— Они отправились в Канкл. Поискать кабинет врача.
— Они считают, что смогут найти там какие-нибудь медицинские книги, — сказала Пери. — И какие-нибудь… инструменты. — Она вздохнула, в горле у нее захрипело. Пери снова стала прикладывать ко лбу Марка влажное полотенце.
— Всем нам так жаль, — стеснительно произнес Гарольд. — Знаю, звучит это дерьмово, но это правда.
Пери взглянула на Гарольда с вымученной улыбкой.
— Я знаю, — сказала она. — Спасибо. В этом нет ничьей вины. Конечно, если только нет Бога. Если же Бог все же есть, значит, это Его вина. И когда я увижу Его, то изо всех сил пну Его прямо в живот.
У Перион было грубое лицо и крепкое тело крестьянки, Франни, которая прежде всего подмечала все наиболее привлекательное в людях (у Гарольда, например, были красивые руки), заметила, что волосы Пери, слегка рыжеватого оттенка, были просто великолепны, а ее темные глаза цвета индиго прекрасны и умны. Пери рассказала им, что изучала антропологию в университете, принимала участие в политическом движении, включая борьбу за права женщин и за равные права жертв СПИДа. Она никогда не была замужем. Марк, как однажды призналась она Франни, был для нее настолько хорош, чего она никогда не ожидала от мужчины. Другие, которых она знала раньше, либо игнорировали ее, либо огульно называли, как и других девчонок, «поросенком» или «телкой». Пери признала, что Марк мог бы принадлежать к той группе мужчин, которые игнорировали ее, если бы условия не изменились, но теперь все по-другому. Они встретились в Олбани, где Перион проводила лето с родителями, в последний день июня и после непродолжительной беседы решили выбраться из города, прежде чем все эти вирусы, гнездящиеся в разлагающихся тепах, не сделают с ними то, что не удалось супергриппу.
Итак, они уехали, а в следующую ночь стали любовниками, скорее от давящего чувства одиночества, чем от настоящего влечения (все это были девичьи разговоры, и Франни даже не записала их в дневник). Он был таким хорошим с ней, призналась Пери своей наперснице нежным и несколько удивленным тоном простой женщины, обнаружившей порядочного мужчину в таком жестоком мире. С каждым днем она все больше любила его.
И теперь вот это.
— Забавно, — сказала Перион. — Все здесь, кроме Стью и Гарольда, окончили колледж; и ты, и Гарольд, конечно, закончили бы, если бы все шло своим чередом.
— Да, думаю, что это правда, — согласился Гарольд.
Пери повернулась к Марку и снова принялась промокать ему лоб с такой любовью и нежностью, что Франни это напомнило цветную иллюстрацию в их семейной Библии — трое женщин готовят тело Иисуса к захоронению, умащивая его маслами и благовониями.
— Франни изучала английский, Глен был преподавателем социологии, Марк писал работу по истории Америки, ты, Гарольд, тоже стал бы изучать английский, готовясь к писательской карьере. Мы могли бы собираться вместе и вести интересные беседы, Да, так оно и было бы, не правда ли?
— Да, — согласился Гарольд. Его голос, обычно такой пронзительный, звучал еле слышно.
— Обучение свободным искусствам учит думать — где-то я читала об этом. Жестокость, которую познаешь позже, вторична по отношению к этому. Самое важное, что ты усваиваешь в школе, это как быстрее всего прибавлять и вычитать.
— Это хорошо, — сказал Гарольд. — Мне понравилось.
Теперь его рука действительно опустилась на плечо Франни. Она не сбросила ее, но все равно ей было неприятно осознавать его присутствие.
— Но это не хорошо, — яростно возразила Пери, и удивленный Гарольд убрал руку с плеча Франни. Она сразу же почувствовала себя намного лучше.
— Нет? — довольно робко переспросил Гарольд.
— Он умирает! — негромко, беспомощно и зло выпалила Пери, — Он умирает, потому что все мы тратили свое время на обучение тому, как бы получше забалтыватъ друг друга. О, я могу столько рассказать вам о жителях Новой Гвинеи, а Гарольд объяснит литературные приемы, используемые современными английскими поэтами, но разве этим можно помочь Марку?
— Если бы среди нас был медик… — попыталась было начать Франни.
— Да, если бы. Но его среди нас нет. У нас нет даже автомеханика или кого-нибудь, кто учился бы в сельскохозяйственном колледже и хотя бы раз видел, как ветеринар лечит корову или лошадь. — Пери посмотрела на них, ее глаза цвета индиго стали еще темнее. — Несмотря на всю мою любовь к вам, думаю, что с этой точки зрения я поменяла бы всех вас на одного Мистера Костоправа. Все вы даже боитесь прикоснуться к нему, хотя и осознаете, что случится с ним, если не сделать этого. И я такая же — и я не исключение.
— По крайней мере, двое… — Франни замолчала. Она уже хотела было сказать: «По крайней мере, двое мужчин отправились», но затем эта фраза показалась ей неудачной, ведь Гарольд остался здесь. — По крайней мере, Стью и Глен отправились на поиски. Это хоть что-то, не так ли?
Пери вздохнула.
— Да — это хоть что-то. Но ведь это было решением Стью? Единственный из нас, кто наконец-то решил, что хоть что-то попробовать все же лучше, чем просто стоять, заламывая руки. — Перион взглянула на Франни. — Стью рассказывал, чем он зарабатывал на жизнь раньше?
— Он работал на заводе, — быстро ответила Франни, не заметив, как нахмурились брови Гарольда. — Он вставлял схемы в электронные калькуляторы. Думаю, можно сказать, что он был компьютерным техником.
— Ха! — воскликнул Гарольд и кисло улыбнулся.
— Он единственный из нас, кто понимает суть происходящего, — сказала Перион, — То, что намереваются сделать Стью и мистер Бейтмен, убьет Марка. Я почти уверена в этом, но все-таки будет лучше, если он умрет, пока кто-то пытается помочь ему, чем если он умрет, пока мы будем молча смотреть на него… как будто он собака, сбитая машиной.
Ни Франни, ни Гарольд не нашли что ответить. Они стояли позади Перион и смотрели на бледное, застывшее лицо Марка. Немного погодя Гарольд положил свою потную руку на плечо Франни. Ей захотелось закричать.
Стью и Глен вернулись без четверти четыре. Они ездили на одном мотоцикле. К багажнику был привязан черный саквояж врача с инструментами и несколько огромных черных книг.
— Мы попробуем, — Это все, что сказал Стью.
Перион посмотрела на него. Лицо ее было бледным и измученным, а голос спокойным.
— Попробуем? Спасибо. Мы оба хотим этого, — сказала она.
— Стью? — позвала Перион.
Было десять минут пятого. Стью стоял на коленях на резиновой простыне, расстеленной под деревом. Пот ручьями стекал по его лицу. Глаза его сверкали. Франни держала перед ним открытую книгу, перелистывая страницы с цветными фотографиями, когда Стью поднимал глаза и кивал ей. Рядом с ним, ужасно бледный, Глен Бейтмен держал катушку белых ниток. Между ними расположился чемоданчик со стальными инструментами. Весь он был забрызган кровью.
— Вот он! — выкрикнул Стью. Голос его прозвучал неожиданно высоко и ликующе. Глаза его превратились в две щелки. — Вот он, маленький подонок! Вот! Прямо здесь!
— Стью? — окликнула его Перион.
— Франни, покажи мне еще ту картинку! Быстрее! Быстрее!
— Ты сможешь вырезать? — спросил Глен. — Господи, мистер Восточный Техас, ты действительно считаешь, что сможешь сделать это?
Гарольда не было рядом. Он ушел раньше, прикрыв рот рукой. Последние пятнадцать минут он стоял спиной к ним возле зарослей кустарника. Теперь он обернулся, его круглое красное лицо светилось надеждой.
— Не знаю, — ответил Стью, — но все возможно. Я попробую.
Он уставился на цветную вклейку, которую Франни показывала ему. Его руки были покрыты кровью, будто на них надели красные перчатки.
— Стью? — опять позвала Перион.
— Вот он, — прошептал Стью. — Глаза его горели фантастически ярким огнем. — Аппендикс. Вот он. Он… вытри мне лоб, Франни. Господи, пот льется с меня, как со свиньи… спасибо… Господи, мне бы не хотелось еще больше разрезать его… но, Боже, я сделал это. Сделал.
— Стью? — вновь прозвучал умоляющий голос Перион.
— Подай мне ножницы, Глен. Нет, не те. Маленькие.
— Стью?
Наконец он посмотрел на нее.
— Тебе не надо ничего делать. — Голос Перион был спокойным и мягким. — Он мертв.
Стью смотрел на женщину, его прищуренные глаза постепенно расширялись.
Она кивнула:
— Около двух минут назад. Но спасибо тебе. Спасибо тебе за попытку.
Стью смотрел на нее.
— Ты уверена? — наконец прошептал он.
Перион снова кивнула. Безмолвные слезы стекали по ее лицу.
Стью отвернулся, уронив маленький скальпель, который он держал в руке, и прикрыл руками глаза жестом полного отчаяния. Глен уже встал и пошел прочь, не оглядываясь, ссутулившись, словно под тяжким грузом.
Франни обняла Стью и прижала его к себе.
— Вот так, — сказал он. Он повторял это снова и снова таким бесцветным голосом, что это испугало ее. — Вот так. Все кончено. Вот так. Вот так.
— Ты сделал все, что мог, — сказала Франни и прижала его еще крепче, как будто он мог улететь.
— Вот так, — снова повторил Стью.
Франни обнимала его. Несмотря на все ее размышления в течение последних трех с половиной недель, несмотря на ее «сокрушительное крушение», она не сделала ни одного движения, которое могло бы открыть ее чувства. Она была почти болезненно осторожна, скрывая свои ощущения. Отношения с Гарольдом и так были на грани взрыва. И даже теперь она скрывала все. Ее объятия не были любовными. Просто один уцелевший прильнул к другому. Стью, кажется, понимал это. Он поднял руки и крепко обнял ее за плечи, оставляя кровавые отпечатки на ее рубашке цвета хаки, делая ее как бы соучастником некоего преступления. Перион рыдала.
Гарольд Лаудер, которому не было известна разница между объятиями любовников и уцелевших, взирал на Стью и Франни с разгорающейся яростью, подозрением и страхом. Через секунду он ринулся напролом через кусты и не возвращался до поздней ночи.
На следующее утро Франни проснулась очень рано. Кто-то будил ее. «Я открою глаза, и это будет Глен или Гарольд», — сонно подумала она.