— И все-таки я вижу, — повторяет командир.
Он расстегивает замки и вылезает из ремней парашюта. Натыкаясь на переборки, пробирается по тесной кабине к Звягинцеву. Тот лежит на полу и, не мигая, смотрит вверх. Кровь остановилась, засохнув на лице.
— Ну что, браток, очухался? На-ка, выпей. — Командир протягивает к губам Коли фляжку и вливает в рот немного коньяку.
Вася тем временем вылез на плоскость, открыл верхний люк грузового отсека, где находились стрелки. Но навстречу ему поднялся лишь один Воробьев, старый механик-приборист, который летал вместо стрелка.
— Убит. Прямо в голову.
— Где он?
— Вон. Я ему отсалютовал уже. Видел?
Вася в темноте отсека различает фигуру второго стрелка-радиста, склонившего голову на замок пулемета. Правая рука на спусковом крючке.
Вася никогда не видел смерти. Он хочет скрыть страх от товарища каким-нибудь обычным словом. Но, видно, не так-то просто найти такое слово, и он говорит о деле.
— Поможешь держать ключи, а то волны…
На воде трудно снимать капоты, опускаться, держась за раму, к цилиндрам. Волны кружат лодку. «Каталина» качает крыльями, словно хочет взлететь. Вася, закрепившись на ремнях, копается в моторе. Одно магнето не работает. Осколок пробил изоляцию, и ток «уходит на массу». У другого магнето, как и предполагал Вася, взрыв оборвал проводник, ведущий к свече зажигания.
На плоскости лежит, раскинув длинные худые ноги, Воробьев и подает Васе инструменты.
Командир, перевязав голову Коле и соорудив на полу постель из курток, тоже выбрался наверх. Его беспокоят бомбы. Замки-держатели не сработали оттого, что рваный кусок дюраля уперся в привод. Алексей отогнул его, освободил замки.
Прошел час.
Солнце склонилось к пустынному морю.
Вдруг сквозь шум волн Алексей уловил рокот мотора. Он поднял голову и увидел сторожевой катер, который мчался к «Каталине». На мачте флаг фашистских моряков.
«Гитлеровцы! Неужели плен?! Черта с два!.. А если не сдаваться? Тогда они расстреляют нас, как перепелок. Для них беспомощная «Каталина» — удобная мишень».
Бортмеханик и стрелок тоже смотрят на приближающийся катер……
— Не будем сдаваться, командир, — хмуро говорит Вася.
— Так они же нас… — Воробьез ребром ладони проводит по острому кадыку.
— У нас пулеметы и пушка!
— Воробьев, в турель! — приказывает Алексей и бежит по плоскости к пилотской кабине.
Сторожевик выстрелил из носовой пушки.
Снаряд с воем пронесся над лодкой, взметнув далеко позади белый фонтан воды. Маленькие фигурки матросов снова засуетились у пушки.
«Р-р-р-ы…» — огрызнулся пулемет Воробьева. Трассирующая нитка от воды прыгнула на катер, сбив наводчика.
Катер круто развернулся, ударил сразу из двух кормовых пушек.
Фонтаны взвились у борта «Каталины». Г1о фюзеляжу застучали осколки. Вася, скрытый мотором, почувствовал не толчок взрывной волны, а лишь кипяток разогретой взрывами воды. Кипяток обжег лицо и руки.
— Командир! — крикнул Вася. — Запускай левый и крутись! Я останусь здесь!
Алексею удалось запустить левый мотор.
Винт рванул машину вперед на большой круг, в центре которого остался немецкий сторожевик.
«Р-р-р-ы…» — снова затрещал пулемет.
Трассы секли надстройки, волны, низко посаженный борт. Но фашисты продолжали стрелять из пушек. Бронированный катер для дюралевой «Каталины», которой достаточно одного попадания, представлял смертельную угрозу. Пулемет лишь держал катер на расстоянии и мешал делиться наводчикам.
«Каталина», рыча мотором, кружила по морю, и только чудо спасало ее от близких разрывов. А Вася все еще висел на ремнях у мотора. Ремни врезались в тело, обожженное лицо пылало, словно его натерли перцем. При каждом взрыве он втягивал голову в плечи и чувствовал, как рядом со свистом проносятся осколки. Его не страшила смерть. Он просто не верил, что можно умереть. Ему сильно хотелось завинтить вот эту гайку, потом ту, потом соединить проводник, запустить мотор. Хотелось так сильно, что окружающее: ревущие волны, разрывы снарядов, злой посвист осколков — отступало за пределы сознания.
Вася мечтал быть летчиком. Но вырос слишком слабым. Плечи не успели раздаться, мышцы не набрали силы. Стриженный наголо, он походил на мальчишку, на лобастого курносого мальчишку, у которого в глазах еще не погасла детская вера в возможность чуда. Когда врачи нашли у него какие-то перебои в сердце, он все-таки попал в авиацию. Правда, вместо неба увидел сырые ангары и теперь обыкновенной земной отверткой ковырял проводники.
«Я вернусь. Я снова подам рапорт в школу пилотов. Только бы успеть заизолировать проводники», — думает Вася, лихорадочно обматывая их липкой лентой.
Фонтан воды взвился у самой плоскости. Лодка дрогнула, как будто наскочила на камень. Из зеленой глубины вырвалось пламя. Вася ударился головой о ребро цилиндра и на секунду потерял сознание.
Командир выскочил из люка и ножом перерезал ремни. Подхватив бортмеханика под руки, он втащил его в люк.
— Ты же хотел летать, — прошептал Алексей.
Вася открыл глаза.
— Командир, можно запускать… Только… у меня все цело?
— Порядок, Вася! Теперь держись!
Пулемет внезапно оборвал стрельбу. У Воробьева кончились патроны. Катер, прибавив ходу, ринулся в атаку. Пушка ударила прямой наводкой. Но и на этот раз снаряд со стоном пролетел мимо и разорвался в кабельтове позади. Матросы в черных меховых куртках столпились на носу катера. Они решили взять летчиков живыми.
Винт правого двигателя качнулся и в следующую секунду превратился в серебристый круг.
— Следи, Вася, за приборами. Взлетаем! — крикнул командир, прибавляя газ.
«Каталина» запрыгала по морю, разрезая воду ножом форштевня. Скачок, еще скачок… До чего же медленно растет скорость!..
Волна подбросила лодку вверх, но она тяжело плюхнулась, разбрасывая винтами пену. Стрелка вариометра еле ползет по шкале.
Алексей еще раз потянул штурвал. Лодка снова прыгнула и застыла в воздухе, не решаясь ни взлетать, ни падать.
— Скорость?
— Сто десять!
Командир прижал «Каталину» ближе к воде. В прямолинейном полете лодка набрала скорость. Замелькали барашки, постепенно уменьшаясь в размерах. На высоте пятьдесят метров «Каталина» выполнила первый разворот и вышла на траверз катера.
— Сбросим на них бомбы.
— А сработают ли замки? — усомнился Вася. — Вы же их успели только чуть ковырнуть…
— Смотри в эту штуку. Как увидишь цель в красном кружке, дергай за рычаг.
«Каталина» еще раз развернулась и вышла на катер. Вася прижался к прицелу. В окуляре он видел сторожевик, похожий на огромного жука, от которого расходились в разные стороны длинные усы вспененной воды.
Грозно гудя моторами, «Каталина» неслась над самой водой к катеру. Красная черточка коснулась цели.
Две бомбы сорвались с замков и стремительно понеслись к морю.
Взрывы качнули «Каталину». Минутой позже Алексей и Вася увидели клубок черного дыма, повисшего над сторожевиком.
Солнце опустилось к черте горизонта. По воде побежала дорожка цвета меди. Если лететь от солнца, она приведет к родным берегам, к базе, откуда поднимались громить врага тяжелые машины. Израненная, но не побежденная лодка летела над этой угасающей дорожкой, покачивая широкими крыльями.
Алексей поглядел на Васю. Бортмеханик сидел в кресле второго пилота, осторожно двигая штурвалом.
— Я, кажется, перестал различать цвета, — тихо проговорил Алексей. — Сейчас море темное?
— Нет, синее с красным отливом, — отозвался Вася и подумал, что вспышка взрыва, видимо, нарушила в зрении командира какие-то винтики и мир со всеми его цветами потерял яркость. Остались два цвета — черный и белый… Да, черный и белый. Обыкновенное серое фото… Не скоро увидит он, как наливаются солнечным светом ромашки, как загорается радуга после грозы. Но главное, главное — не скоро сможет он различать многоцветные огни аэродрома…
— Ну вот, кажется, отлетался я, — вздохнул командир. — А у тебя все впереди. Ты будешь летать, дружище!
В. Смирнов
ОДИН ДЕНЬ НА БЕЗЫМЯННОМ
День мой — век мой.
Рисунки Н. Недбайло
Кожин вернулся из отпуска в апреле на два дня раньше. Всю длинную дорогу Кожин вспоминал юг, думал о Сибири и удивлялся тому, как крепко привязался к ней за два года. Кожин приехал в Сибирь еще мальчиком — ведь можно быть мальчиком и в двадцать три года — и здесь, в чужих краях, возмужал, окреп и превратился в того смуглолицего, дерзкого, знающего себе цену парня, которого называли по фамилии.
Рано утром Кожин пришел в контору «Сельэлектро». В конторе было пусто и холодно. Повсюду лежали мотки тяжелого провода. В большой неуютной комнате Кожин встретил инженера Прокопия Петровича. Инженер долго жал руку отпускнику, хлопал его по спине, ласково глядел в глаза, удивлялся южному загару и, подмигивая, расспрашивал о южных развлечениях.
Личико Прокопия Петровича выражало крайнюю степень любопытства и зависти.
Кожин не любил инженера.
— А где люди? — опросил он.
— На втором переходе, — сказал Прокопий Петрович. — Аврал, братец, такой аврал…
Кожин промолчал.
— Аврал! Приезжали из области, накачивали! — с непонятной радостью добавил Прокопий Петрович.
— А где мой трактор? — спросил Кожин.
— На первом переходе остался, — ответил Прокопий Петрович. — На острове. Теперь до зимы простоит.
— Да ты что?! — тихо сказал Кожин.
— Успокойся, Кожин, — замахал руками Прокопий Петрович. — Подумаешь! Старая машина.
— А что с ним?
— Муфта сцепления… Людей-то не хватает, Кожин. До зимы простоит.
— Сам поставлю муфту, — сказал Кожин.
Прокопий Петрович еще сильнее замахал руками:
— Один? Весна, Кожин, лед тонкий, река вот-вот тронется.
— Я еще в отпуске, — сказал Кожин. — Сам знаю, как отдыхать. Пойдем выберем муфту, Прокопий Петрович.