– Бля, сколько же добра пропадёт. – Горестно подумал Филимонов.
Расчёт оказался верным, прямо за складом начинались позиции миномётчиков фашей. Началась перестрелка, быстро перешедшая в рукопашную. Бились кто чем. Христофоров забивал одного фаша снятым с чужой головы шлемом, нанося остервенелые удары по лицу. Сзади на сержанта навалился здоровенный детина. Филимонов вытащил нож и приблизившись, ухватив детину за воротник, отдёрнул его от сержанта и начал наносить фашу один за другим удары ножом. Кровь хлестала из перерезанных артерий, но Алексей не унимался.
Вырезав и перебив миномётчиков, испортив миномёты, и понаставив растяжек, взвод Филимонова, подобрав раненых, ушёл на прежние позиции. Позади остался пылающий продовольственный склад.
Танковое сражение к этому времени, собственно, закончилось. Осталось лишь выкурить из разрозненных строений засевших там гренадёров. Те яростно отстреливались, не давая подвести огнемётные бэхи. Прекрасно понимая, чем это для них закончится. В дело снова пришлось вводить танки, чтобы разрушить строения. Но гренадёры, уловив момент, покинули их и рассредоточились на местности, используя как укрытия сгоревшие танки.
– Бля, вот упорные же, скоты. Ведь есть куда отойти, пока что. Съебали бы уже, и дело с концом. – Эмоционально комментировал, помогая перевязывать раненого, Христофоров.
– Одна радость, мы снова в резерве. – Отстранённо отвечал Филимонов.
Начинало темнеть. Алексей решил осмотреться, и с этой целью забрался на крышу здания. Подступлению темноты яростно мешал огонь многочисленных пожаров. Алексей услышал далёкий, одинокий выстрел.
Глава 28Вечная жизнь… и борьба
Сильный удар, подобный удару кувалдой, свалил Филимонова с ног. Резкая, дикая боль в сердце сорвала дыхание. Алексей лежал на крыше, перебирая ногами, ухватившись левой рукой за область грудной клетки слева и широко распахивая рот, хватал воздух.
– Снайпер!!! Всем укрыться и отойти от окон!!! – Доносились из здания крики Христофорова.
До чердачной лестницы от Алексея было с десяток шагов.
– Надо туда… Самому… Полезут вытаскивать и сами попадут… Как я… – Как бы кусками, с перерывами, думал Филимонов. Пересиливая боль, и нехватку дыхания, он медленно, но упорно принялся ползти к чердачной лестнице. Снайпер, заметив движение, выстрелил снова. Пуля ударилась в крышу прямо под лицом ползущего Алексея, оцарапав ему скулу. Со стороны послышался уже знакомый, резкий, звук выстрела старой германской винтовки.
– Надо же… Жив мужик… Он же из второй роты… В такой каше был и жив… Тоже хочу… жить… – Продолжая ползти, в том же темпе думал Филимонов. – Хочу жить… Буду жить… Буду… Жить… Буду… Жить… – Делая выдох после каждого движения, чеканил мысль Алексей.
У чердачной лестницы его подхватил обеспокоенный Христофоров, и перенёс на лестничную клетку верхнего этажа.
– Буду… Жить… Буду… Жить… – Бормотал Филимонов. Сознание его уже было сильно спутано.
– Будете, будете. Сейчас. К медикам доберёмся. И будете жить. – Говорил Христофоров, помогая укладывать Алексея на брезент.
К тому моменту, когда Христофоров с бойцами вытащили Филимонова из здания и направились в развёрнутый неподалёку полевой госпиталь бригады, снайпер, ранивший Филимонова был пойман и зверски искалечен. Им оказался, местный, невысокий, блондинистый паренёк, 16 лет от роду. Поймавшие его бойцы потрёпанной накануне, в танковом сражении, второй роты, решили по своему сжалиться над ним и его мамашей, неожиданно появившейся рядом. Они не стали его убивать, только отрезали большой и указательный пальцы на правой руке, и выкололи правый глаз. После чего преспокойно отпустили под надзор расчувствовавшейся мамаши.
Алексей, к моменту, когда его доставили в госпиталь, всё ещё был в сознании. Лёжа в импровизированных носилках, он держался за рану в левой стороне груди и отрывисто дышал, лицо было неестественно бледным, с синюшным оттенком. Именно в таком состоянии его приняли медики.
– Ну вот, парни, теперь я снова Ванька-взводный. – Угрюмо сказал бойцам Христофоров, когда они вышли из подвала, где находился госпиталь.
– Нехорошо как-то вышло, толковый мужик, и так глупо подставился. – Поддерживая беседу, сказал нерусский боец, тот самый, меткий гранатомётчик, по фамилии Хабибуллин.
– Толковый. Но и на старуху бывает проруха. И чего его Крейзер на взвод воткнул, лучше бы мне звезду на погон кинул, а так зря загубил его считай. – С огорчением в голосе говорил Христофоров.
– Да ну, может и выживет ещё. – С некоторой долей возмущения сказал Хабибуллин.
– Не Ахмед, он не выживет. Если б чуть пониже ранили, то тогда возможно и выжил бы. Хотя, хрен его знает, поживём, увидим. – Мрачно и негромко произнёс Христофоров.
Через полчаса в госпиталь, готовившийся к очередному за день перемещению, прибыл запыхавшийся Алексеев.
– Где капитан Филимонов? – Спросил Алексеев у санитара регистрировавшего поступающих раненых.
– Нет его. – Устало отмахнулся санитар, предварительно заглянув в регистрационный журнал.
– То есть, как нет? – Недоумённо задал новый вопрос Алексеев.
– Так и нет, умер он. – Так же, усталым тоном, ответил санитар.
– Как, когда? – Спросил его Алексеев.
– Не знаю, это у врачей спрашивайте, у меня только отметка стоит, что он умер. – По машинному, от усталости, ответил санитар.
Алексеев не унялся и отправился к врачам. Один из врачей, прислонился к стене сидя на табуретке и прикрыв глаза отдыхал. По виду было более чем понятно, что он только что из операционной. Ротный привлёк его внимание и начал задавать вопросы.
– А, это ты того капитана имеешь в виду… – Лишь слегка приоткрыв глаза отвечал врач. – Я его оперировал. Умер он на столе. Редкое ранение он получил. Пуля срикошетила от грудины, задела по касательной сердце и застряла в лёгком. Крепкие кости у мужика были, даже не треснула грудина то. Вообще, крепкий мужик. До самой операции в сознании был, жить хотел сильно. Обидно мне, что он помер. Тут ведь как, поток идёт раненых. Всех никогда не замечаешь, только чем-то особенных. Капитан этот особенный был. Таких на всю жизнь запоминаешь. И жалеешь, что не смог спасти. Снятся даже иногда. Представляешь, у него перикард порван, кровь сердце сдавило, что есть мочи. А он жив, и разговаривает даже. И вот как я ему сердце то освободил, оно и остановилось. И не запустилось больше. На самом интересном месте… Такие просто так не умирают… Будет что-то… – Врач остановил монолог и, опустив голову, засопел во сне.
Алексей открыл глаза. Наверху было привычное уже, пасмурное небо. Поведя руками, он нащупал сырую, не мёрзлую землю, покрытую живой, невысокой, травой. Повернул голову набок. Местность представляла собою степь, с небольшими холмами, уходящую до самого горизонта. Алексей снова вперил взгляд в небо. Он был растерян. Ощупал себя руками и обнаружил на себе, привычную уже, зимнюю полевую форму. Однако никаких следов раны на груди не было. Дышалось свободно, никакого дискомфорта не было.
– Я типа значит сплю. – Вслух произнёс мысль Филимонов.
– Не Лёша, ты помер. – Раздался рядом весёлый женский голос.
Филимонов удивлённо посмотрел в ту сторону, откуда раздался голос. Его взгляду предстала одетая в белый халат женщина средних лет, с приятной южной внешностью.
– Во как, уже бабы азеровские мерещатся. – С усмешкой произнёс Алексей.
– Дурачок! Я мысль твоя! – Весело сказала женщина.
– Какая ещё мысль? – Заинтригованно спросил Алексей.
– Меня так и зовут, Мысль Филимонова. Я воплощение собирательного образа твоих земных мыслей. – Старательно поясняла женщина.
– Ну, положим так. А чё тогда баба то, а не мужик, например? – С недоумевающими нотками в голосе, спросил Алексей Мысль.
– Так задумано. – Ответила Мысль.
– Кем?
– Ну, не мной и не тобой, и ни кем из людей. – Всё так же, старательно, поясняла Мысль. Внезапно она переменила тон. – И вообще, чего разлёгся то? Вставай давай, пойдём. Дело у нас есть.
– Какое ещё нахрен дело? – Начав подниматься, вопрошал Филимонов. – И вообще, жарковато тут.
– Это от пропасти. Да и одет ты по-зимнему. – Отвечала Мысль, помогая Алексею подниматься.
– Чё за пропасть? – Снова раздался вопрос.
– Сейчас за вон тот холм перейдём и ты всё всё узнаешь Лёшенька. – Успокаивающим тоном отвечала Мысль.
Когда Филимонов поднялся Мысль взяла его под руку, и показывая направление, попутно рассказывая смешные нелепицы, повела его к холму. Уже подходя к холму, они заметили спускающегося с вершины человекоподобного уродца, в лохмотьях бывших некогда форменным камуфляжем Российской Армии. Вглядевшись в лицо уродца Алексей его узнал, это был Кац.
– А!!! – Завопил отвратительно Кац и прыжками приблизился к Филимонову, обдав того мерзким, вонючим дыханием. – Я всё про тебя знаю!!! Ты негодяй из негодяев!!! Я всем всё про тебя расскажу!!! Расскажу, как ты изменял жене, не вернул Лосеву взятые в долг тысячу рублей, как предал Шмеля, оставил краснопресненцев, как убивал и калечил людей!!! – Мерзко вопил Кац, прямо в лицо Алексею.
Мысль, освободив руку, вытащила из складок халата небольшой, красивый клинок, видом лезвия напоминавший фламберг.
– Тааак!!! – Направив на Каца клинок, сделав зверское выражение лица, начала громко говорить Мысль. – Ну ка, продёрнул отсюда ублюдок!!! Давай быстро, ноги в руки и бегом, пока я добрая!!!
Кац, вопя и размахивая руками-клешнями начал прыжками удаляться.
– Боевая тётка. – Удивлённо оглядывая Мысль, сказал Алексей.
– Такая же Лёша как ты. Если забыл, поясню, я твоя, именно твоя Мысль, говорю и поступаю как ты. Ну, с поправкой на женскую природу. – Последнюю фразу Мысль произнесла явно кокетничая.
– Значит ты любишь пояснять непонятки всякие. – С интригой начал Алексей. – Тогда поясни мне, что тут делает этот придурок Кац? И почему в твоей руке отравленный нож Хашишин, о котором я мечтал полжизни?