— Ты что, в Робинзоны записываешь?
— При чем тут Робинзон? На таких необитаемых островах могут оказаться полезные ископаемые, скажем золото или уголь. А может быть, там кишмя кишат крабы? Это же интересно и полезно! Мы живем в самой вулканической области Советского Союза, а кто из вас видел настоящий вулкан?
— В кино видели, «Встреча с дьяволом»…
Фрязин поправил длинные светлые волосы.
— Конечно, для такого рода клубной работы подходят не все. Тут нужны смелые, выносливые и умные ребята. Предлагаю обсудить. А сейчас слово Майе Черемных…
Выступление Левы Фрязина взволновало всех. Когда начала говорить Майя, из-за шума первых слов я не расслышал. Но постепенно зал утих. — …Мой брат считает, что некоторые курильские вулканы можно превратить в источники тепловой энергии. Вулканы исследованы мало, К ним очень трудно пробираться. И здесь мы могли бы ученым помочь. Я предлагаю создать при нашем клубе секцию изучения курильских вулканов. Это будет увлекательный туризм и очень полезная работа. Все.
Майя хотела отойти в сторону, но из зала кто-то крикнул:
— Нет, не все! А как твой брат предлагает использовать вулканы для получения электроэнергии?
Майя вздохнула, немножко подумала и сказала:
— Я, конечно, не специалист. Но суть вот в чем. На дне Тускароры бурится скважина, сквозь которую в недра земли, на ее раскаленную мантию хлынет вода. Там она начнет испаряться, и, как показывают предварительные расчеты, пар пойдет в кратер. Забьют могучие паровые гейзеры. Этот-то пар и будет вращать турбины электростанций. Запись в секцию вулканологии буду производить я. Желающих прошу выйти в коридор.
Так как желающими оказался весь зал, то я поспешил в коридор и решительно занял первое место у небольшого столика. Майя была взволнована, лицо ее пылало, светлые, почти белые волосы падали на глаза.
Она уселась за столик, достала из сумочки блокнот и ручку.
— Итак, первый. Говорите фамилию, имя, отчество и специальность. Производственную и спортивную.
— Виталий Александрович Сушков. Кандидат физматнаук, гребля на прогулочной шлюпке.
Майя вскинула на меня глаза.
— Вы?
— Да, я. Как видите, первый.
— О! Но вы и так…
Майя неуверенно записала меня в блокнот.
— Я вас подожду на улице. Вы не возражаете?
— Хорошо, — ответила она. — Следующий.
Через час я и Майя шли по улице имени Ленина. С сопки прямо в лицо потянул прохладный влажный ветерок, изредка накрапывал дождик Над магазинами сияли яркие рекламы.
— Ваш брат очень талантлив. Я остался здесь только из-за его проекта.
— Да?
В ее «да» почувствовалась немного насмешливая нотка. Я вспомнил, как в аэропорту наши руки не хотели разъединяться.
— Смотрите, — сказала она, — здесь только деревянные дома. Говорят, когда наши люди пришли на Южный Сахалин, здесь были только деревянные постройки. В нашем городе, японцы построили только два каменных дома. Наверное, они не надеялись остаться здесь надолго.
— Теперь у нас будет время посмотреть на ваши «Черемушки» с «Горного воздуха»…
Она тихонько засмеялась.
Лайнер «Буссоль»
Несколько дней подряд я не выходил из библиотеки Института комплексного изучения Сахалина, перечитывая все, что нашлось там о вулканах Курильской гряды. Здесь были собраны каталоги с характеристиками вулканов, их фотографии, аэрофотоснимки кратеров, описания геологии отдельных островов, горных массивов и береговых линий.
Однако мне ничего не удалось найти о «звуковой» активности вулканов. Исследования вулканов начинались и кончались на поверхности земли. Лишь немногим исследователям удавалось приблизиться к самому жерлу вулкана, однако работа там была очень опасной.
Нашел я только отчет об изучении сейсмической деятельности фундамента одного из вулканов. В отчете приводились сейсмограммы колебаний почвы, но эти исследования были выполнены на низкочастотной аппаратуре и мало что давали для решения моей задачи.
Стало ясно, что нужно создавать новый прибор и разработать новую методику. Я уж принялся за составление электронной схемы ультразвукового гидролокатора, когда случайно узнал о том, что в институт прибыл комплект оборудования для звукового поиска косяков рыбы.
Аппаратура работала в широком диапазоне частот, от пяти тысяч до пятисот тысяч герц. Если вулканы действительно «поют», это легко можно обнаружить таким прибором… Мы получили бы выигрыш во времени.
Широкий вернулся из Корсакова, и по его просьбе руководство института временно передало ультразвуковой локатор в наше распоряжение.
Наконец наступил долгожданный день, когда я, профессор Широкий и четверо аспирантов, нагруженные ящиками и вещевыми мешками, собрались на железнодорожной станции, чтобы ехать в Корсаков.
Нас провожали Игорь, Майя и главный конструктор «Курил-электропроекта» инженер Шумлин. Несколько позднее, запыхавшись, прибежал начальник хозяйственного отдела Сускин.
— Вы знаете, что произошло? — хитровато улыбаясь, спросил главный конструктор. — К разработке технического задания на проектирование люди уже приступили.
— Как так? — удивился Сускин. — Я никаких смет не подписывал!
— А нам никакие сметы и не нужны. Товарищи работают на общественных началах.
Профессор Широкий посмотрел на главного конструктора.
— Мне неясно, как вы можете составлять задание на проектирование, если неизвестны исходные данные…
— Понимаю ваш вопрос. Во-первых, мы разрабатываем несколько наиболее вероятных вариантов. А во-вторых, пока не указываем точные типоразмеры оборудования.
Я и Майя отошли в сторону.
— Когда ваши клубные вулканологи собираются на Итуруп?
— В декабре или январе. У большинства ребят в это время либо отпуск, либо каникулы.
— Ну, а вы приедете?
— Постараюсь, — она улыбнулась. — Только пока что я не представляю, что я там буду делать.
Подошла мотрисса — два вагончика на дизельном ходу, и мы стали грузиться.
До управления рефрижераторного флота нас подвезли на грузовике, а там прямо на пирсе начальник управления познакомил нас с капитаном рефрижераторного транспорта «Буссоль» Анатолием Федоровичем Сиделиным, коренастым крепышом с умными голубыми глазами и со слегка иронической улыбкой. Он был ленинградец. Ленинградцем оказался и его старший помощник, веселый, шумный парень, отчество которого все как-то сразу забыли. Его почему-то называли «дядя Коля», хотя «дядя» был одного возраста со мной.
— Вот и наше судно, — сказал дядя Коля, когда мы подошли к небольшому, неказистому на вид судну.
Рефрижератор, видимо, бывал в переплетах… Широкая белая труба извергала клубы черного дыма…
— Лайнер! — восхищенно воскликнул Бикфорд. — «Куин Мери»!
Дядя Коля пропустил это мимо ушей.
— У него прекрасные мореходные качества. Вот наш сосед, тоже рефрижератор, — он показал на стоящее рядом судно, — в прошлом году с честью справился с тайфуном. Семь суток болтало — и хоть бы хны!
— А нас будет болтать? — осторожно спросил Сеня Иванов.
Дядя Коля посмотрел на небо и ответил:
— Небо безоблачно, значит будет шторм…
Маяк на мысе Крилион помигал нам на прощание, и «Буссоль» покинула пролив Лаперуза.
К ночи ветер усилился. Сеня Иванов то и дело вставал с койки, чтобы проветриться… Я расположился в одной каюте с профессором Широким. Мы долго рассматривали карты Курильской гряды и омывающих ее вод.
Океан
Хватаясь за протянутые вдоль палубы тросы, Бикфорд и Володя Иванов тащили на корму ультразвуковой локатор. Мы с Виктором Жуковым налаживали электропроводку. Суденышко шло вдоль Курильской гряды со скоростью не более пяти узлов. Над океаном нависли низкие серые облака.
На корме мы укрепили металлический ящик и поставили в нем приборы. Бикфорд долго привинчивал каркас усилителя к дну ящика, тихонько поругивая конструкторов, которые не предусмотрели для этого случая специального крепежа.
Володя отправился за хлористым кальцием, которым предстояло обложить аппаратуру. Виктор укрепил над ящиком последний изолятор и концы провода просунул сквозь резиновый шланг. Проводка была окончена.
— Неужели мы что-нибудь услышим в этом хаосе звуков?
Я пожал плечами. Признаться, и сам не очень-то в это верил.
— Магнитострикционный датчик мы опустим на глубину метров двадцать пять. Будем надеяться, что там достаточно тихо, во всяком случае тише, чем на поверхности.
Ветер крепчал, волны все чаще захлестывали палубу, и мы, заложив влагопоглотитель в ящик и задраив плотно крышку, возвратились в каюты.
Профессор Широкий производил какие-то расчеты.
— Вот я тут вывел формулу… — сказал он. — Посмотрите… Скорость распространения звука в осадочных породах — полторы тысячи метров в секунду, во вторичных донных слоях — около пяти тысяч, в базальтах — семь тысяч, в веществе мантии — более восьми тысяч метров в секунду. Если ствол вулкана находится внутри многослойных оболочек, мы должны вместо одного звукового сигнала принимать их столько, сколько слоев. По отметкам времени, зная скорость распространения, можно определить толщину каждого слоя… Вот как раз эта формула. По ней можно построить эхограмму.
Самописец эхолокатора был установлен в нашей каюте.
Несколько дней мы шли вдоль Курильской гряды. Погода стояла скверная.
Сеня Иванов совершенно позеленел. Остальные ребята переносили качку сносно. Особенно Бикфорд. Он быстро освоился с «лайнером». Ему очень нравилось проводить время на камбузе, где хозяйничала Галя Мартынова.
На пятый день нашего путешествия небо вдруг стало кристально чистым, облака таинственным образом исчезли.
— Сила ветра перевалила за семь баллов, — сообщил капитан. — Привыкайте.
— Первое блюдо отменяется. Существует полная корреляция между силой ветра и нашей диетой, — добавил Бикфорд. — Дело в том, что при такой качке первое блюдо из бака выплескивается. Наиболее устойчивой консистенцией для данной погоды является каша.