адин подумала, что дела у «Веселых близнецов» вряд ли шли хорошо с середины июня. Можно сказать, что для шоу-бизнеса наступил мертвый сезон.
— Почему я здесь? — прошептала она.
Она разговаривала сама с собой и не ожидала ответа. Поэтому, когда ей ответили, крик ужаса вырвался из ее груди. Все колонки громкоговорителей с оглушительным грохотом упали на поросший травой гравий, как мертвые тела.
— НАДИН! — проревели колонки, и это был его голос, и как она тогда закричала! Руки взметнулись к голове, пальцы зажали уши, но все колонки заработали одновременно, и некуда было спрятаться от этого голоса, полного угрожающего веселья и пугающей до смерти похоти:
— НАДИН, НАДИН, О, КАК МНЕ ХОЧЕТСЯ ЛЮБИТЬ НАДИН, МОЮ ДЕТКУ, КРАСАВИЦУ…
— Прекрати! — закричала она что есть мочи, но ее крик был так тих по сравнению с этим громоподобным голосом. И все же на какой-то момент голос действительно замолчал. Наступила тишина. Упавшие громкоговорители взирали на нее с гравия, как глаза огромного насекомого.
Медленно Надин отняла руки от ушей.
«Ты сошла с ума, — успокаивала она сама себя. — Вот что это такое. Напряжение ожидания… и все эти забавы Гарольда… приведи к взрыву… все это в конце концов подвело тебя к конечной грани, дорогая, и ты сошла с ума. Возможно, это даже к лучшему». Но она не сошла с ума, и Надин знала это. Это было намного хуже, чем просто безумие.
Как будто доказывая это, голос из громкоговорителей тоном директора, отчитывающего учеников за шалость, произнес:
— НАДИН, ОНИ ЗНАЮТ.
— Они знают, — повторила она. Надин не могла сказать с уверенностью, кто такие они и что они знают, но была вполне уверена, что это неизбежно.
— ТЫ ПОСТУПИЛА ГЛУПО. БОГУ НРАВИТСЯ ГЛУПОСТЬ; МНЕ — НЕТ.
Слова прогремели, отдавая эхом в дневном воздухе.
Надин вся взмокла, волосы прилипли к смертельно побледневшим щекам, ее била дрожь. «Глупо, — подумала она. — Глупо. Глупо. Я знаю, что означают эти слова. Я думаю. Я думаю, они означают смерть».
— ОНИ ЗНАЮТ ОБО ВСЕМ… КРОМЕ КОРОБКИ ИЗ-ПОД ОБУВИ. ДИНАМИТ.
Громкоговорители. Кругом громкоговорители, уставившиеся на нее с белого гравия, взирающие на нее сквозь островки одуванчиков, закрывших свои солнечные головки от дождя.
— СТУПАЙ НА ПЛАТО ВОСХОДЯЩЕГО СОЛНЦА. ОСТАВАЙСЯ ТАМ. ДО ЗАВТРАШНЕЙ НОЧИ. ПОКА ОНИ НЕ ВСТРЕТЯТСЯ. А ПОТОМ ТЫ И ГАРОЛЬД МОЖЕТЕ ПРИЙТИ. ПРИЙТИ КО МНЕ.
Теперь Надин почувствовала простую, сияющую благодарность. Они были глупы… но им столь великодушно подарили еще один шанс. Они достаточно важны, потому что у них есть еще возможность исправиться и оправдаться. И скоро, очень скоро она будет с ним… и тогда она действительно сойдет с ума, Надин была убеждена в этом, и все остальное уже не будет важным.
— Возможно, Плато Восходящего Солнца слишком далеко, — сказала она. Голосовые связки саднило, она могла только прохрипеть свои слова. — Оно слишком далеко от… — Отчего? Она подумала. О! Да! Правильно! — От приемного устройства. Сигнал.
Ответа не последовало. Громкоговорители лежали на траве, глядя на нее, — целые сотни громкоговорителей.
Надин нажала на стартер «веспы», и двигатель зачихал. Она поморщилась от мощного эха. Звук напоминал оружейный залп. Надин хотела выбраться из этого ужасного места, прочь от этих уставившихся на нее громкоговорителей.
Обязана была выбраться.
Надин утратила контроль над мотороллером, объезжая стойку. Она удержала бы равновесие, если бы ехала по асфальту, но заднее колесо «веспы» повело по гравию, и Надин упала, прикусив губу до крови и оцарапав щеку. Она поднялась, в широко открытых глазах застыл страх, тело сотрясала дрожь. Теперь она быта на аллее, по которой машины проезжали к уличному кинотеатру. Она намеревалась уехать отсюда. Надин собиралась уехать прочь. Губы ее расплылись в улыбке благодарности. И вдруг позади нее сотни громкоговорителей ожили одновременно, теперь голос пел. Ужасный, монотонный речитатив:
— Я УВИЖУ ТЕБЯ… ВО ВСЕХ ПРЕЖНИХ ЗНАКОМЫХ МЕСТАХ… КОТОРЫЕ ОБНИМАЕТ МОЕ СЕРДЦЕ… ВЕСЬ ДЕНЬ…
Надин завизжала. И тогда раздался оглушительный смех, омерзительный гогот, который, казалось, наполнил весь мир.
— ДЕЛАЙ ВСЕ ХОРОШО, НАДИН, — грохотал голос. — ДЕЛАЙ ХОРОШО, МОЯ НЕВЕСТА, МОЯ ЕДИНСТВЕННАЯ!
Надин добралась до шоссе и поехала назад в Боулдер, гоня «веспу» на предельной скорости, оставляя голос и громкоговорители позади… но унося их в своем сердце навсегда.
Она поджидала Гарольда за углом автовокзала. Когда он увидел ее, лицо его застыло и побледнело.
— Надин… — прошептал он. Корзинка с завтраком выпала у него из руки и упала на тротуар.
— Гарольд, — сказала она. — Они знают. Нам нужно…
— Твои волосы, Надин, Бог мой, твои волосы… — Казалось, что все лицо его превратилось в сплошные глаза.
— Послушай меня!
Гарольду, казалось, удалось взять себя в руки.
— Хо-хорошо. Что?
— Они пробрались в твой дом и нашли твой дневник. И они унесли его.
Борьба эмоций на лице Гарольда: гнев, ужас, стыд. Постепенно они исчезли с его лица, как неведомые ужасные создания, всплывшие из морской пучины, и на нем появилась застывшая улыбка.
— Кто? Кто сделал это?
— Я не знаю подробностей, да это и не важно теперь. Одной из них была Франни Голдсмит, в этом я уверена. Вторым был либо Бейтмен, либо Андервуд. Я не знаю. Но они придут за тобой, Гарольд.
— Откуда ты знаешь? — Он грубо схватил Надин за плечи, сообразив, что это она переложила дневник на прежнее место за камнем. Он тряс ее, как тряпичную куклу, но Надин без страха смотрела на него. В этот длинный-предлинный день она столкнулась лицом к лицу с более страшными вещами, чем Гарольд Лаудер. — Ты, сука, откуда ты знаешь?
— Он сказал мне.
Гарольд опустил руки.
— Флегг? — Шепотом: — Он сказал тебе? Он разговаривал с тобой? Поэтому это и случилось? — Улыбка Гарольда была мрачной и хищной, напоминая ухмылку Джека-потрошителя.
Они стояли рядом с магазином. Снова взяв ее за плечо, Гарольд развернул Надин к стеклу. Она долго смотрела на свое отражение.
Ее волосы побелели. Полностью. В них не осталось ни единой черной нити.
«О, как я хочу любить мою Надин».
— Пойдем, — сказала она. — Нам нужно покинуть город.
— Прямо сейчас?
— После наступления темноты. А пока мы спрячемся и соберем все, что понадобится нам в пути.
— На запад?
— Не сразу. Завтра вечером.
— Возможно, я больше не хочу этого, — прошептал Гарольд. Он все еще смотрел на ее волосы.
Надин прикоснулась к ним руками.
— Слишком поздно, Гарольд, — сказала она.
Глава 11
Сидя за кухонным столом, Франни и Ларри пили кофе. Внизу Лео играл на гитаре. Это была отличная гитара фирмы «Гибсон», которую Ларри выбрал ему в магазине. Кроме того, он принес мальчику проигрыватель на батарейках и около дюжины музыкальных альбомов с блюзами. Сейчас внизу, где рядом с Лео находилась Люси, доносилась вполне приличная имитация мелодии Дейва ван Ронка «Блюз черной воды»:
«Дождь лил пять дней,
И стало небо ночи темней…
И в душах наших то же ненастье…
И в бухте сегодня случится несчастье».
Через открытую дверь Франни и Ларри видели Стью, сидевшего в гостиной в своем любимом кресле с раскрытым дневником Гарольда на коленях. Он сидел так с четырех часов дня. Теперь уже было девять, на улице совсем стемнело. Он отказался от ужина. Когда Франни посмотрела на него, Стью перевернул очередную страницу.
Внизу Лео доиграл блюз до конца, наступила тишина.
Он хорошо играет, правда? — спросила Франни.
— Лучше, чем мне когда-то удавалось или удастся, — ответил Ларри, отхлебнув кофе.
Снизу неожиданно раздался знакомый перебор, от которого чашка застыла в руке Ларри, и затем голос Лео, низкий и вкрадчивый, запел:
«Эй, детка, я не ожидал,
И не устраивал скандал,
Но мне хотелось бы узнать -
Его ты сможешь отыскать?
Того, который лучше всех, —
Своего мужчину — твой успех?»
Ларри пролил кофе.
— Ох ты, — сказала Франни и встала за тряпкой.
— Я сам, — попытался возразить он.
— Нет, ты сиди. — Она взяла тряпку и быстро вытерла лужицу. — Я помню эту песню. Она была такой популярной перед эпидемией. Должно быть, Лео разыскал пластинку в центре в одном из магазинов.
— Наверное.
— Как же звали того парня? Того, который пел ее?
— Не могу вспомнить, — ответил Ларри. — Поп-звездочки загораются быстро и так же быстро гаснут.
— Да, но имя какое-то очень знакомое, — сказала она. — Забавно, когда слово вертится на языке.
— Да, — пробормотал Ларри.
Стью захлопнул дневник, и Ларри с облегчением увидел, что Франни смотрит на Стью, входящего в кухню с пистолетом на боку. Стью носил оружие со времени своего избрания начальником полиции и часто шутил по этому поводу, что как-нибудь подстрелит сам себя. Франни не считала эти шутки такими уж смешными. Стью выглядел глубоко встревоженным. Он положил дневник на стол и сел. Франни хотела налить ему кофе, но Стью покачал головой и положил ладонь на ее руку.
— Нет, спасибо, милая. — Он отсутствующе посмотрел на Ларри. — Я прочитал все, и у меня ужасно разболелась голова. Я не привык так много читать. Последней книгой, которую я прочитал вот так от корки до корки, была история о кроликах. Я купил ее для племянника и захотел только просмотреть… — Он замолчал, размышляя.
— Я читал ее, — сказал Ларри. — Прекрасная книга.
— Жила большая семья кроликов, — произнес Стью, — и жили они очень хорошо. Они были крупными и упитанными и всегда жили в одном месте. Было там что-то не так, но никто из кроликов не знал, что именно. Казалось, что они и не хотели знать. Только, видишь ли, там был этот фермер…