– Хел, – не своим голосом завизжал Давыдов. – Вытаскивай нас.
– Всех? – Хел поднялся и как ни в чем не бывало шагнул в середину распадающейся на куски комнаты. – Ты забрал данные?
Семен оглянулся на копошащегося в недрах сейфа барона, и в руке у него свернул нож.
– Я успею, – упрямо кивнул капитан, оттолкнулся от стены и рухнул на спину самозваного бога, вонзая тому лезвие в шею. – Сначала ГРУ, потом майора, а меня последним.
Ткань локации затрещала по швам. Это исполин, взявшись за прореху двумя руками, расширял ее, стараясь проникнуть внутрь. Черно-красные горные вершины просели, превращаясь в песок, небоскребы дрогнули, и ночь, опустившись на землю, накрыла всех молчаливым саркофагом. Лишь только два огня, два темных рубина в сияющем обрамлении остались на небосклоне. Хозяин их решил забрать свое, и он пришел в этот мир.
Глава 75
Шесть дней до часа икс. День. Реальность. Петергоф
Возвращение к реальности было болезненным. Голова отчаянно раскалывалась, а затылок пылал, сказывались последствия удара дубинкой. Зрение и слух возвращались на удивление долго, и все то время, пока основные чувства еще не вернулись, Всеволод пребывал в замкнутом пространстве, искусственном вакууме. Первым появился свет. Неясное размытое грязно-белое пятно в антраците безмолвия проявилось будто ниоткуда и стало распространяться, как маслянистое пятно по чистой глади лесного озера. Вскоре оно заполнило все осязаемое пространство, и появились первые силуэты, тени и очертания предметов, а с ними пришел и слух.
– Приходит в себя… – Голос был сосредоточен, хрипловат и майору не знаком. – Сколько он уже так?
– Вторую неделю, – отозвался звонкий, молодой, уже знакомый и щемящий где-то в сердце… – Вы должны что-то сделать, доктор.
– Мы делаем все возможное, госпожа Курехина. Ваш муж поступил с серьезной черепно-мозговой травмой и кровоизлиянием в мозг. То, что он до сих пор жив, можно объяснить только чудом… Еще четверо, поступившие с ним в один день, едва ли не в схожей ситуации, а двое до сих пор не переведены из реанимации.
– Он поправится, доктор? – Голос дрогнул…
Светка, верная моя Светка, ты даже сейчас со мной.
Какой же я был дурак, что пренебрегал тобой, был порой нечестен, лукавил, не ценил ту теплоту и внимание, что ты, дура, тратила на меня, идиота…
Боль осознания собственной беспомощности, невозможности просто протянуть руку и коснуться любимого человека, обожгла хуже удара бича. Снова поток сознания, странные мысли, дикие образы вздымающихся черных башен, заполненных мертвецами, и строй нацистов, идущих по пригороду коммунистической утопии, чеканя шаг и бодро горланя какой-то гимн. Танки… траки вертятся, взрывая дерн и выставляя напоказ обнаженное нутро чернозема.
– Где ты, командир?
Это Винни, он сидит на камне и меланхолично затачивает нож, лениво проводя по острому блестящему лезвию точильным камнем.
– Тут я, рядовой, или, может, полковник?
Слова всплывают сами собой. Даже губ размыкать не надо. Капустин улыбается, щурится от яркого света, чуть прикрываясь рукой. Комок на боку порван, сочится кровь.
– Где наши?
– Лютый и Блоха тут, командир. Непонятка вышла.
– Что за непонятка?
Хмурюсь, пытаясь напустить на себя умный вид.
– Семен данные увел и не поделился, не к добру.
Снова темнота, снова сполохи света за горизонтом, и вот материализуется Хел. Прищур глаз, потертый походный костюм и новые берцы с подковами от фрикционов. Чешет щетину на подбородке, будто человек, будто настоящий.
– Здорово, майор, – бледная улыбка посещает его лицо.
– Привет и тебе, проводник, – себя не чувствую, но вижу отчетливо, будто все передо мной как наяву. – Где ты?
– Умер я. Я же программа, забыл? Сделали меня добротно, но все, что мог, я исполнил, а дальше зачем жить? Нет дальше кода.
– Ты бредишь, Хел. Ты лучший проводник из тех, кого я знал. Лучше людей, многих.
Хел смеется и лезет в карман куртки.
– А ты не так прост, как кажешься, майор, – сигарета в плотно зажатых губах. Тлеющий красный огонек на конце и пепел, пепел заполняет все обозримое пространство, и нет больше черного неба, нет проводника, нет ничего, а вокруг лишь серая пустыня.
– Здорово, командир, – голос далек, будто из бочки или колодца.
– Блоха? Ты где? – За него почему-то тревожно…
И так до рассвета, затем по кругу, долгий горячечный бред. События прошедших дней смешались с воспоминаниями виртуальной реальности. Травмированный мозг работал на пределе своих возможностей, а его несчастный владелец, пытаясь не сойти с ума, погружался все глубже и глубже вниз, куда-то, где темно и тихо и где нет предательства, амбиций, а вокруг лишь спокойствие и тишина. Возможно, те часы забытья были самыми прекрасными в жизни майора, но он этого не знал. От смерти Курехина отделяла тонкая грань, выстроенная его собственным сознанием, шаг, неосторожный поворот головы. Требовалось выжить.
Глава 76
И снова реальность…
Почувствовав на щеке влажную горячую руку, майор открыл глаза.
– Сева, Сева. – Очнулся.
Светлана выдохнула, счастливо, почти истерично, и вдруг припала, обхватив Курехина, забилась в истошном плаче. Молчаливом, будто конвульсия.
– Да что со мной будет? – попытался отшутиться Всеволод. Собственный голос показался ему чужим, незнакомым. – Не ной, Светка, беду накличешь. Знала же, за кого замуж шла.
– Знала, – женщина всхлипнула на груди и притихла, затаившись. Может, счастье спугнуть боялась, а может, о чем-то думала. Так и лежали. Она, слушая сердце родного человека, а Курехин – глядя в потолок и еле шевеля мозгами после медикаментов. – Твой Капустин заходил, – наконец выдавила она сквозь слезы.
– Когда был? – лениво поинтересовался майор. Ему, казалось, было уже плевать. Жив остался, здоров, с башкой собственной, да человек любимый рядом. Что еще желать мужику.
– Поутру был, – Света отстранилась и внимательно посмотрела на мужа. – Знать бы, что вы тогда затеяли, в жизни не пустила бы.
Так и сидели, ругаясь, плача, снова ругаясь и клянясь в вечной любви, пока не подоспела суровая медсестра и не выставила возмущенную Светлану за двери палаты.
Капустин оказался, как всегда, громогласен и вездесущ. Ворвавшись в помещение, он снова заполнил собой все видимое пространство. Пижама на гиганте висела, исхудал до предела, а бледность и синяки под глазами нисколько не вязались с молодецким гоготом, больно бьющим по перепонкам.
– Очнулся, командир, молодец! Ты представь, меня из отделения выпускать не хотели. Постельный режим, говорят, и хоть ты тресни!
– А ты что? – вяло улыбнулся Курехин.
– А я сказал, что подгоню взвод, устроим штурм и коньяком завалим!
– Верю, – Курехин вздохнул и прикрыл глаза. – Говори, с чем пожаловал?
Винни замолк, будто запнувшись и боязливо оглянувшись, присел на край кровати.
– Бред творится, командир, – зашептал он, почти вплотную приблизившись к майору. – Странный был штурм. Помнишь комнату, до которой пытались добраться? Не было там наших парней. Мою группу отозвали в последний момент, всех до единого. Менты тоже неправильные были, будто ряженые, хоть и техника и снаряга серьезнее не бывает.
– А что тебя беспокоит?
– Да сам не знаю. Сема наш беспокоит. Я ведь, как очухался, навел справки о капитане спецслужб Семене Давыдове. И что думаешь? Ноль.
– Может, он под псевдонимом? Или служба такая, что все хвосты обрубила?
– Я и ориентировку дал, и по таким каналам пробить пытался, что самому страшно. Нет, говорят, такого сотрудника.
– Секретный, наверное, – говорить решительно не хотелось. Всеволода тошнило от лекарств, голова кружилась от слабости и походила на чугунный колокол. – И хватит пылить, Винни, мнительный ты больно в последнее время со своей разведкой. Пойди да спроси его сам, чай, в соседней палате лежит.
– Да в том-то и дело, что нет, – Капустин аж подпрыгнул на месте от избытка эмоций. – Привезли нас вместе, а пока мы с тобой «двухсотых» изображали, его вроде куда-то и сплавили, а куда – неизвестно. Я тут поговорил тет-а-тет с одной докторессой, – Винни попытался изобразить руками ее прелести, что у него почти получилось, – так вот, Ленка говорит, что записей по Давыдову нет. И самое главное – меня отзывают в Москву. В приказном порядке, к хозяину на ковер. Буду держать тебя в курсе, если что. И да. Поздравляю. Назначение пришло. С полковником тебя, командир[48].
Как бы ни упирался Капустин, но то ли та самая докторесса, то ли еще кто посноровистей выпроводили шумного больного за дверь, и в палате снова наступила тишина…
Выздоровление происходило мучительно долго. Доктора взяли гору анализов, и вскоре Курехин засомневался, а уж не хотят ли его и вовсе обескровить. Пища в стационаре, куда его перевели после месяца в палате для тяжелых, была сносна, персонал почти приветлив, но и этого было достаточно. Светлана было вознамерилась навещать Всеволода каждый день, но, узнав, что больница находится на другом конце города, больной взбунтовался.
– Делать тебе нечего, как два часа на дорогу тратить, – бушевал идущий на поправку теперь уже подполковник Курехин. – Достаточно с меня и выходных.
– Хлебну я с тобой горя, – сетовала та, но озорной блеск в глазах напрочь губил конспирацию.
После новых порций ласки под бдительным оком персонала Всеволод оставался с внушительным пакетом фруктов и кефира, но на этот раз Светлана принесла еще и ноутбук.
– Хоть будет чем себя занять, – с улыбкой сказала она. – В игрушку какую поиграешь, в инете посидишь, а может, и книжку почитаешь.
Дождавшись, пока любимая женщина упорхнет по делам, Курехин взгромоздил на колени портативный компьютер и, воткнув USB-модем, привычно пробежался по социальным сетям. Ходить по ним для Всеволода было достаточно сложно, а зачастую и противно. Цепкий взгляд оперативника быстро вычленял странички извращенцев, социопатов и прочей кибер-нечисти, за которой охотился уже не первый год.