Алмаз ещё только заканчивал свой коронный трюк под названием «Ловкость рук и два ствола», а Шатун уже ворвался в ангар, следуя озвученному Алмазом раскладу и начиная работать с левой тройкой. Одного перевернуло и унесло в сторону, крепенько приложив о сложенные штабелем ящики. Ящики, вопреки всем киношным канонам, и не подумали разлетаться в разные стороны, недрогнувшей массой встретив ударившееся в них тело. Тело кратко вякнуло-ёкнуло, соприкоснувшись с ними, и обездвиженной кучкой биомассы сползло на пол. Следующие двое, кажется успевшие понять, что происходит нечто, не вписанное в сценарий, начали реагировать. Получилось, честно говоря, отвратительно, то есть — не получилось вообще. «Калашников» в руках одного из них вдруг, против воли владельца, описал неширокую дугу, и приклад с приятным хрустом въехал в нижнюю челюсть хозяина. Естественно, сворачивая её на сторону совершенно непотребным образом. После чего травмированного согнуло вдвое, как будто ему со всей дури дали в брюхо кулаком. Собственно, так оно и было.
В глазах у третьего полностью оформилась мысль, что надо бы как-то попытаться остановить надвигающуюся катастрофу. Но, в отличие от него, Шатун не думал, а делал. Третий представитель криминального мира столицы просто грянулся лицом об пол, словно получив убойнейший подзатыльник, сбивший его с ног. Минус три!
Алмаз закончил чуть быстрее Шатуна и стоял, чутко ловя любое постороннее движение. Его двойка только начинала скулить, держа на весу простреленные кисти обеих рук и имея по пуле в бедре правой ноги. Разбитое выстрелами личное оружие потерпевших валялось на полу никчёмными кучками металла и пластика. Минус пять!
Ашот, продолжающий прижимать ладони к пострадавшему носу, широко раскрытыми глазами созерцал картину свершившегося блицкрига.
— Мамай или там Аттила за то, чтобы такие ребята пополнили их славные ряды, много бы отдали, — сказала Лихо поучительным тоном, удерживая долговязого в донельзя неудобной для последнего позиции — правая рука вывернута так, что при малейшем желании блондинки могли хрустнуть сразу два сустава. — Золотом по весу — уж точно. Хорошие у меня напарнички? А, муфлон рыночный? Тебя где таким манерам общения учили? В прямой кишке дефективного хомячка?
Долговязый взвыл что-то угрожающее, и Лихо с гримаской вселенской грусти слегка довернула кисть. Её подопечный заорал так, что заложило уши.
— И что с тобой делать, ущербное создание? — вслух размышляла блондинка. — Ашоту тебя отдать на воспитание, что ли… А куда ты ему нужен такой, почти однорукий? Смешно даже…
Ашот смотрел на неё так, как будто ему предлагали за три минуты приручить свистопляску и научить её петь «Ах, мой милый Августин». Помотал головой, что-то неуверенно и невнятно пролепетав сквозь сомкнутые на носу ладони.
— Мне отдайте. — В ангар вошли ещё несколько человек, с оружием наготове. Лихо цепко посмотрела на говорившего — самого заурядного на вид мужчину лет сорока пяти. Только глаза у него были двумя кусочками вечной мерзлоты, которую для полного счастья заморозили в криогенной камере. Приятные такие, немигающие глаза, взгляд которых давал понять, что такому человеку лучше говорить только правду. И ничего, кроме оной.
Частный предприниматель Татулян при виде вошедших расцвел самым форменным образом. Лихо расслабилась, догадавшись по реакции Ашота, что, скорее всего, повторной раздачи дырок не состоится.
— Кирилл Глебович! — Торговец убрал руки с лица, предъявляя на всеобщее обозрение покорёженную личность. — Я уж думал, вы не приедете! А они заявились, а вас нет. Меня побили, работника моего искалечили. Звери, беспредельщики! Сделайте что-нибудь!
Человек с немигающим взглядом подошёл к стоящему на цыпочках долговязому и оглядел его с ног до головы. Перевёл взгляд на Лихо.
— С этим дебилом всё понятно. А позвольте полюбопытствовать — вы кто?
— А вы смеяться не будете?
— Не буду, — заверил её Кирилл Глебович. — Я вообще не расположен смеяться в присутствии людей, которые порвали кодлу Занозы, не особо запыхавшись.
— Я сюда трусы зашла приобрести, — заговорщицки сообщила ему Лихо. — Но даже померить не успела — верите, нет? Набежали какие-то буйные, начали хозяина этой милой лавочки пистолетом по лицу охаживать, даже толком не объяснили, чего им надо. Хорошо, что я не одна была. Представляете, какой стресс? — забегают, бьют, хорошо хоть не насилуют.
— А друзья, я так полагаю, — группа поддержки при примерке нижнего белья? — задумчиво покивал Кирилл Глебович. — Дело нужное, никто не спорит. А кроме трусов, ещё думали брать что-нибудь?
— Да так — по мелочи. Горючка, еда, водички в дорогу.
— Ашот! — Человек с немигающим взглядом повернулся к торговцу. — Отдашь этим людям то, на что договаривались, и не возьмёшь с них ничего. Понял?
— Понял, да! — встрепенулся Ашот. — А…
— Я на два месяца освобождаю тебя от платы. В качестве компенсации за моё опоздание. Если бы не этот сраный пост, откуда он взялся? Сроду его на этом месте не было…
Он в первый раз позволил себе проявление эмоций, но тут же погасил возникшее раздражение. Снова поглядел на Лихо.
— Да отпустите вы этого убогого. — Он дёрнул головой, и двое из его команды подскочили к долговязому, прибрав к рукам. — Недолго ты, Заноза, сидел у меня в заднице. А ведь я предлагал сработаться по-хорошему. М-муда-ак…
— Сука ты, Критик. — Долговязый поднял голову, расширенными зрачками ловя взгляд стоящего напротив него человека. — Да я тебя ещё в очко буду жахать…
Кирилл-Критик без замаха ткнул его большим пальцем в кадык. Заноза поперхнулся собственными словами и захрипел, пытаясь глотнуть воздуха. Следующий удар Критика расплющил долговязому нос.
— Убрать, — коротко бросил он.
Обмякшего Занозу потащили куда-то в глубь ангара. Туда же, спустя несколько секунд, подгоняемые красноречиво наставленными на них стволами, похромали способные держаться на ногах соратнички Занозы. Остальных потащил набежавший из укрытий персонал Татуляна.
Блондинка с друзьями проводила процессию равнодушным взглядом. Что случится с восьмёркой, как их будут «критиковать» дальше — не интересовало ни капли. Ну не свезло им, нарвались…
— Есть какие-то просьбы? — Критик без особых эмоций посмотрел на Лихо. — Я, как вы уже, наверное, сообразили, некоторым образом оказался обязан вам за оказанную помощь. Признаюсь честно — не люблю быть обязанным. Но хуже этого — прослыть человеком, который не способен адекватно отвечать на слова и поступки. Про меня никогда такого не говорили.
— Просьб нет. — Блондинка отрицательно покачала головой. — Сейчас дождёмся полного комплекта приобретённого и отчаливаем. Полагаю, наша помощь больше не понадобится.
— Как скажете. — Кирилл Глебович смотрел, по-прежнему не мигая. — Если что-то вдруг не устроит — обращайтесь сразу же, я буду здесь ещё какое-то время. Конечно, Заноза не тот субъект, который способен доставить безмерное количество крупных хлопот… Но согласитесь, что репутация, которую зарабатывают годами, требует постоянного подтверждения. А неприятность, могущая сегодня иметь место с человеком, который находится под моей опекой, негативно сказалась бы на репутации. Не смертельно, но неприятно. Примите мою благодарность. Если что — я здесь.
Он размеренным шагом отправился туда, куда увели и унесли поверженного противника. Шатун с Алмазом приблизились к блондинке.
— Вот так живёшь, по газонам не шляешься, законы чтишь, окурки — и те в отхожее место бросаешь. — Лихо легонько хмыкнула, глядя вслед авторитету. — А потом — бац! — и ты на стороне криминала, причём не самого мелкого. Как вам такой загиб? Угрызения совести наличествуют?
— Хрен дождёшься, — пробасил Шатун. — У меня эта самая совесть после Суровцев и Замурина атрофировалась до безобразия. С чёртом из одной плошки парашу хлебать буду, лишь бы Сдвига раком примостить половчее.
— Аналогично, — высказался Алмаз. — Идейно подписываюсь под предыдущей тирадой. Без дополнений и редактирования стиля.
— И чего это я с вами такая согласная? — насмешливо протянула Лихо. — Аж до последней запятой.
— А один их тех, что вышли нас со стеклорезом жизни учить, — мутант, однако, — вдруг сказал Шатун. — Гадом буду, мутант. И шустрый, гадёныш… Не шустрее меня, естественно, но расторопный. Не многовато ли их за последнее времечко развелось?
— Есть немного. — Лихо озадаченно почесала макушку. — Не могу сказать, что всё заполонили, но как-то странновато всё это выглядит… Понаехали, не иначе.
— Может, совпадение? — неуверенно предположил Алмаз. — Два — это ещё не дюжина. Если, конечно, среди тех, кого увели на ускоренное покаяние, найдутся ещё экземпляры, тогда — да, можно озадачиваться…
— А ты сходи, проверь, — посоветовала блондинка. — Скажи — так, мол, и так: есть у меня подозрение, что есть среди нас эдакие сограждане, которые нам, как вы понимаете, совсем не классово близкие… Что, не хочешь? Ну и не надо…
— Все равно — как-то настораживает.
— Да уж, поводов для оптимизма не наблюдаю. — Лихо проводила взглядом очередного «шныря», волокущего к воротам канистру с горючкой. — Но и поводов для преждевременной тревоги — тоже. Ну мутант. Ну даже если пять. Они же хорошие мутанты, потому что, согласно классической поговорке, без одной минуты неживые.
— Ладно, проехали… Может быть, действительно, всё это эпизодические эксцессы, не подразумевающие под собой ничего глобального. В конце концов, сэкономили немного на дорожных расходах, — философски подытожил Алмаз. — Нельзя же быть всегда хорошими, иногда приходится бросать окурки мимо…
Философию Алмаза прервал Арут, притащивший издание автомобильной карты дорог России, датированное годом Сдвига. Лихо милостиво приняла презент, ознакомилась. То, что надо.
— Можем покидать Первопрестольную, — резюмировала блондинка. — Не вижу абсолютно ни одного нюанса, из-за которого нам следовало бы задерживаться здесь ещё хоть на минуту. Вперёд?