― Можем и заберем. Это всего лишь неделя. А она умная девочка. За неделю она не отстанет.
― В любом случае, я не могу повлиять на твое решение. Ты просто будешь делать все, что захочешь, ― огрызается Кэтрин.
― Да? А где, блядь, было мое право голоса последние шесть лет, Кэтрин? ― шиплю я в ответ.
― Нет! ― кричит Грейси, и мы с Кэтрин оборачиваемся к ней.
― Что случилось? ― спрашиваю я.
― Ты злишься, ― говорит мне Грейси.
― Я не злюсь. Я расстроен, ― пытаюсь объяснить я. Хотя, наверное, для ребенка это звучит одинаково.
― Мне это не нравится, ― говорит она.
― Мне жаль, Грейси. Все в порядке. Мы в порядке, ― заверяю я ее.
Она ничего не говорит. Она смотрит на маму, несколько секунд просто смотрит на нее.
― С мамой не все в порядке.
― Со мной все в порядке, детка. Просто мне грустно из-за бабушки, ― говорит Кэтрин.
― Нам не обязательно отправляться в путешествие, мама. Все в порядке.
― Будет весело. Тебе понравится Диснейленд. Кроме того, папа прав. Ты достаточно умна, чтобы пропустить неделю в школе и не отстать, ― говорит ей Кэтрин.
Остаток дороги проходит в напряжении. Между мной и Кэтрин. Между мной и миром. И даже между мной и собой. Хотя я не уверен, почему. Я ни в чем не виноват. Это мне нужно наверстать упущенное время. Это я пропустил пять лет с моей дочерью. Не Кэтрин.
Когда мы наконец подъезжаем к похоронному бюро, я почти с облегчением выхожу из машины. Я провожаю всех взглядом и останавливаю отца, как только мы входим в здание. Кэтрин ведет Грейси в переднюю часть зала и садится. К ним подходит распорядитель похорон, и мой взгляд останавливается на гробе, возвышающемся посреди… это алтарь? Сцена? Не знаю. Я никогда не любил церковь и все эти религиозные атрибуты. Как бы это ни называлось, гроб стоит на платформе, усыпанной розовыми и белыми цветами.
― Как она? ― спрашивает папа.
― Не очень, ― отвечаю я ему, не сводя взгляда с Кэтрин и распорядителя.
― А как ты?
― Я в порядке, ― говорю я.
― Хорошо.
― Ты что-нибудь выяснил?
― Ничего, ― ворчит он.
― Что ж, спасибо, что попытался. ― Я провожу рукой по волосам, прежде чем успеваю остановить себя, и пробираюсь в переднюю часть зала. Моя сестра и Лиам, мать его, Кинг сидят сразу за спиной Кэтрин. Какого хрена он должен быть везде, куда идет моя сестра, я понятия не имею. Но это чертовски раздражает. Винни и Джона сидят рядом с ними.
Я киваю, проходя мимо, беру Грейси на руки, сажусь рядом с ее матерью и опускаю ее с другой стороны от себя. Затем я беру Кэтрин за руку и сжимаю ее. Я вижу, как по ее лицу текут слезы, и мне это чертовски не нравится. Я знаю, что я мудак. В одну минуту я ― вышвыриваю ее из своей постели, трахнув как шлюху. А в следующую ― хочу утешить ее и вытереть эти гребаные слезы.
Поверьте мне. Я тоже этого не понимаю. Но это то, что есть. Вряд ли я смогу это объяснить.
На протяжении всей службы Кэтрин продолжает сжимать мою руку. Ее слезы беззвучны. Как будто она тренировалась плакать, не издавая ни звука.
Когда через несколько часов мы возвращаемся домой, я веду Грейси в игровую комнату и включаю для нее телевизор. Алия и Лиам идут за мной.
― Ты можешь немного присмотреть за ней? ― спрашиваю я сестру.
― Конечно. Но сначала дай мне свою кредитку. Мы сделаем несколько покупок в Интернете. Твоей дочери нужна новая одежда. ― Алия протягивает мне ладонь, ее глаза смотрят выжидающе.
Я достаю из кармана бумажник, вытаскиваю AMEX и отдаю сестре.
― Ей пять лет, Алия. Ей не нужен «Versace», ― напоминаю я ей.
Алия вздыхает, как будто я ее оскорбил или что-то в этом роде.
― Да, ей нужен! Не волнуйся, Грей. Я научу эту девочку быть стильной и тратить твои деньги. ― Она смеется.
― Мне все равно, сколько денег она тратит, Лия. Я просто не думаю, что ей нужно бегать в платьях за две тысячи долларов, из которых она вырастет через неделю. ― Я качаю головой, выхожу из комнаты и поднимаюсь наверх в поисках Кэтрин.
Глава двадцать вторая
Я расстегиваю молнию на платье, позволяя ему упасть на пол, а затем тянусь за спину, чтобы избавиться от бюстгальтера, и наблюдаю, как он падает рядом. Я переступаю через сброшенную одежду и иду в ванную. Я чувствую, что мне нужно смыть этот день. С себя. Включаю душ и жду, пока вода нагреется, затем снимаю трусики и шагаю под горячую струю.
Откинув голову назад, я позволяю теплой воде омыть меня. Если бы также можно было смыть и мою боль. Я знала, что сегодня будет тяжело. Наверное, я просто не была готова к тому, насколько сложно это оказалось. Я благодарна, что рядом со мной был Грей.
Он утешал меня, держал за руку, поддерживал… Не думаю, что он когда-нибудь узнает, как много для меня значит то, что он это сделал. Ему не нужно было быть рядом со мной.
Возможно ли, что он когда-нибудь простит меня за то, что я сделала? При этой мысли во мне снова вспыхивает огонек надежды.
Я сомневаюсь в этом. Я сажусь под поток воды и подтягиваю колени к груди. Мой лоб прижимается к коленям, и слезы не просто падают. Они льются из меня, как цунами. Волна такого страдания, какого я никогда раньше не испытывала, захлестывает мое тело. Моя грудь вздымается от рыданий. Я чувствую себя такой потерянной сейчас. Я понятия не имею, что мне делать дальше. Мне нужно, чтобы Грейсон просто ненавидел меня. Мне нужно, чтобы он перестал подавать мне столько противоречивых сигналов.
― Кэтрин, давай. ― Вода выключается, а затем пара знакомых рук поднимает меня на ноги.
― Зачем ты здесь?
― Потому что я тебе нужен, ― говорит Грейсон.
― Ты ненавидишь меня. Я тебе безразлична. Зачем ты здесь? Просто оставь меня. ― Я прижимаюсь к его груди. На самом деле я не злюсь на него. Я злюсь на себя. Но сейчас проще наброситься на него.
― Разве ты не понимаешь, что я бы так и сделал, если бы мог? Я не могу, черт возьми, держаться от тебя подальше, Кэтрин. Ты права. Бывают моменты, когда я тебя ненавижу. Я ненавижу то, что ты сделала. Но я не могу перестать любить тебя. Поверь мне, я пытался. ― Он тяжело и глубоко вздыхает, прежде чем обернуть мое тело полотенцем.
― Нет, ты не любишь меня. Ты должен ненавидеть меня, Грей. Это проще, если ты меня ненавидишь. Я бросила тебя, помнишь? Я уничтожила нас. Ты должен ненавидеть меня, черт возьми. ― Мои руки сжимаются в кулаки, и я бью ими в его грудь.
Он хватает меня за запястья, чтобы остановить.
― Все хорошо. Кэтрин, все будет хорошо. ― Затем он притягивает меня к себе, опуская мои руки и крепко прижимая к своей груди. ― Все будет хорошо, ― повторяет он.
― Не будет, Грей. Они найдут меня здесь, и ты будешь единственным, кто заплатит за это. А что, если они найдут Грейси? Что, если они начнут преследовать ее за то, что я сделала?
― Кто? Кэтрин, о ком ты, блядь, говоришь? Я чертовски устал от этих игр, от твоих тайн. Хватит уже. Просто, блядь, скажи мне, кто это.
― Все они. Копы, Дювали и неизвестно кто еще, ― выдыхаю я, закрываю глаза и жду его реакции.
Пальцы Грея впиваются в мои руки. Он отодвигает меня, чтобы заглянуть в глаза.
― Что?
Я смотрю на него и качаю головой. Я не должна была говорить ему. Я знала, что не должна.
― Ничего. Я ничего не говорила. Я в порядке. Просто… я в порядке. ― Я пытаюсь вырваться из его объятий, но его хватка только крепче.
― Полицейские? Дювали? Что, черт возьми, ты натворила, Кэтрин?
Я качаю головой, снова и снова, и слезы текут по моему лицу. Удивительно, что у меня вообще еще остались слезы.
― Грей, ты не должен вмешиваться. Я пожертвовала всем… Я уничтожала нас не для того, чтобы теперь ты пострадал. Я не могу… не могу позволить им добраться до тебя.
― Ради всего святого, Кэтрин, никто до меня не доберется. Я в порядке. Я здесь. ― Он берет меня на руки и выходит из ванной.
Затем Грей несет меня в свою спальню. Если бы у меня были силы, я бы боролась с ним. Но у меня их нет. Я истощена, эмоционально и физически. Он садится на маленький диванчик у дальней стены и усаживает меня на свои колени.
― Пожалуйста, просто расскажи мне, что случилось. Что бы это ни было, я могу это исправить. Ты должна мне рассказать. Если Дювали замешаны… Ты даже не представляешь, на что способна эта семья, Кэтрин. Что они сделают с Грейси, чтобы добраться до тебя, если они этого захотят. Ты должна рассказать мне. Все, ― говорит он.
― Я… ― Я открываю рот, потом останавливаюсь, снова закрываю глаза и делаю вдох. Он прав. Мне нужно понять, как защитить Грейси, как защитить Грея, и совершенно очевидно, что я не смогу сделать ни то, ни другое сама. Я моргаю. ― Я никогда не получала стипендию, как я тебе говорила, чтобы пойти в колледж. Я… я платила за колледж, взламывая банковские счета и снимая небольшие суммы. Обычно никто не замечал, просто небольшие суммы то тут, то там.
― Ты взламывала банковские счета? Откуда ты вообще знаешь, как это делается?
― Меня научил отец, когда я была совсем юной. ― Я пожимаю плечами. ― Я думала, что если буду забирать деньги только у тех, кто заработал их незаконным путем, то ничего плохого не сделаю. Я же не воровала у трудолюбивых, честных людей.
― Ты крала деньги у преступных семей? ― спрашивает он.
Я киваю, и его тело напрягается подо мной.
― У моей семьи? У Лилианы?
― Нет, никогда.
― Хорошо, значит, ты украла деньги у Дювалей. Вот почему ты думаешь, что они ищут тебя?
― Я не думаю, Грейсон. Я знаю, что они ищут.
― Откуда?
― В тот день, когда я сбежала… ― Я замолкаю, увидев боль в его глазах, и заставляю себя продолжить. ― Я пошла на пробежку. Всего лишь. Я оставила тебя спать и вышла на пробежку тем утром, ― говорю я ему. ― Ко мне подошли двое мужчин. Детективы. Они надели на меня наручники и отвезли в полицейский участок.
― Какого хрена? Почему ты мне не сказала? ― спрашивает он.
― Я не могла. Они… они хотели, чтобы я дала показания, ― впервые признаюсь я кому-либо.