— Нет, — прошептала Франни. — Этого не может быть.
— Матушка, — прохрипел Глен. Он откашлялся. — Матушка, мы не совсем понимаем. Мы… мы не благословлены близостью к тому, что контролирует вас. Провидение не для нас. Франни права. Если мы отправимся туда, нас поймает первый же дозор.
— У вас что, нет глаз? Вы только что видели, как Господь через меня излечил Франни. Неужели вы считаете, что в Его планы входит позволить прислужникам Князя Тьмы убить вас?
— Но, матушка…
— Нет. — Она подняла руки и помахала ими, заставляя его замолчать. — Нет, я здесь не для того, чтобы спорить или убеждать вас, я здесь, чтобы наставить вас на путь понимания планов Господа в отношении вас. Слушай, Глен.
И неожиданно из груди матушки Абигайль раздался голос Глена Бейтмена. Это испугало их всех, а Франни с криком прижалась к Стью.
— Матушка Абигайль называет его пешкой дьявола, — произнес этот сильный мужской голос. — Возможно, он последний рационально мыслящий чародей, собирающий против нас достижения технологии. А может быть, он нечто большее, более злое и темное. Я только знаю, что он есть. И я больше не верю, что социология, психология или любая другая логия может остановить его, я считаю, что сделать это может только белая магия.
У Глена отвисла челюсть.
— Это правда или это слова лжеца? — спросила матушка Абигайль уже своим шелестящим шепотом.
— Не знаю, правда это или нет, но это мои слова, — дрожащим голосом произнес Глен.
— Верьте. Верьте все. Ларри… Ральф… Стью… Глен… Франни. В особенности ты, Франни. Верьте… и подчиняйтесь слову Господа.
— У нас есть выбор? — хмуро спросил Ларри.
Она с удивлением взглянула на него:
— Выбор? Выбор есть всегда. Таков путь Господа, таковым он и останется. Ваша воля по-прежнему свободна. Поступайте как хотите. На ваших ногах нет цепей. Но… именно этого хочет от вас Бог.
И снова эта тишина, глубокая, как снег. Ральф разорвал ее.
— В Библии есть рассказ о победе Давида над Голиафом, — сказал он. — Я пойду, если ты считаешь это правильным, матушка.
Она взяла его за руку.
— И я, — произнес Ларри. — И я тоже. — Вздохнув, он приложил руку ко лбу, будто почувствовал головную боль. Глен открыл рот, чтобы сказать что-то, но тут из-за угла донесся тяжкий вздох и глухой удар падения.
Люси, о которой все забыли, потеряла сознание.
Рассвет прикоснулся к краешку мира.
Они сидели вокруг кухонного стола в доме Ларри и пили кофе. Было без десяти пять, когда в дверях появилась Франни. Лицо ее опухло от слез, но она больше не хромала при ходьбе. Она исцелилась.
— Мне кажется, она умирает. — Франни всхлипнула.
Все вошли в спальню, Ларри обнимал Люси.
Дыхание матушки Абигайль стало тяжелым и хриплым, вызвав у всех ужасные воспоминания о супергриппе. Они молча обступили кровать, смущенные и напуганные. Ральф был уверен, что в момент кончины произойдет чудо, и они узрят стоящего перед ними Господа. Она уйдет во вспышке света. Или они увидят, как ее душа в сияющем облаке уходит сквозь окно и возносится на небеса.
Но она просто умерла.
Был единственный вздох, последний из миллионов. Она вздохнула, задержала дыхание и испустила дух. Ее грудь больше не поднялась. Вот и все.
— Умерла, — пробормотал Стью.
— Господь милостив и к ее душе, — произнес Ральф, больше не испытывая страха. Он скрестил ее руки на сухонькой груди, уронив на них слезу.
— Я пойду, — неожиданно сказал Глен. — Она была права. Белая магия. Единственное, что осталось.
— Стью, — прошептала Франни. — Пожалуйста, Стью, скажи «нет».
Они посмотрели на него — все.
«Теперь ты должен вести, Стюарт».
Он подумал об Арнетте, о старой машине, везущей Чарльза Д. Кэмпиона и его смертельный заряд и разбивающейся о бензоколонку принадлежавшей Биллу Хэпскому станции техобслуживания. Он подумал о Деннинджере и Дейтце, и о том, как он стал мысленно ассоциировать их с улыбающимися врачами, которые лгали, лгали и лгали ему и его жене о состоянии ее здоровья — возможно, они так же лгали и самим себе. Но в основном он думал о Франни. И о словах матушки Абигайль: «Именно этого хочет от вас Господь».
— Франни, — сказал он, — я должен пойти.
— И умереть, — она сердито, почти с ненавистью посмотрела на него, а затем на Люси, как бы ища у нее поддержки. Но Люси застыла, она была далеко и не могла помочь.
— Если мы не пойдем, мы все здесь погибнем, — произнес Стью, подбирая слова. — Она была права. Если мы будем ждать, наступит весна. И что тогда? Как мы остановим его? Мы не знаем. У нас нет ключа к разгадке. И не было. Мы просто прячем головы в песок. Мы не можем остановить его иначе, чем сказал Глен. Белая магия. Или сита Всевышнего.
Она горько разрыдалась.
— Франни, не надо. — Стью попытался взять ее за руку.
— Не прикасайся ко мне! — крикнула она. — Ты мертвец, ты труп, поэтому не прикасайся ко мне!
Они стояли вокруг кровати, застыв, словно на картине, когда взошло солнце.
Около одиннадцати часов Стью и Франни отправились к горе Флагстафф. На полдороге они сделали привал, Стью держал корзинку с едой, а Франни доставала скатерть и бутылку вина. Пикник был ее идеей, но странная, неуютная тишина уже начинала разделять их.
— Помоги мне расстелить скатерть, — попросила она.
Они расположились на маленькой поляне среди холмов за тысячу метров от Плато Восходящего Солнца. Под ними в голубой дымке раскинулся Боулдер. Лето как будто снова вернулось в этот день. Солнце светило ярко. В траве звенели цикады. Подскочил кузнечик, и Стью быстрым движением правой руки поймал его. Он чувствовал, как тот испуганно шевелится внутри его ладони.
— Плюнь, и я тебя отпущу, — произнес он детское заклинание, повернулся к Франни и заметил ее печальную улыбку. Быстро, подражая детскому суеверию, она повернула голову и сплюнула. У него сжалось сердце.
— Франни…
— Нет, Стью. Не говори со мной об этом. Не теперь.
Они расстелили белую скатерть, раздобытую Франни в Боулдерадо-отеле, и она быстро (наблюдая, как грациозно она наклоняется и двигается, Стью испытал странное ощущение, будто у нее вообще не было переломов и растяжений связок) приготовила их прощальную трапезу: огурцы, салат-латук, приправленный уксусом, сэндвичи с холодным мясом, вино и яблочный пирог на десерт.
— Отличная еда, отличное мясо, отличный Бог, давай есть, — сказала она. Стью сел рядом с ней, взял сэндвич и немного салата. Он не был голоден. Внутри у него все болело. Но он ел.
Когда они почти доели приготовленные бутерброды и салат — свежая зелень поистине была деликатесом — и взяли по маленькому кусочку пирога, она спросила:
— Когда вы отправляетесь?
— В полдень, — ответил Стью. Он закурил сигарету, прикрывая пламя ладонью.
— И сколько времени вам потребуется, чтобы добраться туда?
Он пожал плечами:
— Пешком? Не знаю. Глен уже немолод. Как и Ральф, с этой точки зрения. Если мы будем проходить миль тридцать в день, то, думаю, к первому октября доберемся.
— А если в горах уже снег? Или в Юте?
Он снова пожал плечами, внимательно глядя на нее.
— Еще вина? — спросила Франни.
— Нет. У меня от него изжога.
Франни налила себе вина и выпила.
— Была ли она гласом Господним, Стью? Была?
— Франни, я не знаю.
— Она снилась нам, и она была. Все это часть какой-то глупой игры, понимаешь, Стюарт? Ты когда-нибудь читал книгу Иова?
— Я не слишком увлекался Библией.
— А моя мама была верующей. Она считала очень важным, чтобы мой брат Фред и я набрались побольше религиозных знаний. Она никогда не объясняла — зачем. Единственную пользу, насколько мне известно, это принесло мне лишь в том, что я всегда могла ответить на вопросы по Библии в «Джеопарди». Ты помнишь «Джеопарди», Стью?
Улыбнувшись, он сказал:
— И снова с вами ваш ведущий Алекс Требек.
— Она самая. Там все было наоборот. Они давали тебе ответ, а ты придумывал вопрос. Когда дело касалось Библии, я знала все вопросы. Иов был человеком, на которого держали пари Бог и Дьявол. Дьявол сказал: «Конечно, он работает на Тебя. Ты с ним так милостив. Но если ты будешь достаточно долго щелкать его по носу, он отречется от Тебя». Бог заключил пари. И Бог выиграл. — Она мрачно улыбнулась. — Бог всегда выигрывает. Клянусь, что Бог — болельщик «Бостон Келтикс».
— Возможно, это и есть пари, — сказал Стью, — но это их жизни, жизни людей, поселившихся в Боулдере. И парнишки внутри тебя. Как она назвала его? Приятель?
— Она ничего не обещала насчет него, — возразила Франни. — Если бы она сделала это… только это… было бы хоть немного легче отпускать тебя.
Стью не смог ничего сказать в ответ.
— Скоро полдень, — вздохнула Франни. — Помоги мне все собрать, Стюарт.
Недоеденный завтрак отправился обратно в корзинку вместе со скатертью и недопитой бутылкой вина. Стью взглянул на примятую траву и подумал, что вскоре только несколько крошек на траве будут напоминать об их пикнике… да и те очень скоро склюют птицы. Когда он поднял глаза, Франни смотрела на него и плакала. Он подошел к ней.
— Все хорошо. Это из-за беременности. У меня все время глаза на мокром месте. Не могу сдержаться.
— Все хорошо.
— Стью, займись со мной любовью.
— Здесь? Сейчас?
Она кивнула и улыбнулась:
— Будет просто здорово.
Они снова расстелили скатерть.
На Бейзлайн-роуд она попросила его остановиться у того места, которое еще четыре дня назад было домом Ральфа и Ника. Вся задняя часть дома была разрушена, двор усеян обломками. Разбитые часы пристроились на кустах живой изгороди. Рядом лежала кушетка, накрывшая Франни во время взрыва. На ступенях заднего крыльца тянулась дорожка высохшей крови. Франни задержала на этом взгляд.
— Это кровь Ника? — спросила она.
— Франни, какая разница, — напряженно ответил Стью.