почему-то обвешанными водорослями. Когда он ушёл, мы, не глядя друг на друга, занялись огнём и обедом – прежде всего надо было обсушить и накормить наших купальщиков.
Но опрокинутый каяк и винтовка-утопленница были только началом наших приключений. На следующий день вернулась вдруг снежная слепота. На какое-то время мы даже забыли о ней, и вот – новый приступ. Глаза болят и слезятся, открыть их невозможно, всё вокруг расплывается, мир выглядит как размытый акварельный рисунок. Но и слепые, мы намеревались и дальше продолжать путь, пока штурман не объявил, что не желает быть слепым вождём слепых, и поход наш был остановлен. Штурман сказал, что необходимо дать глазам отдых, и велел всем заболевшим оставаться под тентом, а здоровым – отправляться на охоту. Он и на сей раз оказался прав, потому что охотники притащили тюленя, и после двухдневного вынужденного “поста” на сухарях и бульоне Скорикова мы снова ели свежую мясную похлёбку.
Но несмотря на то, что мы основательно подкрепились и дали глазам отдых, случилось худшее, что могло случиться. Не знаю, что послужило тому причиной: недавний ли приступ бешенства у штурмана, какое-то помешательство или наваждение, но после двух дней отдыха мы обнаружили утром, что Шадрин и Макаров, которых не задела в тот раз снежная слепота, забрав мешок сухарей, остававшуюся у нас винтовку с патронами, лучший бинокль, лучшие лыжи, единственные часы и вообще всё лучшее, что было у нас, исчезли. Из оружия у нас оставались дробовка и магазинка с горсткой патронов. В наших условиях это мало. Очень мало.
Именно они – Шадрин и Макаров – не так давно уговаривали штурмана всё бросить и продвигаться к острову налегке. Штурман их выслушал и ответил так:
– Если вы хотите добраться до мыса Флора, то имейте в виду: никакого “легка” у вас не получится… Провизия, – начал он загибать пальцы, – секстан, хронометр… Да мало ли необходимых вещей?.. Всё бросить просто невозможно. Не в руках же нести сухари и хронометр!.. А что если, подойдя к острову, мы наткнёмся на воду? А?.. Вот ты, Макаров, скажи мне: как сможешь перебраться на сушу?..
Макаров, понятно, молчал. А штурман продолжал:
– Нет, чёрт побери, не валяйте дурака!.. Осталось немного – вот он, остров, – и штурман указал рукой на землю, которая в ту пору была уже видна не как розовое облачко, а вполне определённо. – Наберитесь терпения, вы не дети. И я не позволю вам подвергать всех опасности. А бросить каяки – это и значило бы подвергнуться опасности.
Как и всегда, со штурманом было сложно не согласиться. В самом деле, а ну как, подойдя к острову, мы увидели бы перед собой огромную майну? Как же можно будет преодолеть воду без каяков? Но у этой парочки – Шадрина и Макарова – просто не хватило терпения. Макарова я как-то плохо знала, но Шадрин всегда казался мне рассудительным и спокойным. Никак я не ожидала, что он будет способен на такой странный поступок. Желание попасть на вожделенный остров пересилило всё остальное – и солидарность, и порядочность, и даже честь. Теперь, когда земля так близко, они не захотели больше ждать и подчиняться неправильным, как им, конечно же, казалось, приказам штурмана. Зачем с трудом тащить неподъёмные нарты по рыхлому снегу, когда можно добежать до острова, где полно птицы, яиц, где можно устроить баню и просто насладиться твердью?.. Они не выдержали, не смогли совладать с собой и, ограбив нас, ушли. Единственное, чего они не понимают по своей глупости и дремучести, что без штурмана на острове они пропадут быстрее, чем можно себе представить.
Теперь уже не только штурман, но и все мы были в бешенстве. Земсков предложил отправиться по следу и, догнав, расстрелять обоих. Но штурман, желая, несомненно, того же, сказал:
– Не стоит… Они уже далеко, и если мы помчимся за ними, то вернуться обратно и найти становище будет очень непросто. А догнать мы их вряд ли догоним… Хуже всего, что придётся бросить один каяк. А два каяка на семерых… – он покачал головой. – Одни нарты и палатку тоже придётся бросить – всё это мы не утащим. Что ж, по крайней мере, идти станет легче.
Я снова поразилась этому человеку. Ведь не было никакого сомнения, что он задыхался от ярости. Но он знал, что должен держать себя в руках, когда все вокруг неистовствуют и улюлюкают. В таких условиях кто-то обязательно должен оставаться спокоен, иначе люди вопьются друг другу в глотки. Если бы не штурман, наша экспедиция непременно развалилась бы. Мы бы разбрелись по этому льду, потеряли бы друг друга и, разъединённые полыньями, кончили бы голодной смертью. Когда все мы, включая меня, горели жаждой мести, только штурман сумел сохранить хладнокровие и предотвратить опасную и ненужную погоню.
Немного погодя, за обедом, когда, очевидно, утих первый и самый сильный приступ гнева, штурман сказал, пережёвывая тюленью котлету:
– В жизни своей не видел более глупого поступка. О чём они думали? Об острове?.. Ну и что дальше? Куда они пойдут на этом острове?.. Ведь они понятия не имеют, где находятся… Да и зачем было воровать и рисковать нарваться на суд Линча, когда я сто раз повторял, что никого не держу… Я и сейчас повторяю: если кто-то хочет уйти, не нужно делать этого так позорно. Возьмите свою долю провизии и ступайте с Богом. Для того чтобы уйти, не нужно становиться предателем и вором… Почему-то многим легче украсть и сбежать, чем сказать “нет”.
Он обвёл всех взглядом, но никто больше не хотел уходить. Кажется, все отлично понимали: только штурман знает, как и куда нам идти.
– Вы должны знать и помнить, – продолжил он, – никто из вас ничем мне не обязан, никто не должен мне подчиняться. Я никого не звал за собой, когда уходил с “Княгини Ольги”, поэтому каждый из вас в любой момент может отправиться в самостоятельный путь. И для этого необязательно становиться вором.
Мы все жевали свои котлеты молча и, точно как и в тот раз, когда Михайлов и Кротов утопили винтовку, а штурман назвал нас “пастухами”, избегали почему-то смотреть друг на друга.
Идти и в самом деле стало легче. Но зато вокруг было всё больше воды, и льдины почти не стояли на месте – их гнал ветер, несло течениями. А мы вынуждены были с трудом перетаскивать нарты и всё чаще обращаться к каякам. Удивительно, как Шадрин и Макаров сумели обойтись без каяков.
Остров был всё ближе, дорога – всё труднее. Стало тепло, и снова, теперь уже у всех, заболели глаза. На каждую маленькую радость тотчас находится своя неприятность. Не жизнь, а весы. Когда же мы наконец подошли к острову, подул сильный SW и растащил льдины, так что наша команда оказалась разделённой огромной полыньёй. Пробовали мы спустить каяки на воду, но ничего из этого не вышло – ветер поднял такую волну, что каяки, грозив перевернуть, заливало водой. Зато наши льдины понесло на NO и прибило к острову там, где подняться на него можно было и не мечтать – с тем же успехом получилось бы взлететь. Словом, если бы не штурман, я не знаю, что бы мы делали.
– Ну что, мокрые курицы, – обратился он к нам.
И это было настоящей правдой: каждый из нас был похож на мокрую курицу, и не только потому, что все мы изрядно вымокли – вид у всех был попросту жалкий и разнесчастный. К этому времени нам всё-таки удалось воссоединиться на одной сравнительно небольшой льдине в окружении шуги. И когда мы столпились в полном недоумении относительно дальнейших наших действий, штурман, оглядывавший отвесную стену острова, сказал:
– Ну что, мокрые курицы, пойдём на поиски низкого берега или попробуем подняться здесь?
Он указал на какой-то вертикальный заснеженный жёлоб – очевидно, это была трещина, забившаяся снегом.
– Попытаться можно, – ответил Раев, оглядывая жёлоб.
– Ну вот и попытаемся! – весело сказал штурман.
И с этих слов началось наше восхождение.
Шаг за шагом штурман и Раев прорубали в снегу, забившем жёлоб, ступени. Шаг за шагом мы подтаскивали вещи и по одной поднимали их привязанными наверх. После того, как были подняты последние нарты, на остров поднялась вся команда. Впервые за полтора года мы все стояли на твёрдой земле, кричали “ура!” и обнимали друг друга.
Пообедав кое-как, мы уснули. И только наутро принялись осматриваться. Впрочем, это не заняло много времени – мы и так знали, что находимся на леднике. С ледника надлежало спуститься на камни, откуда, как мы видели раньше, прилетали птицы.
– …Имейте в виду, – сказал штурман, собрав нас, – ледник штука обманчивая. Идти по нему будет легко, но впереди могут быть трещины – вроде той, по которой мы поднимались на остров. Трещина, присыпанная снегом – это верная смерть, выбраться из неё невозможно… Это понятно?..
Мы стали обсуждать, как же нам лучше и безопаснее продвигаться по леднику, и наконец решили так: штурман и Раев, которому штурман, как мне кажется, всегда доверял больше всех и считал наиболее сообразительным из нас, пойдут вперёд, обвязанные лямкой и на расстоянии двадцати саженей. Идти они будут, ощупывая снег лыжными палками, предварительно сняв с них кружки. Третьей пойду я – так, чтобы не терять их из виду и чтобы меня видели идущие за мной. По моим следам пойдут все остальные, таща одни нарты и один каяк.
– И не задерживайтесь, не растягивайте это шествие, – сказал арьергарду штурман напоследок. – Есть уже нечего, и неизвестно, что ждёт впереди.
Так мы и отправились навстречу неизвестности: впереди штурман, за ним Раев, потом я. А следом – все остальные. Идти было легко – лёд был ровный и гладкий, без надоевших нам ропаков. Ещё пару лет назад я понятия не имела, как встать на лыжи. Но теперь я справляюсь с лыжами; встав на них, я именно бегу, а не ковыляю как спервоначалу.
Через пару часов хода по гладкому леднику среди тишины и лёгкого тумана я почувствовала уклон и в то же время какой-то нарастающий шум. Я поняла, что ледник заканчивается. А вместе с ним заканчивается белое однообразие и редкозвучие. Я даже остановилась, чтобы попрощаться со льдом, почему-то я была уверена, что прощаюсь с ним навсегда. Остановившись, я огляделась кругом. Никого позади я не увидела – команда где-то замешкалась. Вокруг был только лёд. Как страшно одному оказаться среди этих льдов, в подмороженной навеки стране, где никому нет до тебя никакого дела! Мне действительно стало страшно, и я повернулась, чтобы увидеть спину Раева. Никакой силе не растопить эти льды, думалось мне, пока я бежала вперёд, никто не сможет сделать этот край пригодным для жилья. Но тут показалась впереди чёрная полоса, и я поняла, что заканчивается не просто белая пустыня, заканчивается ещё один период в моей жизни. И какой-то будет новая жизнь? Мне стало немного грустно. Но, не задерживаясь, я съехала вниз, и новая жизнь началась тут же, обрушившись на меня невообразимым грохотом. Это кричали птицы, множество птиц, гнездившихся на скалах. Снег лежал пятнами среди чёрных камней. Впереди стояли Раев со штурманом и смеялись. А смеялись они, потому что прямо под ногами у них росли какие-то маленькие жёлтые цветы, завидев которые, я тоже засмеялась. Потом мы увидели мох, потом – журчащий ручей. Лыжи мы сняли и шли теперь по камням, которые не скользили и не проваливались, зато с невероятно приятным для слуха шорохом и лёгким стуком поворачивались под ногами. Вдруг Раев замер, уставившись куда-то в сторону. Потом бросил нам: “Подождите”, и побежал. Мы со штурманом остановились, наблюдая за ним. От