Искалеченные в колесе секса — страница 16 из 43

- Это доставляет мне удовольствие, - сказал Спенс.

О деньгах он пожалел позже. Он также пожалел, что оставил бритву, расческу, мыло, мыльницу и мочалку в ванной, торопясь собрать вещи. Но он не вернулся за ними. Ничего не поделаешь. Ничего нельзя было поделать и с тем, что в тот вечер Ута не встретилась с ним за ужином. Он наполовину ожидал этого.

Но поздно вечером он оказался в маленькой таверне на холмах, где два пьяных рыбака угостили его коньяком и танцевали вместе, танцевали до изнеможения сильные мужские танцы, которым они научились в детстве и довели до совершенства в одинокие часы в море. Да, они были стариками, но, Господи, они умели пить и танцевать. Был один танец, который они предпочитали и который очаровал Спенса. Они держали губку между собой, и один мужчина уравновешивал другого, пока его партнер крутился по полу, прыгал и делал ложные выпады во всех направлениях, всегда близкий к падению, но всегда удерживаемый на месте благодаря уверенному равновесию своего партнера. И каждый танец они заканчивали шлепком по сапогу и новой рюмкой коньяка. Спенс немного знал греческий, но они научили его всему, что нужно было знать, чтобы наслаждаться их обществом. И, оказалось, нетрудно забыть, что прошлой ночью с ним была Ута. Человек может довольствоваться очень немногим. Человек может быть терпеливым и гибким. Может пережить потерю денег, мыльницы и даже девушки. Через несколько дней - Миконос.

От автора

Смена названий - забавная штука. Первый раз я подвергся цензуре, когда название рассказа "Никогда не доверяй умной пизде с двойным именем", было переименовано в "Ремонт сантехники". Этот рассказ, первоначально называвшийся "Танцы стариков", превратился в "Танцы". Вероятно, потому, что для мужских журналов того времени "старик" было таким же грязным словом, как и "пизда".

Неужели я чувствовал себя таким дряхлым и нуждающимся в подпитке, когда писал этот рассказ в возрасте тридцати лет? Думаю, да.

"Лгунья"

Я сидел в следующем ряду позади нее, на противоположной стороне автобуса, так что сначала мне был виден только ее профиль. Сельская местность была суровой и прекрасной, но сейчас мы просто наблюдали за девушкой. У нее были длинные каштановые волосы, чудесные светло-голубые глаза и очень бледная кожа. Интересно, как она выдержит беспощадное критское солнце? Она была чересчур светлой.

За окном рядом с ней проносилась окружающая местность - оливковые деревья, кипарисы, столетние растения, шквал маков, мелькала выжженная солнцем земля. На обочине дороги старик в черном грузил на осла свежескошенный вечнозеленый кустарник. Она повернулась в его сторону, и голубизна ее глаз на мгновение озарила меня. Рот у нее был широкий, губы полные. Через некоторое время автобус въехал на городскую площадь. Я встал, чтобы взять свои сумки, и снова взглянул на нее. Ее кожа была кремового цвета и розовела на фоне ярко-белых стен таверны.

- Как думаешь, - спросил я стоявшего рядом Майка. - Она ирландка или англичанка?

- Англичанка, - сказал он.

- А я думаю, что ирландка. Ты видел эти глаза?

- Ты хочешь с ней познакомиться? - спросил он.

- Конечно же, хочу.

Он пожал плечами.

- Матала - маленький городок. Это будет легко. Узнай, где подают лучших кальмаров, и она там появится. Англичане обожают кальмаров.

- А как насчет ирландцев?

- К черту ирландцев.

Но она была ирландкой, родилась в Дублине, работала акушеркой. Ее звали Мэри, а ее лучшую подругу - Хелен, но теперь она путешествовала одна, потому что Хелен была сукой, которая бросила ее на Миконосе ради греческого парня. Вот что она сказала. Ей нравилось принимать роды, но до этого ей не нравилась работа санитарки в дублинской психушке.

Встретиться с ней было легко, как и обещал Майк. На следующий день он уже занял место рядом с ней на Красном пляже за горой. Как и большинство из нас, она загорала обнаженной. Ее кожа была такой бледной, что можно было разглядеть нежную голубую паутинку прямо под поверхностью плоти. Глаза у нее были ионически-синие, как море. Иногда казалось, что сквозь нее можно смотреть на волны и море, как будто она была прозрачной, как будто она и море были одним целым.

В автобусе она решила, что если я попрошу, то смогу переспать с ней. И, конечно же, я попросил. Но это не могло долго длиться. Через несколько дней она покинет Маталу, чтобы успеть в Стамбул прежде, чем истекут десять дней ее отпуска. Я пытался сказать ей, что это плохая идея. Турки славились тем, что избивали светлокожих женщин, путешествующих в одиночку. Мы шутили о белом рабстве. Я сказал ей, что если ты носишь брюки в Турции, то ты шлюха. Она сказала, что юбки ее вполне устроят. Она поедет.

Я восхищался ее независимостью, если не здравым смыслом. Но кто я такой, чтобы ее уговорить. У меня в чемодане под кроватью лежал фунт кокаина. В Афинах цена была бы хорошей, но одна ошибка - и мне конец. Может, она была так уязвима, как выглядела, а может, и нет.

За ужином в тот вечер было выпито слишком много дешевого коньяка, поэтому мы отправились на близлежащий туристический пляж, чтобы проветрить головы и найти место, где можно немного полежать. Как обычно, над головой было небо, усеянное звездами, и можно было таращиться на них, ощущать прохладный ветерок, прохладный песок под собой, и слушать равномерный шум волн, как отрезвляющую уверенную руку, скользящую по твоему телу.

Это была ленивая ночь, и мы никуда не спешили. Мы целовались, как лунатики в долгом прекрасном сне. Ее волосы пахли морем. Раздавался пьяный смех и долгие довольные вздохи. Какая бы страсть там ни была, она была погребена под крепким напитком и удовлетворенностью. Мы заснули.

Когда я проснулся, ее уже не было. Как и луны, и близилось утро. Я позвал ее так громко, как только осмелился, чтобы не разбудить отдыхающих на склоне холма. Ответа не последовало. Я попытался вспомнить, кто уснул первым: я или она. Это казалось важным. Если я задремал первым, то мог этим оскорбить ее. Но если она уснула первой, то почему оставила меня? Может, она просто передумала? Мне ничего не оставалось, как отправиться домой со своими заботами, лечь спать и ждать утра.

* * *

Был уже почти полдень, когда я оделся и вышел за дверь. Майк и канадская девушка, с которой он познакомился накануне вечером, пили кофе на площади. Майк подозвал меня, и его улыбка сказала мне, что он видел Мэри. Канадская девушка тоже улыбнулась. Ирония судьбы, - подумал я. Я решил, что она мне не очень нравится.

Я спросил:

- Какие плохие новости из Ирландии?

- Гнев, - сказал он. - Я только что видел ее по дороге на пляж. Знаешь, она очень зла на тебя. Очень зла. Говорит, вы заснули там прошлой ночью, а когда она проснулась, тебя не было.

- Что?

- Она так сказала.

- Чушь собачья, - сказал я. - Все было наоборот. Я проснулся, а ее уже не было.

- Она не так рассказывает. На твоем месте я бы дал ей день, чтобы остыть. Я уже пригласил ее на ужин сегодня вечером, так что тогда вы сможете все уладить. Садись и выпей кофе.

- Нет, спасибо. Я пойду за гору на Красный пляж, пока она здесь. Как ты думаешь, есть шанс, что она будет искать меня?

- Сомневаюсь. Ты уверен, что не ушел от нее, Бен?

- А ты уверен, что она тебя не разыгрывала?

- Абсолютно. Странно, тебе не кажется?

Это было странно. Я попытался придумать, каким образом мы оба могли говорить правду. Но ничего не придумал. Я знал, что не лгу. Оставалась она. Но в чем был смысл? Весь день я прокручивал эту проблему в голове. И ни к чему не пришел. Потом за ужином она лишь улыбалась мне.

- Ты очень плохо со мной поступил, мистер, - сказала она.

- Ты серьезно?

- Конечно.

- Ты действительно думаешь, что я тебя бросил?

- Я так не думаю. Ты это сделал. Мне пришлось одной искать дорогу с пляжа. К тому же я была довольно пьяна.

- Я не бросал тебя, Мэри.

- Не говори глупостей.

- Я проснулся, а тебя нет. Я позвал тебя. Огляделся вокруг. Я нигде не мог тебя найти.

- Пожалуйста, Бен, давай без глупостей. Я уже давно простила тебя.

- Ты меня простила?

- Естественно.

- Это очень мило.

Я выпил свой напиток. Оставь все как есть, - подумал я. Объяснить это было невозможно. Она лгала по какой-то непонятной мне причине. Может, это и не имело значения.

После ужина мы вернулись на пляж, туда, где потеряли друг друга прошлой ночью. В темноте мы разделись и вошли в воду. Когда теплое спокойное море накатывало на мои ляжки и бедра, мне казалось, что я уже внутри нее. Я поднялся навстречу горячему лону океана, и когда она повернулась и обхватила меня ногами, она была открыта, как женщина, которая уже приняла всю твердую длину своего любовника.

От нашей сырости ночной воздух стал холодным. Мы быстро оделись. Мы медленно шли по пляжу во влажной одежде. Вдруг она остановилась, повернулась и крепко поцеловала меня в губы. Я почувствовал вкус крови. Я слепо поцеловал ее в ответ сквозь лихорадочный холод боли и холодную плоть, пылающую жаром в моих губах и бедрах. Мы упали на песок. Я стянул с нее штаны, затем снял свои и снова вошел в нее.

- Нет, - сказала она. - Я хочу почувствовать твой вкус у себя во рту. Хочу почувствовать вкус нас обоих.

Я сделал, как она просила, обхватив руками ее голову. В лунном свете ее глаза были широко раскрыты от страха, жадности и чего-то еще. Я не мог подобрать этому названия. Затем ее губы медленно скользнули по мне, а я запрокинул голову и посмотрел на звезды. Я был в другом океане, в другом течении, более теплом и лучшем. Неожиданно она остановилась и подняла на меня глаза.

- Возьми меня с собой, - сказала она. - Попроси меня пойти с тобой домой и остаться. Сейчас же. Пока я у тебя есть. Я хочу пойти домой с тобой, Бен. Попроси меня!