— Почему… Ха-ха-ха! Ты… ха-ха! Это же дьявольски… ха-ха-ха! Смешно… ха-ха!
И вдруг Ладникова объяла смутная тревога, и он заорал Рилю:
— Ну, смейся же наконец!
Но уже растаяла последняя фигурка. Исчез веселый рассказчик. Турбомобиль тоненько выл и по-прежнему тихо двигался вперед. Позади осталось все. Вся полоса. Из «Большой борозды» клубились синеватые испарения. Риль сидел, плотно сжав губы. Риль!! Этот крик не нарушил тишины в кабине турбомобиля. Но так хотелось закричать Ладникову. Программа не сработала для Риля! Ты что-то не понял, Риль? Ладников вспомнил слова, сказанные Рилем в дороге, уже на отрезке «красных столбов»: «Настоящий юморист так бы не написал… Пошлость не защита… Она может не спасти…» Разве это пошлость, Риль?
— Что с тобой, Виктор? — спросил Ладников вслух.
— А ты говорил, Ладников, что он мрачный человек, — Риль, сидевший все так же прямо, кивнул на Гургена, — вот видишь. Кавказцы — люди с юмором. — Риль слабо, через силу улыбнулся. Он прикрыл глаза ладонью и, обратившись к Мосенину, сказал: — А вы, я забыл вашу фамилию, вы… жалкая капризная баба… — Ладонь Риля упала на колени. — А я… а я… — начал он снова, — погодите, дайте вспомнить, что я…
— Виктор! Риль! — Ладников засуетился, желая чем-то помочь журналисту.
С Рилем творилось непонятное. Сначала он как будто размяк, ослаб. Словно его клонило ко сну после долгого вынужденного бодрствования. Потом вдруг глаза Риля округлились. Он сильно схватил Ладникова за руку и громко закричал ему:
— Куда ты едешь! Стой! Стой же! Ты сейчас раздавишь их! Черт! Стой, негодяй! Не надо!! — он перевел дух, когда растерявшийся Ладников совсем выключил двигатель. — Фу-у… Ты ведь Ладников? Так? Этих я не знаю… Подождите меня здесь…
Риль резко распахнул дверцу. Ладников и Гурген тотчас выскочили за ним.
— Я сказал подождать, — Риль зло посмотрел на них и сделал несколько шагов назад, к опасной полосе. — Не ходите за мной, Ладников, слышите? Вы ничего здесь не поймете!
Он шел, сунув руки в карманы, не оглядываясь, деловитой походкой занятого человека. Вдруг он остановился, огляделся по сторонам. Он был уже далеко за чертой около Знака.
Ладников тихо шагнул в его сторону. Гурген тоже.
— Я остаюсь, Ладников! — голос Виктора прозвучал неестественно громко, словно усиленный гигантскими динамиками.
Вдруг Риль метнулся к пропасти. Ладников и Гурген долго всматривались в разрывы синей пелены. Из каньона слышались резкие, гулкие звуки от падающих камней.
— Почему он не смеялся? — спросил Гурген, когда они возвращались к машине.
— Не знаю, — ответил Ладников. Он был очень подавлен происшедшим.
— Ведь было смешно?
— Да, было.
Мосенин стоял у «турбика» и цепко держался за дверцу.
— Надо уезжать, надо немедленно уезжать, — выпалил он Ладникову, — тут опасно оставаться, надо уезжать… Все равно ему ничем не поможешь…
Ладников молча стоял. Гурген повернулся к Ладникову и долго внимательно смотрел ему в глаза.
— Что же все-таки ЭТО? — наконец спросил он.
— Не знаю. Но произошло так, как описывал Петер Ольвер.
— Кто он?
— Единственный случайно уцелевший из свайщиков. Не читали?
— Нет.
— Он написал подробнейший отчет. Подробный, но до сих пор непонятный.
— Почему непонятный?
— Там много моментов, которые нельзя истолковать. Да и сам Ольвер мало что видел. Многие думают, что это галлюцинации. Какие? Отчего? Неизвестно… Изысканий здесь не было. Да и как их будешь вести, черт возьми! Ведь защита одна — смех.
— Зачем вы, Ладников, выпустили его из кабины? Вы ведь знали, чем это грозит.
— Ничто бы не помогло, — тихо сказал Ладников. — Половина свайщиков не вылезла из вездехода, но живым остался только Петер Ольвер. Его охватил тогда нервный смех. Остальных так и похоронили в вездеходе… Вы что-нибудь понимаете в излучениях, Гурген? Жаль… Я тоже. Ребята из Управления убеждены, что дело в излучениях. Да и сам Морозов тоже. Он обследовал Ольвера.
— Вы не говорили об Ольвере, — вмешался Мосенин, — почему? Ведь если б мы знали раньше…
— Перестаньте. Идите вы с вашими вопросами… Вас могло уже не быть с нами.
— Меня? Не быть?
— Да. Риль помог вам вовремя… Это ему пришло в голову сказать, что я всех разыгрываю. Вы успокоились на мгновенье. Я не собираюсь стыдить вас. Тем более издеваться. Я вам скажу вот что, Мосенин. Никто в Атлантисе ничего не узнает. Но вам лучше возвратиться на Землю. Вы можете жить на Эвересте, в Гоби, в Марианской впадине, где угодно, но не здесь. Вы можете умереть геройски от холода, голода, но здесь вы умрете только от страха. Здесь опасности непонятные. И не всегда видимые… О Законе Чужого Неба я вам соврал. Его давно отменили. Каюсь.
— Когда я провел в ледяной трещине… Погодите, выслушайте меня, — заговорил Мосенин, удерживая Ладникова около себя.
— В другой раз. Нам действительно надо ехать. Впереди еще будет, чему удивиться. Вот только Риль…
Ладников, не влезая в машину, вытащил валик отработанной программы. Он был уже упакован в черный матовый футляр. На белой этикетке было написано мелкими буквами: «Этот рассказ написан около десяти лет назад и отмечен первой премией на конкурсе студенческого юмора. Пассажиры, направляющиеся на Запад, могут быть благодарны его автору — Виктору Рилю».
Ладников сдавил футляр до хруста и выпустил его из ладони…
Франтишек КАУЦКИЙСКОРПИОН И КОРОЛЬ
Предлагаемая вниманию читателей повесть была опубликована в центральном органе Коммунистической партии Чехословакии газете «Руде право», а затем вышла отдельной книгой.
В авторском послесловии говорится, что повесть не является строго документальной. Но это отнюдь не значит, что события, описанные в ней, не случаются в жизни. Наоборот, они происходили и происходят в тех или иных вариантах.
I
Наполненный весенним запахом вечер был на исходе, стрелка спидометра большой легковой машины, выехавшей из Нюрнберга, все время показывала больше ста километров. В полуоткрытые окна автомобиля врывался ветер.
— Торопитесь? — полувопросительно, полуутвердительно сказал мужчина на заднем сиденье.
— Шеф ждет, — коротко ответил человек рядом с водителем.
Ослепительные лучи фар прорезали тьму, и перед машиной вновь появилась длинная прерывистая белая черта, разделявшая шоссе. Мимо стремительно проносились рекламные щиты.
Впереди показались красные огоньки машин. Черный «мерседес» обогнал их и вновь свернул к правой кромке шоссе.
— Скоро поворот, — сказал шофер и начал тормозить.
Мужчина, сидящий сзади, обернулся и прищурил глаза:
— Эта машина едет за нами от самого аэродрома..
— Неважно, — махнул человек на переднем сиденье.
«Мерседес» резко повернул с шоссе на боковую дорогу. Человек на заднем сиденье успел заметить, что преследовавшая их машина выключила фары и тоже свернула в сторону…
И сразу же колеса завизжали от резкого торможения — поперек дороги стоял большой грузовик.
— Черт подери! — не удержался водитель и до отказа вывернул руль вправо. Машина, повернувшись боком, остановилась.
Мужчина на заднем сиденье первой машины открыл дверцу, перекатился по земле и проскользнул под колесами грузовика.
За «мерседесом» — тормозила машина, вновь включившая фары. Из нее выскочили двое.
— Вы что, с ума спятили! — заорал на них водитель «мерседеса».
— Что вам нужно? — присоединился к нему сосед.
— Молчать! Руки вверх! И никаких глупостей! Где Зайлер? — раздались голоса с двух сторон.
— Мы не знаем никакого Зайлера…
Человек, которому удалось выбраться из «мерседеса», пригибаясь, бежал к невысокому лесу.
— Он улизнул. Дверца открыта… Идиоты! В погоню!
…Бежать по мокрой траве было нелегко, Ноги все время скользили. Человек свернул в кусты, очертания которых напоминали в темноте каких-то странных чудовищ.
Голоса преследователей доносились все тише. Беглец остановился, чтобы отдышаться.
«Кто мог это подстроить?» — мучила его навязчивая мысль. Он устало вытер лицо, спустил предохранитель пистолета, сунул его в карман и снова двинулся в темноту.
Его зовут Томас Зайлер. В прошлом лейтенант СД. Двадцать лет тому назад его грудь украшали две планки орденов и медалей. Военный преступник.
В части СС Зайлер вступил еще со школьной скамьи добровольно, сразу же после объявления войны. Военная кампания в Польше, бои во Франции, какое-то время на Восточном фронте, затем со специальным заданием нацистского разведывательного управления был направлен в Италию, потом вновь в Польшу.
В последние дни войны с двумя сотрудниками переправлял из Австрии адмиралу Деницу секретные документы главного имперского управления по делам безопасности. На территории Чехословакии его и находившихся с ним сотрудников застало восстание. Нацистские курьеры разбежались в разные стороны.
Зайлер спрятал документы и хотел пробраться на запад.
Его план не удался: он попал в плен, Не помогли ни чужая фамилия, ни подложные документы. За совершенные на территории Польши преступления Зайлер был осужден на двадцать лет тюремного заключения.
Сейчас, после отбытия срока наказания, он возвращается в Западную Германию. Ему сорок шесть лет. Самое сильное из владеющих им чувств — ненависть.
Неподалеку от Нюрнберга находится небольшой городок со старым полуразрушенным замком. Дряхлый кастелян проводит посетителей в каменное здание с немногочисленными сохранившимися достопримечательностями, а затем ведет их через двор к древней башне. С ее галереи открывается чудесный вид на окрестности. Отсюда, с высоты птичьего полета, видны крыши и улицы всего города. Однако в первую очередь в глаза бросается большая фабрика. Здесь покрывают изоляцией медную проволоку толщиной с волос и массивные медные тросы.