- подумал я. - К черту ее.
Потом я тоже заснул.
На следующее утро я от нее избавился. Посадил ее на автобус до Херкалиона и смотрел, как она улыбается мне в окно. Как будто мы всегда были хорошими друзьями. До самого конца она была недоступна моему пониманию.
Я пробыл в Матале еще два дня, а потом тоже уехал. Пора было ехать в Афины и доставить посылку. В Ираклионе я сел на корабль, отплывающий на материк. У меня был билет второго класса, и купе было заполнено греками и студентами, которые в сентябре возвращались на занятия. Я сел рядом с симпатичной блондинкой, которая читала книгу, которую я только что прочел, "Зеленые холмы Африки". Это был хороший способ, как и любой другой, начать разговор. Я отметил это совпадение и достал свой экземпляр из дорожной сумки, чтобы показать ей. Она только что приехала из Ханьи, что на северо-западе Крита. Посещала Самарийское ущелье. Я сказал, что было бы неплохо однажды там побывать. Я спросил, путешествует ли она одна, и на середине ее рассказа понял, кто она такая.
- Не могу этому поверить. Тебя зовут Хелен? - спросил я.
- Откуда ты знаешь? - спросила она.
- Потому что я только что попрощался с твоей подругой.
В дороге у вас есть много вариантов. Вы можете сказать чистую правду о себе, а можете пустить пробный шар лжи и посмотреть, что подойдет. Никто вас не знает, так что вы вольны выбирать.
Правда всегда утомляет меня меньше.
Я рассказал ей, что за женщина ее подруга. Ничего не упустил. Даже рассказал ей о кокаине. Потом она поведала мне, что все это были грезы наяву. На Миконосе у Мэри, а не у Хелен был греческий парень, и однажды Мэри просто исчезла. Что касается Стамбула, то это было просто невозможно. К этому времени Мэри необходимо было вернуться в Дублин. Она должна была выйти на работу на следующий день. Это означало, что она оставалась со мной до самой последней минуты. У нее никогда не было никакого намерения ехать в Стамбул.
Акушерства тоже никогда не было. Она работала у зеленщика.
Я спросил о психушке.
- Насколько мне известно, она никогда там не работала. Но, боюсь, время от времени она туда попадает, - сказала она.
В этом не было ничего удивительного. Но мне было интересно, как близко я был к смерти в ту ночь. Я вспомнил ее угрозу.
Однако Хелен сказала правду, и сказала очень деликатно. Мы вместе устроились на койке и проделали путь через Кандийское море. Она осталась со мной в Афинах и ждала у отеля, пока я доставлю посылку. Ее глаза не были голубыми, а кожа была сильно загорелой.
В ней не было ничего прозрачного.
Этот рассказ основан на фактическом происшествии или серии происшествий. Хотя я не был настолько глуп, чтобы пытаться торговать коксом или чем-то еще во время моих путешествий по Греции. Героиня Мэри стала прообразом Лилы, прекрасной сумасшедшей антагонистки в моем романе "SHE WAKES". В романе пришлось опустить эпизод о корабле с Хелен, но хотите верьте, хотите нет, это абсолютная правда.
Потом я еще много лет боялся ирландских женщин.
Рассказ "Лгунья" получил премию журнала для взрослых "Шик" "Лучший рассказ года" в 1979 году и был напечатан в ежегодном сборнике "Лучшее из Шикa" в 1980 году.
"Французы"
Мы каждый день спускались на Красный пляж, и именно там мы их и увидели. Но они держались особняком, как и мы, нежась на солнце, пока даже джин и грейпфрутовый сок не помогали, и приходилось лезть в воду, а выходя из воды, мы поливали себя лосьоном для загара "Sonnenmilch" и старались не обгореть. Когда жара становилась невыносимой, мы выходили на морской бриз, надевали солнечные очки и глазели на обнаженных женщин. Так мы впервые заметили француженок. Когда они были голыми, не видно было засаленных шелков и лагерной пыли. Просто было видно, как хорошо выглядят женщины и какие они потрясающие. Я хотел одну из них в пассивном смысле, не какую-то конкретную, а любую из дюжины или около того. Просто выносливую маленькую беглянку-француженку с жесткой линией подбородка, которая на какое-то время устроила бы мне хорошую взбучку. Но у нас обоих были шведки, которые были хорошими женщинами, так что это исключалось. Однако француженки были прекрасны.
Матала - прекрасный город, но в то же время очень маленький, из тех, которые быстро и заметно меняются в разгар сезона. Я находился там уже неделю, наслаждаясь приятной легкой жизнью с фунтом наркоты, спрятанным в моем чемодане в ожидании отправки. Мой человек в Афинах никуда не спешил, и я тоже. Денег было много. В Греции пары сотен долларов вполне достаточно. А Матала была хорошим безопасным местом, где можно было отдохнуть и время от времени пробовать товар.
Или так было какое-то время.
Но теперь город, казалось, постепенно становился уродливым. Поговаривали, что в этом виноваты французы, что кемпинг на вершине холма от туристического пляжа очень неприветлив и, возможно, небезопасен. Я не знал об этом, и Томми тоже. У нас были деньги, поэтому мы не беспокоились о кемпингах. Мы были далеко за городом, в Миносе, у каждого была женщина, и мы оба слегка перебрали, и все, что мы знали о французах, так это то, что мужчины пользуются тушью или углем, а женщины выносливые, красивые и одеты в шелка из Индии.
Кроме того, примерно в то же время, когда до нас начали доходить слухи о французах, Томми, казалось, каждый день пытался убить нас обоих, так что по вечерам у нас были свои истории. Никто не выглядел более кротким, чем Томми, но после нескольких рюмок в нем просыпалась вспыльчивость и желание с кем-нибудь поссориться.
Он был крупным шведом с мягким голосом и казался очень кротким и спокойным. Но он был очень опасным парнем и, вероятно, родился плохим, но ему это нравилось, и он был мне очень хорошим другом. Если Томми втягивал тебя в неприятности, а выход из них был, и он его видел, ты выберешься из беды гораздо раньше Томми, он был в этом уверен, и ты мог ему доверять.
Но почти всегда возникали проблемы.
Однажды он приплыл на дешевом пластиковом каяке и предложил исследовать пещеру, которую он обнаружил. Я едва помещался в каяке, и забраться в пещеру было делом нелегким, а потом, оказавшись внутри, мы перевернули эту проклятую штуковину, и моим завтраком стал глоток соленой воды.
На следующий день ему захотелось заняться поисками окаменелостей. Он знал, что я интересуюсь окаменелостями, а он нашел очень богатый пласт высоко в скалах над Красным пляжем. Издалека скалы выглядели прекрасно, но вблизи это был подиум из крошащегося песчаника. Оттуда вдалеке виднелось море, и там были окаменелости, но не было никакого способа спустить их вниз, как и нас.
У нас не было веревок и мы были в чем мать родила, потому что Томми сказал, что так будет легче подыматься, а наш спуск был худшими двумя часами в моей жизни. Почти на каждом шагу песчаник проваливался под ногами, и мне приходилось держаться за вертикальную скалу, как пауку, чтобы не упасть. Это тоже не помогало, потому что скала сверху обваливалась. Я проклинал все на чем свет стоит и продолжал идти, упрямо держа в одной руке потрясающую окаменелость, а другой рукой держась за скалу.
Томми всю дорогу шел впереди меня, и я видел, что ему тоже было нелегко. Бедняга, вероятно, сделал одно неверное движение, и вот мы гадаем, выживем ли. Я вдруг почувствовал, как что-то выскользнуло у меня из-под руки, и камень размером с грейпфрут ударил меня по затылку. Я услышал, как он плюхнулся в воду. На мгновение все вокруг стало ярко-желтым, затем черным, а потом снова ярко-желтым. Мое зрение прояснилось, и я пошел дальше. Я не смел беспокоиться о своей голове. Главное было продолжать двигаться, спускаться и не упасть.
Мы достигли дна с окровавленными руками и ногами, дрожа и потея от страха. Мой затылок кровоточил и пульсировал. Я рухнул на песок и, стоя на коленях, обзывал Томми на всех известных мне языках, а он стоял, пыхтя и ухмыляясь мне. И именно тогда я впервые по-настоящему увидел усмешку Томми. Холодный ясный свет из преисподней и веселье до самого конца. Он заметил мой затылок, и я увидел, как изменилось его лицо, когда меня накрыла волна тошноты, и я потерял сознание на песке.
Я недолго был в отключке. Когда я очнулся, то увидел, что одна из француженок склонилась надо мной. У нее были серо-зеленые глаза, и она была одной из тех печальных и опасных девушек, которыми я восхищался.
- У вас голова кровоточит, - сказала она.
- Разбил о камень, - сказал я.
- Я принесу воды.
Ее голос был мягким и странно безучастным, но она вернулась с кувшином воды и полотенцем и вытерла мне голову. Она провела на пляже уже несколько дней, но я заметил, что у нее все еще светлая кожа. У нее было прекрасное тело. Больше она ничего не сказала. Рана была несерьезной, я поблагодарил ее, и она рассеянно улыбнулась, а затем вернулась к своей компании. Томми решил, что лучше отвезти меня обратно в город. Он был весь в раскаянии.
- Это не твоя вина, - сказал я ему.
- Это ведь была моя идея, так ведь? Клянусь, я никогда не думал, что восхождение будет таким трудным. Это было в последний раз. Там, наверху, меня развернуло.
- Забудь об этом.
- Я чувствую себя ужасно. А вдруг у тебя сотрясение мозга?
- У меня нет никакого сотрясения мозга. Ничего страшного. Побереги дыхание для следующего восхождения. Черт возьми, от тебя одни неприятности и я знал это с самого начала. С этого момента я просто буду знать это немного лучше, вот и все.
- У тебя здоровенная шишка. Но, во всяком случае, кровотечение прекратилось. Мне действительно жаль, Бен.
- Черт возьми, Томми, я прекрасно провел время.
За свои хлопоты я получил три четверти прекрасного плоского щитообразного морского ежа, застывшего в фунте породы и увидел эту безумную улыбку. Я очень гордился плоским ежом и повсюду показывал его, пока владелец магазина не сослался на греческий закон о древностях и не конфисковал его. С тем, что еще осталось в моей комнате, я не мог жаловаться.