– Помнится, ты проговорился, – губы Прошкина расплылись в тонкой улыбке, сделав его похожим на ящерицу или змею, – что из этого социалистического рая есть выход туда, где личность человека не измеряется штампом в паспорте.
– Этого я не говорил, – мигом парировал осмелевшему научнику Всеволод. – Да, есть проход. Да, он должен открыться, но где конкретно, я и сам затрудняюсь сказать. Навигационное оборудование мы спрятали до ареста, когда наш приятель, – майор кивнул на невинно стоящего в стороне Семена, – покорежил маяк на плато. Найдем, будет вам выход. Нет, живите, как жили. Революция в ближайшие сто лет вам, я думаю, не светит. Вон сколько труда на «рабочего с колхозницей» ушло, представить сложно.
И тут Всеволода осенило. Научники пришли не просто так. На ногах научных сотрудников вместо легких туфель были военные ботинки. Халаты у двоих были оттопырены под мышкой, и все держали в руках увесистые саквояжи. Только слепой мог сразу это не заметить.
Поймав взгляд майора на своем багаже, Прошкин криво усмехнулся.
– Зубная щетка, твой автомат, пара магазинов и пара книжек.
– Жрать-то что взял?
– Автомат мне в помощь.
– И верите? А если мы провокаторы?
– Мы это предусмотрели, – Прошкин кивнул, и из тени выступил третий, худой небритый тип с черными кругами под глазами.
– Надевайте, – хрипло произнес он, подсовывая под решетку небольшой черный обруч. – На шею.
– И?
– В них заряд. Эквивалент трем кило тротила. Будете вести себя подозрительно, нажатие кнопки – и голову на атомы расколет.
Всеволод принял из тонких дрожащих пальцев ученого адскую машинку и с интересом завертел ее в руках.
– А если не наденем? – тихо поинтересовался он.
– Тогда столица и эшафот, – просто развел руками научник.
– Почему кольцо одно?
– Мы вас всех вывести не сможем.
Положив ошейник на пол, майор сделал шаг назад и оглянулся на своих боевых товарищей. Семен был настроен решительно, в глазах проводника опять же сквозила холодная уверенность, и дело оставалось за малым.
– Поодиночке мы никуда не пойдем, – тихо, но так, чтобы услышали даже в самом конце старого корпуса, произнес Хел. – Либо вместе, либо вообще никак. Я так думаю, что все мы в одном положении, только с разной стороны решетки, и это надо еще посмотреть, кто из нас пленник. Отчего такая спешка? Поджимает?
– Умный, – обладатель смертельного кольца с интересом поглядел на проводника.
– А вы думали, нас за дурачков держать будете? Давайте колитесь, или я и шага с места не сделаю.
– Ну ладно, буду говорить начистоту, – Прошкин мгновенно потерял весь боевой запал и из авантюриста и пройдохи мигом превратился в затюканного жизнью усталого человека. Взгляд научника поблек, и, казалось, даже руки опустились и превратились в беспомощные плети. – Мы – группа Двенадцать. Находимся на границе и имеем задание от правительства. Какое, уже не важно. Ассигнования были получены, но все попытки исполнить приказ из столицы провалились. Задача была поставлена нетривиальная и по сути невозможная. Даже хорошо оборудованные лаборатории в центре не могли справиться, имея в штате светил современной науки. Куда уж нам, недоучкам.
– Вы провалили опыты?
– Почти. Держимся на волоске от полного краха. Каждый квартал начальник базы требует от нас отчета, изучает его, это с его-то куцыми мозгами, а затем отправляет в центр. Завтра мы высылаем новый отчет. Пока его просмотрит начальник, пока перешлет. Времени у нас не особо и много.
– А потом? – поинтересовался Семен. – Что произойдет, когда компетентный читатель сделает выводы из вашей писанины?
– Группа Одиннадцать была расстреляна после провала, – развел руками научный сотрудник. – После прибыли мы. Кем бы вы ни были и откуда бы вы ни пришли, вам должно быть знакомо это чувство. Неминуемая опасность, страх разоблачения, ужас.
– А почему бы вам просто не сбежать? – удивился Хел. – Ну, скажем, к тем же диким?
– Дикие не чипованные, а мы состоим на госслужбе и получаем паек, – объяснил тот, что с мешками под глазами. – Будь ты диким, коих и осталось-то не больше десятка тысяч, ты можешь уйти в леса. У них своя организация, свой строй, они партизаны по жизни. Это официальная версия, что все дикие не иначе как чокнутые поэты, а на деле туда уходят те, кому невмоготу существующая власть, чтобы хоть пару лет, пока не поймают, пожить, не оглядываясь и не втягивая голову в плечи от воя милицейской сирены.
– А сами вы чипы удалить не можете?
– У нас нет такого оборудования, – развел руками Прошкин. – Чип отслеживает не только местоположение объекта в пространстве, но и снимает его жизненные показатели. Умные машины знают, когда нам снятся сны, когда мы порезали палец или сломали ногу. Любое отклонение от нормы приводит к тревоге и, в нашем случае, к неминуемому аресту.
– А с нами, значит, бежать не боитесь?
– Пока мы вне подозрений и не ограничены в перемещениях. Каждый из научных сотрудников волен покидать расположение полицейского гарнизона на один-два часа по личным нуждам. Чаю там купить в автолавке или искупаться.
– И у вас уже есть план?
– Да, есть, – научник уверенно кивнул и, присев на корточки, вытащил из сумки наладонник. – Мы уходим в город и забираем кого-то из вас. Наше отсутствие вопросов не вызовет. Как-никак суббота. Ваш товарищ проедет в тайнике машины взвода обеспечения. Шофер – наш человек. Далее мы берем гравилет, благо у одного моего знакомого такой имеется, а сам он по удачному стечению обстоятельств уехал на рыбалку чуть не на неделю.
– Гравилет? – выгнул бровь Всеволод.
– Да, – как ни в чем не бывало подтвердил Прошкин. – Автотранспортное средство на базе гравидвигателя отталкивания системы Мухина. Особое поле, генерируемое двумя рабочими цилиндрами, дает эффект, с помощью которого и может передвигаться воздушное судно. Правда, только в вертикальной плоскости. Для горизонтального движения все еще используются двигатели внутреннего сгорания, ибо два гравидвигателя, установленные на одном самоходном аппарате, могут вызвать асинхронность колебаний и просто раскрошить структуру. У вас разве такого нет?
– Нет, – покачал головой Курехин. – Однако замечу одно. Все ваши гравилеты, дикие, установки из центра и утопический коммунизм мне побоку. Или мы выходим отсюда втроем, или все остаемся при своих. Я ясно выразился?
Научники удивленно поглядели на майора и, собравшись в кружок, принялись бурно совещаться. В конце концов, ученые мужи настолько распалились, что Всеволод начал опасаться, как бы крики и брань светлых умов и блестящих лысин не привлекли внимания полицейских.
– Успокойся, – бросил через плечо Прошкин, видя озабоченность Курехина. – Ваши милитаристы от наших не отличаются. Вчера была пятница и всеобщая пьянка. Трезвы и в сознании лишь единицы, так что сейчас, пожалуй, единственный шанс выбраться из этого логова быстро и незаметно. Машина обеспечения вот-вот должна поехать в город за свежими овощами. Я уже видел путевой лист.
– Так что решили, господа ученые? – вкрадчиво поинтересовался Всеволод.
– Возьмем вас всех, – Прошкин обреченно махнул рукой. – Только ошейники со взрывчаткой, так, ради подстраховки, придется надеть всем троим без исключения.
Глава 39
Девять дней до часа икс. Утро. Реальность. Санкт-Петербург
Капустин появился в дверях с охапкой роз, двумя бутылками коньяка и еще чем-то деликатесным в пакете, огласив маленькую квартиру Всеволода радостным ревом. Всучив смущенной Светлане розовый куст и рассыпаясь в комплиментах, ГРУшник сбросил ботинки и, звеня алкоголем, проследовал на кухню.
Разговор затянулся. Открыв маленький ноутбук, Капустин ловко щелкал по клавишам, бормоча что-то себе под нос и поминутно поминая маму. На кухне они, правда, были не одни. Едва Пух переступил порог, заполнив маленькое пространство прихожей своими габаритами, как патриархальную тишину квартиры вновь нарушила трель дверного звонка.
– Ой, здравствуйте. Вы к Всеволоду? Проходите, – услышал майор голос жены из коридора и характерный, до боли знакомый баритон и почти писклявый фальцет, принадлежащие не кому-нибудь, а его старым армейским товарищам Блохину и Лютикову. Оба поджарые, загорелые. У Блохи на скуле тонкий белый шрам, а у Лютого – кто бы мог подумать! – элегантная проседь на висках. Ни дать ни взять гусар в увольнении. Новый взрыв восторга, новая порция коньяка, и все сначала.
– Я как услышал, – поделился Пух, обхватывая стакан огромной лапой, а затем, будто воду, отправляя напиток в рот, – сразу наших на уши поднял, и, ты не поверишь, командир, все сразу собрались и в путь.
– Да мы и так думали приехать, сначала к Капустину, а потом, может, и к тебе, – Блохин осторожно понюхал жидкость в рюмке – стаканами он коньяк отказывался пить категорически – и, пригубив, разумно отставил ее в сторону. – А тут как раз работенка для нас подходящая.
Как странна и блистательна была судьба Винни после увольнения в запас, так обыденна и пуста была жизнь других парней из разведвзвода. Кто-то спился и скололся. Кто-то уехал на очередную войну и сгинул в сырости джунглей или холоде горных перевалов.
Видя все эти перипетии, Лютый решил пойти по пути наименьшего сопротивления и без зазрения совести отработал телохранителем у местного картофельного короля без малого год, после чего был с треском выгнан с работы, застуканный суровым хозяином поверх своей единственной дочери. Далее он таксовал, из-за чего ножевых ранений получил едва ли не больше, чем в пору военных действий на Северном Кавказе, а потом и вовсе ушел в глубокое подполье, и как зарабатывал на жизнь, никто не знал.
Блохин после увольнения подался в коммерцию, но быстро прогорел и устроился работать на завод, где с восьми до пяти прилежно шлифовал заготовки для тормозных башмаков подвижного состава РЖД.
Серая у них жизнь была, скучная. Ни цевья автоматного в руке потискать, ни гранату в наглую харю метнуть, ни даже зуботычин надавать. Все теперь стали грамотные, грозили судебными исками и виртуозно исполняли маленькие и, наверное, от того недоказуемые пакости.