— Там еще кто-то есть! — сообщили Тихон и Устин хором.
— Так давайте!
Из коскора извлекли еще одно существо. Тоже человекообразное, но имеющее странные пропорции и не способное самостоятельно передвигаться, мигающее жалобно и тоскливо. Только генерал целесообразности, теперь, надо полагать, бывший генерал, сразу догадался, в чем тут дело:
— Очевидно, женщина была беременна в момент заточения...
Едва бывшую учительницу перестали удерживать, она схватила свое чадо и кинулась обратно в свое узилище. И захлопнула за собой люк.
Долго подавленно молчали. Нарушила молчание Гортензия.
— Если бы меня двадцать лет не убеждали в том, что брачел ничем не отличается от человека, я бы сама нипочем до этого не додумалась.
Опять долго молчали. А потом Всеслава вдруг как закричит:
— Никогда больше не произносите это поганое слово? Нет никаких брачелов! Есть только люди! Умные — глупые! Добрые — злые! Красивые — некрасивые!
По одному, по двое вернулись за покинутый стол. Налили вина. И выпили как следует. За победу над проклятой Целесообразностью. За победу, которая была невозможна, однако случилась.
А потом Ираклий рассказал, как было дело там, в космосе.
Стада паслись себе и паслись. Ничто не предвещало никаких революций. И вдруг одно стадо в полном составе как кинется врассыпную! И пастух заодно со всеми!
Я сразу понял — хотят протаранить ЖЗ! Надеются, что хоть кто-нибудь достигнет цели. А пилотировать не умеют! Ни в зуб ногой — друг с другом сталкиваются, кружатся на одном месте. Флагмана, конечно, сразу сбили...
Ну, думаю, все! Погибла революция! Ведь мы стреляем! Все стреляем! Плазмоиды летают так густо, что, кажется, ничто не может уцелеть! Я-то, конечно, луплю мимо, для вида только, а остальные...
Смотрю — и остальные лупят в белый свет! Невозможно не попасть, а не попадаем! Фантастика!
Однако и от случайных попаданий вспыхивают коскоры. Один, другой, третий... И только последний на первой космической скорости, не спеша так таранит ЖЗ...
Словом, фактически это не они, а мы совершили революцию! Мы, которым было что терять!
— Это хорошо, сынок, — генерал кладет руку Ираклию на плечо. — Целесообразность разрушена, и не надо делить победу. И не надо больше ничего разрушать. И не надо никому знать лишнего...
Он говорит так, а сам не уверен, правильно ли говорит. Он в компании самый трезвый и самый дальновидный. Он спрашивает себя:
«Ты рад тому, что случилось?»
И сам отвечает:
«Еще бы, конечно».
«Но ведь тебе и так было неплохо».
«Верно. Лучше уж никогда не будет».
«Зачем же ты мечтал о том, чего тебе не надо?»
«Кто может ответить на такой вопрос? Никто не может. Однако очень приблизительно я бы сформулировал так: целесообразность дает человеку сытость и покой, нецелесообразность — свободу и счастье».
«Но если эта свобода убьет тебя, генерал?» «Значит это убийственная свобода. Значит бывает и такая».
Март, 1992