На Амазонке единственной кроме первого яруса осталось нечто ещё. Проходы исчезли, но изредка аппаратура фиксирует колебания, характерные для разрывов пространства. Всякий раз после них поисковые команды находят следы примитивной флоры и фауны, характерной для Гнезд. То есть Старшие, Младшие и Подчиненные погибли, однако место их обитания частично уцелело и продолжает существовать.
Я остановился, осознав, что использовал внутреннюю классификацию тварей. Люди о ней не знают. Я им не говорил.
Очень. Плохой. Признак.
Быстрая проверка подтвердила, что барьеры, ограждающие чужака от основной части моего сознания, по-прежнему невредимы. Это ничего не значит — если я вижу мельчайшие прорехи в ментальной броне псионов и могу проникать сквозь них, то почему бы порождению на порядки более развитого разума не поступать точно так же со мной?
Я — всё ещё я? Да вроде бы. Изменений в себе не замечаю.
Никаких странных желаний не испытываю, куда-то бежать и крошить человеков не собираюсь. Разобраться в происходящем хочется, что есть, то есть. Вопрос в том, как? Единственная зацепка — Амазонское Гнездо… Придётся туда съездить. Других вариантов не вижу, да и этот не особо приятный. Абсолютно все люди мира желают держать Аскета как можно дальше от места последней схватки с врагом человечества, потому что боятся неведомо чего. Возвращения Господина или конца света, что, в принципе, одно и то же. Хотя нет, вру. Есть парочка сект, которые будут не против.
Личность я известная, правительства всех стран мира относятся ко мне с настороженностью. Любые пересечения границы приходится согласовывать на самом высоком уровне. Могу их понять — я бы тоже напрягся, узнав, что ко мне едет сильнейший ментат планеты. Так что мои поездки за рубеж осуществляются либо по приглашению принимающей стороны, либо с заполнением кучи бумаг.
В другой ситуации прыгнул бы через ментал, но, во-первых, на такие большие расстояния мне пока что переходы совершать не доводилось. Теоретически разницы не должно быть, дистанция роли не играет, но мало ли. Во-вторых, что куда существеннее, для прыжка нужен маяк. В Бразилии сейчас никого из знакомых псионов, вроде бы, нет, а даже если бы и были — зачем им знать мои планы? Придется лететь самолетом.
Принятое решение слегка сбросило груз с плеч. Когда есть хотя бы примерный план действий, жить становится проще — движение не позволяет унывать. Так что, приободрившись, я послал Злобному пинг с вопросом, можно ли к нему зайти через полчаса, и медленно побрел в сторону его нынешней обители.
Злобный вот уже три года руководит силовым департаментом Федеральной Службы контроля за деятельностью псионов. Назначили его на должность после того, как начальное напряжение схлынуло, и зачистка Кругов превратилась из кровавых боев в рутину. Одно время он, образно выражаясь, совмещал, то перемещаясь из города в город во главе отряда боевиков, то сидя в Питере и строя работу формирующегося департамента, но с недавних пор сосредоточился на своей новой деятельности. Знакомые со скорбными лицами шутили, что он окончательно из бойца превратился в чиновника, чем немало его бесили.
Понять Злобного можно. Всякого дерьма, связанного с псионикой, в мире становится больше, преступления совершаются чаще. Два процента — доля псионов в общей численности человечества, в России выше за счет миграции со всего мира. Конечно, среди них хватает людей сомнительных моральных качеств, склонных к нарушению закона. Высокие уровни и мощная оболочка у преступников встречаются редко, зато их относительно много и все случаи с их участием привлекают особое внимание журналистов. Те, разумеется, с радостью используют малейший повод напугать толпу. Немногие псионы старших уровней, пошедшие в криминал, доставляют обществу проблемы на порядок серьёзнее, образно выражаясь «мал клоп, да вонюч».
Злобный, кстати, обратный пинг прислал, сообщил, что ждет. Вот и прекрасно.
У основной массы псионов уровни от третьего до пятого, размер оболочки в районе сорока-шестидесяти. Вроде бы, немного. Однако простейшие атакующие знаки потребляют всего пять единиц оболочки, фактически обеспечивая даже слабого псиона наличием личного оружия. Напомнить, что короткоствол у нас в стране запрещен? А тут — довольно многочисленная группа людей, по сути с правом постоянного ношения.
Причем зачастую они очень молоды. Псионами сейчас становятся при переходе в старшую школу, то есть в десятом классе. Тогда же начинается первичное обучение, выявляются склонности, даются упражнения по развитию оболочки. Знакам не учат — знаки считаются прерогативой военных, их показывают только в армии или специализированных учебных заведениях. Тем не менее, распространение информации остановить невозможно, поэтому школьник, ставящий ту же «Воздушную Стену» или на эмоциях бьющий обидчика «Толкушей» считается обычным явлением.
Конечно, большинство псионов миролюбивы и законопослушны. Но не все, далеко не все. Так что я прекрасно понимаю наше правительство, стремящееся поставить людей со сверхспособностями под контроль. Другое дело, что результат пока особо не впечатляет.
Мысли перекинулись на Светку. У неё сейчас возраст такой, когда хочется бунтовать и ненавистны любые ограничения. Правда, в меньшей степени, чем пять лет назад, в подростковом возрасте она всякую чушь творила. Тогда она ругалась со мной, сейчас перекинулась на политику и противостояние властям. Не то, чтобы я был против, просто в данном случае риски другие. Надо бы свести её со Студентом — тот очень хорошо разбирается в реальном устройстве власти и способен прочистить обуянные юным энтузиазмом мозги.
Думая ни о чём и обо всём сразу, я дошел до нового места работы Злобного. Сам он ждал меня на проходной.
— Забавная защита, — кивнул я на стены, под слоем штукатурки укрепленные стальными плитами. — Есть необходимость?
— Дебилов хватает, — кивнул друг, выписывая на меня пропуск. Вот зачем нужны бумажки, если проще и надежнее идентифицировать по ауре, везде давно установлены камеры и скоро введут паспорта с чипами? Но нет, бюрократия вечна. — Неделю назад два мудака чего-то не поделили и стали знаками прямо на углу Большевиков и Подвойского швыряться. Хорошо, нам быстро сообщили. Их скрутили, привезли сюда, один вырвался и хотел в окно выпрыгнуть. Сейчас пойдём, по пути увидишь, во что он кабинет превратил.
На закрытой территории в комплексе зданий, помимо органов федерального уровня, располагались и местные структуры. В частности, небольшая кпз, где содержались особо проявившие себя нарушители. Сидели они здесь недолго, не дольше недели, потом их переводили в специальную тюрьму за чертой города. Условия, насколько мне известно, там приличные, с обычными тюрьмами не сравнить. Ну так оно и понятно — средний псион и побогаче, и минимальные связи у него во властных верхах обычно имеются.
— Что-то народу маловато.
— День, часть сотрудников на вызове, часть на полигон поехала, — пояснил Злобный. — Удаленка, опять же. Я своим не запрещаю через сетку работать, лишь бы дело делали. Да и не такой уж большой у нас штат — на Питер с областью всего сто человек. Теперь, когда с Кругом покончено, расширятся будем.
— Вся Служба контроля или только твой департамент?
— И то, и то. Псионов больше становится, законодательство ужесточается, отсюда рост числа преступлений.
Сбоку полыхнула яркая вспышка эмоций, которую я привычно проигнорировал. Люди до сих пор меня узнают и остро реагируют на встречу восторгом, опаской, восхищением и много чем ещё. Моё затворничество и нежелание появляться на публике во многом вынужденное. В своё время я «закрылся», сознательно ограничил собственные способности именно для того, чтобы меньше чувствовать причинявшие мне дискомфорт чужие эмоции. Борьба с Кругом снесла заглушки и, если бы не внезапные видения, я уже повторил бы процедуру.
— Мне казалось, всяким хулиганьём занимается полиция? У них же есть особый отдел в ОМОНе или что-то вроде него?
— По-разному случается, — Злобный потянул меня влево, на короткую дорожку к корпусу, где располагался его кабинет. — Кому первому позвонили, тот и едет. Гопников можем мы принять, могут менты, на серьёзных бандосов зовут либо опять нас, либо фээсбэшников. Спецподразделений в стране много. Иногда бывает, что сразу несколько групп на вызов приезжают, иногда конфликты полномочий случаются. В общем, гемор ещё тот!
Заметив неизвестную энергетическую структуру, прицепленную к стенке в туалете, мимо которого мы проходили в этот момент, я чисто рефлекторно установил вокруг нас «тихую сферу». Вряд ли, конечно, нас подслушивают, но так спокойнее. Злобный заметил воздействие, хмыкнул и сунул руки в карманы с независимым видом.
— Ты доволен работой?
— Не особо, — признался он. — Бумаг много, за языком следить приходится в десять раз сильнее, на…й никого не пошлешь. Раньше как-то проще было. Мне бы и в голову не пришло с тобой под «сферой» говорить, а сейчас, видишь, не возражаю.
— Уйти не хочешь?
— Везде так. Сам понимаешь — не на рядовую должность пойду, да меня и не возьмут. А так, как ты, в лесу сидеть и наукой заниматься, я не могу.
— Создай свою ЧВК, катайся за границу с недружественными визитами.
Он встал, как вкопанный, затем быстро развернулся ко мне с широченной улыбкой на лице.
— Блин, это тема! А можно?
— У Фролова спроси, он наверняка знает.
— Спрошу, — продолжая улыбаться, кивнул Злобный. — Если совсем припрет, пойду в наёмники. Вот, я здесь сижу, заходи.
— Секретарши не полагается?
— Их три, отдельно сидят. У нас чисто рабочие отношения — орел в гнезде не гадит!
Кабинет, несмотря на соответствующие размеры, стереотипы о большом начальнике опровергал. Хотя и мебель дорогая, и портрет президента на стене висит. Мешали висящие на стене автомат, копьё, небрежно брошенная на кресло куртка, заставленная затрофеенными безделушками полочка в шкафу. На столе — бардак, гора бумаг с левой стороны, на столике вместо обязательного графина с водой или бутылок с минералкой стоит двухлитровая бутылка «фанты».