Я попросил. Я двинулся вниз, чтобы трахнуть ее.
- Хорошо, - сказала она.
Я взял ее прохладную песчаную попку в руки и наказал ее.
Я думал, что учу ее не лгать мне.
Прошли два тихих и приятных дня, и я решил, что она совсем забыла о Стамбуле. Мы занимались любовью и сидели на солнышке. Майк и его канадская девушка обычно были с нами, и было приятно наблюдать, как две женщины уживаются вместе, две красивые обнаженные женщины, лежащие на берегу. Я оставил свою первоначальную проблему с канадкой позади. Мы ложились на спину, закрывали глаза и слушали вдалеке их смех. В воде мы позволяли им садиться нам на плечи и бороться друг с другом. На пляже были и другие женщины, но нам не нужно было даже разговаривать с ними. Теперь все наши потребности были удовлетворены .
Но однажды вечером за ужином напротив нас села пара немецких девушек, а сопровождал их крепкий приветливый швед по имени Томми, с которым Майк познакомился в Ираклионе. Ожидая Мэри и канадку, мы шутили с девушками, и я подумал, как хорошо немецкая девушка относится к своему мужчине, и немного позавидовал Томми. К тому времени, как появились Мэри и канадка, атмосфера стала игривой. Для девушки Майка это было в порядке вещей, но по мере того, как текла Деместика и пьянящая Рецина, Мэри становилась все угрюмее. Я мог бы прекратить это, но что-то подсказывало мне, что надо доиграть до конца. Игра была достаточно невинной. Девушки принадлежали Томми. Мне было интересно, что воображает Мэри.
Теперь я знал, что в ту ночь на пляже в ее глазах был гнев, потому что он там был снова. Холодный сдержанный гнев, который делал ее отвратительной. Немки неуклюже говорили по-английски, и Мэри использовала это против них. Ее колкости становились все более дешевыми. Майк и его девушка почувствовали перемену в ней и все больше и больше тянулись к другому столику. Ни Томми, ни немецкие девушки, казалось, ничего не заметили. Я слушал достаточно долго, чтобы почувствовать отвращение, а потом решил, что пора.
- Что ты делаешь, Мэри? - тихо спросил я.
- Надеюсь, ты знаешь, - сказала она.
- Не знаю.
- Думаешь, мне нравится, когда меня выставляют дурой?
- Полагаю, что нет. Но в чем это проявляется?
- Я вижу, как ты заигрываешь с этими женщинами. Какую из них ты хочешь?
- Мне нравятся обе, - сказал я. - Но я их не хочу. Они с Томми, или ты не заметила?
- Мне знакомы такие женщины, - сказала она. - Они пойдут с любым, кто их поманит. Хелен такая же.
- Хелен?
- Та, что осталась на Миконосе, помнишь?
- О, да. Твоя подруга.
- Ненавижу таких женщин. Не называй ее моей подругой.
- Ты все выдумываешь, - сказал я. - Никто не делает из тебя дуру.
- Скажи мне одну вещь, - попросила она. - Я поеду с тобой сегодня домой?
- Естественно.
- Мне это показалось сомнительным.
- Для меня это никогда не было сомнительным. А сейчас таковым становится.
- Отстань от них! - сказала она.
Ее голос был тихим, но, тем не менее, я получил приказ. Мне это не понравилось.
- Не указывай, что мне делать.
- Я же тебе сказала!
Что-то скользнуло в ее глазах, опасное, как змея. Холодный гнев, физический и в то же время эротический, пропитал прекрасное лицо и сделал его уродливым. Да, она была опасна. Я принял это знание с шоком узнавания и странным опьянением.
- Тебе следует быть очень осторожным, ложась спать, - сказала она.
Вот оно. Открытая, неприкрытая угроза. Внезапно я очень устал от нее.
- Уходи, - сказал я. - Убирайся отсюда. Я не хочу тебя видеть, - в тот момент я был трезв и, возможно, так же опасен, как и она. - Убирайся, пока я не сломал твою блядскую шею.
Она ушла.
Не знаю, как она очутилась в ту ночь в моей комнате над таверной, разве что влезла через окно, выходившее на длинную узкую веранду, соединявшую все шесть комнат верхнего этажа. Туда можно было попасть по лестнице из сада внизу. Но когда я пришел, она ждала меня на кровати. Она порылась в моих вещах и нашла бутылку коньяка. Она была либо пьяна и зла, либо просто зла, я не мог определить, что именно. А еще она моглa быть просто под кайфом. Потому что она также нашла кокаин. Пакет был открыт, и мне стало интересно, сколько она его употребила.
- У тебя очень крепкие нервы, - сказал я.
Она посмотрела на кокс и улыбнулась.
– А ты немного нахальный.
- Ты что, пьяна?
- А ты?
- Давай выйдем на террасу, - предложил я.
Мне хотелось подышать свежим воздухом и подумать. Мне не нравилось, как все складывалось.
Мы сели в шезлонги, и я позволил огромному театру неба и звезд вызвать во мне привычное спокойствие. Через некоторое время появились Майк и канадская девушка, и я протянул им бутылку коньяка. Они забрали ее с собой на дальнюю сторону террасы, подальше от Мэри, не желая приближаться к ней, пока не будут снова уверены в ней. Мне оставалось разведать территорию. Я не хотел этой работы. Я бы с таким же успехом избавился от нее. Но это было так.
В ее глазах было что-то веселое и хищное, что-то совершенно несочетаемое, когда я смотрел на нее, что заставило меня задуматься, какие карты у нее на руках. Она накрыла тело белой хлопчатобумажной простыней. Под ней она была обнажена. Я предположил, что это была одна карта. Кокаин был другой. Что еще? Я сразу перешел к делу.
- Я не хочу, чтобы ты была здесь, - сказал я. - Больше нет, не после сегодняшнего вечера. Я не люблю, когда мне угрожают.
- В твоем положении я могу это понять.
- Ну вот, опять.
- Прости. Просто ты всегда кажешься таким уязвимым.
- Уязвимым? О чем ты говоришь?
- Помнишь ту первую ночь на пляже, когда ты думал, что я тебя бросила?
- Да.
- Я не бросала тебя. Я была прямо там, в нескольких футах от тебя. Слышала, как ты меня звал.
- Это невозможно.
- Ты так думаешь? - oна рассмеялась. - А теперь посмотри на себя, ты держишь кокаин в чужой стране и это уже не секрет. Ты ведь можешь попасть в тюрьму.
- А еще я могу свернуть тебе шею.
- Нет, не можешь. Смотри.
Не успел я опомниться, как она уже встала со стула и стояла перед окном в соседнюю комнату. Внутри было темно. Там жили несколько итальянцев. Она распахнула хлопчатобумажную простыню, и если итальянцы не спали, они увидели ее, стоящую обнаженной в лунном свете. Она начала ухать, как сова.
Было четыре утра.
- Ух-ух-ух, - сказала она. - Вытаскивайте свои задницы, чтобы поиграть с нами, дорогие! Ну же!
Она взмахнула простыней перед собой, как матадор, и подошла к следующему окну. Отшвырнула стул со своего пути. Он рухнул на перила. Там находилась американская пара. Не молодая и очень обычная. Прежде чем она смогла повторить свой совиный номер, я вскочил со стула, отвесил ей сильную пощечину, завернул в простыню и потащил в нашу комнату. Я мельком увидел изумленный взгляд Майка. Внутри она заплакала.
- Ты - конченая скотина, - сказала она. - Ты - проклятый блядский выродок!
- Заткнись, - сказал я. - Еще один звук, и я тебя убью.
Это было именно то, что она хотела услышать.
- Ты не посмеешь, - сказала она.
Она уронила простыню на пол.
- Посмею.
- Ну же. Убей меня, ублюдок. Попробуй убить меня.
- Попробуй, вякни еще что-нибудь.
Она открыла рот, чтобы закричать. Я зажал его рукой и потянул Мэри к кровати, крепко прижимая ее к себе. Она укусила меня за пальцы и начала вырываться. Мне нужны были обе руки, чтобы держать ее, поэтому я отдернул руку. Что-то подсказывало мне, что она не закричит. Внезапно до меня дошло. Она хотела причинить мне боль чистокровными ирландскими мускулами. Она хотела сделать мне больно и заставить меня сделать ей больно одновременно. Ей нужен был хороший жесткий трах, а все это было какой-то безумной прелюдией.
Я сжал ее руки над головой одной рукой, а другой дал еще одну пощечину. В ее глазах мелькнуло удовольствие. Я шлепнул ее еще раз. Она улыбнулась. Это будет очень приятная ночь. Я провел свободной рукой по обеим ее грудям и сильно потянул за соски. Она стонала, извивалась и пыталась сбросить меня. Я держался. Я надавил коленом ей на живот и согнул ее пополам. Я решил, что она продержится в такой позе некоторое время.
Я отступил назад, стянул штаны и сел на нее верхом. Она кончила почти сразу, как только я вошел внутрь, скользкая от боли и похоти. Но сегодня она планировала довести себя до исступления, и я едва успел кончить. Даже когда она содрогалась от одного оргазма, я видел, как она готовится к другому. Ее руки легли на груди, и она долго и сильно их сжимала. Когда она отняла руки, ее груди воспалились, а костяшки пальцев были мертвенно белыми. Я почувствовал, как ее ногти впиваются в мою задницу и царапают спину и плечи. Я снова взял ее за руки и широко раскинул их на кровати.
- Укуси меня, - сказала она. - Укуси меня сильно! Пролей мою кровь, ублюдок!
Я подчинился.
Я глубоко вгрызся в мягкую плоть ее бледного предплечья, глубже в место соединения руки и груди, еще глубже в длинную влажную красивую шею, каждый раз впиваясь в нее своим членом, прижатым к ней. Я отстранился, широко открыл рот и увидел, как она задохнулась, когда я опустился на ее грудь, наполнил ею свои челюсти, а затем медленно двинулся назад и в сторону, крепко сомкнув зубы на ее груди, кусая и сдирая с нее кожу в медленном движении, пока между моими зубами не остался только кончик ее соска, напряженный и соленый на вкус, и я понял, что наконец-то пустил ей кровь. Ее оргазм был похож на медленное умирание. Ее тело выгнулось дугой и упало, выгнулось и упало, снова выгнулось и упало, а потом я тоже кончил в нее, и мы рухнули в нечестивую кучу вони и пота.
Вскоре она заснула. Я долго сидел без сна, наблюдая за ней. Вспоминая, что она сказала мне за ужином. Сегодня тебе следует быть очень осторожным, ложась спать.
К черту все это,