае, я хочу ему помочь. Это вы заставили мертвых возвращаться и разговаривать с нами, как они это делали?
— Нет, это сделал Главный компьютер. — Шелк улыбнулся. — Поверь, я не в состоянии заставить их сделать хоть что-нибудь. Я попросил Скиахана поговорить с ним о нас, но он объяснил, что нет необходимости. Главный компьютер знает все, что происходит здесь; как только я сформулирую свою просьбу, Главный компьютер станет ее рассматривать. Я был очень счастлив, что так происходит, безмерно благодарен.
— Но не дома. — Крапива неопределенно махнула рукой в сторону палубы, находившейся кубитов на десять ниже. — Там он ничего не слышит.
— Да, не слышит; но он лучше осведомлен, чем я думал. Начиная с теофании Ехидны, я предполагал, что боги знают только то, что видят и слышат через Священные Окна и стекла, и это, похоже, очень близко к правде. Они, безусловно, основные источники информации для Главного компьютера, но есть и другие — летуны, например.
— У меня есть тяжелый вопрос, кальде. И я не пытаюсь сконфузить вас или что-то в этом роде.
— Конечно, нет. И какой?
— Тартар сказал Гагарке, что виток короткого солнца будет похож на наш, только там не будет людей, или, во всяком случае, людей похожих на нас. Гагарка рассказал об этом Синель, и я спросил ее. Она сказала, что там будет трава, камни и цветы, но не те, к которым мы привыкли. Почему?
Крапива недоверчиво тряхнула головой:
— Это совсем не тяжелый вопрос. Просто Пас выбрал их для нас, чтобы облегчить нам жизнь.
— Или наоборот, — пробормотал Шелк.
— Не поняла.
— Давай предположим, здесь не было бы ни животных, ни растений — тогда мы бы остались с одними камнями. Ты сама видела, что спускаемый аппарат Гагарки снабжен запасами растений и эмбрионами. Он в состоянии вырастить все, что пожелает; и если на витке, который он выберет, нет собственных, эти растения и животные будут единственными, с которыми он будет иметь дело. Но если они там есть, у него будет значительно более интересный выбор — и намного более тяжелый.
Гул моторов стал глубже; все трое стали дрейфовать к носу второй гондолы, пока не натянулись свободно висевшие веревки.
— Похоже, мы возвращаемся домой, — объявил Рог.
— Идти дом! — согласился Орев.
— Как только мы улетим, не думаю, что поверю, будто была здесь, — вздохнула Крапива. — Бабушка приходила поговорить. Я предложила ей остаться со мной и сказала, что мы заберем ее отсюда, но она ответила, что не может.
— Мать патеры Прилипала тоже приходила проведать его, — сказал Рог Шелку. — Он, улыбаясь, рассказывает об этом всем подряд. Он сказал ей, что теперь у него есть собственный мантейон, где он будет совершать жертвоприношения, исповедовать и приносить Мир Паса, и больше не будет работать во дворце Его Святейшества. А она ответила, что именно этого желала для него все время.
— Мать Гиацинт тоже навестила ее.
Крапива удивленно посмотрела на Шелка:
— Я не знала, что ее мать умерла, кальде.
— Как и Гиацинт.
Перехватывая веревку руками, они опять подтянули себя вперед и скоро уже стояли на палубе, хотя и стояли очень легковесно; Шелк освободился от веревочной петли.
— Кальде, вы так и не ответили на вопрос о крышах, — сказала Крапива. — И я хотела бы знать, почему тень здесь такая плотная, что мы никогда не видим солнца.
— Ее создает Пилон, или, во всяком случае, он выбрасывает ее в небо, — объявил Рог. — Я прав, кальде? Солнце сжигает ее, но она превращается не в дым, а в воздух. Если бы Пилон перестал это делать, тень бы исчезла, и все время стоял бы день. Только оно могло бы сжечь и сам Главный компьютер, потому что оно очень близко. Солнце начинается на вершине Пилона и идет вплоть до западного полюса.
— Длин путь, — уточнил Орев.
— И нам тоже предстоит длинный путь, — сказал Шелк, не обращаясь ни к Рогу, ни к Крапиве, — но, наконец-то, мы тронулись.
— А я поняла, зачем крыши, — сказала Крапива.
Шелк оглянулся на нее:
— Неужели? Тогда расскажи.
— Когда я была маленькой, мы ездили каждое лето на озеро. Потом… я не знаю, но что-то случилось; похоже, у нас не было достаточно денег.
— После того, как умер старый кальде, налоги выросли, — сказал ей Рог. — Просто прыгнули вверх.
— Может быть. В любом случае однажды, когда мне было девять или десять, мы ждали до тех пор, пока не уехали домой все остальные, и поехали только тогда, когда стало дешевле, и больше никогда не ездили.
Шелк кивнул.
— Иногда, после обеда, бывала замечательная погода, и мы плавали, но по утрам было очень холодно. Как-то утром я встала, когда в доме все еще спали, и пошла к озеру — просто чтобы посмотреть на него. Мне кажется, я знала, что это последний год и больше мы не приедем. Может быть, в тот день мы собирались уехать домой.
— Причем здесь крыши? — спросил Рог, но Шелк только прижал палец к губам.
— И все озеро было покрыто призраками; белые фигуры вылезали из-под воды и взлетали в воздух, все время становясь больше и сильнее. Тогда я много думала о призраках, потому что бабуля только что, ну, ты знаешь, ушла в Главный компьютер; как раз с ней я говорила сегодня. Наверно, нам сказали, что она в Главном компьютере, но для нас это ничего не значило. Рог, ты собираешься сказать, что это были не настоящие призраки?
Тот покачал головой.
— Так вот: не было никаких призраков, только сильный туман. На пирсе рыбачила одна старуха, которой я, кажется, нравилась — когда я спросила ее, она ответила, что воздух над озером пропитан водой, которая, охлаждаясь, собирается вместе, крошечные капельки становятся длинными и успевают еще больше вырасти, пока падают; именно это я вижу. До этого я никогда не интересовалась, откуда берется туман.
— Хорош туман.
— Верно, ты болотная птица. Разве место их обитания не в Палустрии, кальде? В болотах вокруг нее?
— Да, я так считаю, — кивнул Шелк.
— Просто я собираюсь сказать, что в тот день туман становился гуще и гуще, и все было мокрым. Так что если здесь много тумана… Хотя мы уже не там. Но вы понимаете, что я хочу сказать. Вряд ли кому понравится, если туман проникнет внутрь, так что нужны крыши, и они их сделали.
— Фонтаны тоже могут мочить траву, — сказал Рог, — как у нас дома в ветреный день. Но не так сильно, как ты думаешь, потому что есть штука, которая засасывает воздух на дно и берет воду из насоса. Вот если ее заткнуть, вода будет повсюду.
Шелк отбросил веревку и посмотрел, как она падает на палубу.
— У нас опять есть вес.
— Ага, я знаю. То есть «да».
— Я должен был бы подумать получше, прежде чем сказать, но я нахожу это возбуждающим. Когда мы прилетели и смогли плавать — смогли летать, до известной степени, особенно после того, как Скиахан снабдил нас силовыми модулями, — я тоже нашел это возбуждающим. Похоже, я противоречу сам себе.
Рог посмотрел на Крапиву, которая сказала:
— Я так не думаю.
— Мне не так-то легко осмыслить происходящее и еще труднее объяснить свои мысли. Скиахан — летун, он любит полеты и оправданно гордится крыльями и особым статусом среди Экипажа. До тех пор, пока мы не попали сюда, я был уверен, что понимаю его чувства.
Рог озадаченно посмотрел на него:
— Здесь все летают, кальде.
— Вот именно. Они и должны, и мы тоже летали, как они. Или плавали. Быть может, «плавать» — термин получше. Это так просто, что мы, все трое, плавали без всяких модулей; но мы плавали под опустившейся тенью, которая никогда не принесет ночь и никогда не поднимется, чтобы принести новый день.
— Он принесет нас в день. — Рог показал на заполнившее все небо коричневое тело дирижабля.
— Мы долетали до подножий Гор, Которые Выглядят Горами, — сказал Шелк. — Однако если бы мы попытались плыть дальше, мы бы сели на землю. Но Скиахан летает над этими холмами, через горы… или планирует от долины к долине, если захочет.
— Птица летать!
— Да. Скиахан летал, как Орев или та орлица, которая сбила бедного Улара. Я ощутил настоящий вкус полета, когда пилотировал дирижабль. — На мгновение лицо Шелка осветилось улыбкой.
Из люка вынырнула голова Сабы:
— Привет, кальде! Не хотите ли снять показания?
— Я не знаю, как.
Она легко перемахнула на палубу.
— А я знаю, и у меня есть угломер, так что я покажу вам. Пока еще рано, но я хотела забраться сюда пораньше, чтобы не карабкаться. — Она хихикнула. — Я слышала, как вы говорили о полетах. Я командую тысячью птеротруперов, но не могу летать, как они. И вы не можете — мы оба слишком тяжелые. Даже этой девочке придется слегка похудеть, прежде чем ее допустят.
— Я собирался объяснить Рогу и Крапиве, что, хотя крылья чудесны — они, откровенно говоря, настоящее чудо, — ноги тоже чудесны. Если бы доктор Журавль остался в живых, он мог бы ампутировать мне ноги, и тогда я стал бы достаточно легким, чтобы летать как ваши птеротруперы или, возможно, даже как Скиахан; но, хотя я и завидую им, я бы не захотел, чтобы Журавль это сделал. Да, было бы чудесно летать, как они, так что нет ничего удивительного, что мы завидуем им; но представьте себе, как человек, лишившийся ног, завидует нам.