— Поворачивайся на другой бок! — скомандовал он, — Считаю до трех. Раз, два…
— Какой же ты дурной и горячий, — ухмыльнулся полицай, поджимая под себя ноги и по-прежнему не сводя с Яши глаз. — Конечно, ты можешь меня застрелить и пробраться в свою преисподнюю, но знай, что оттуда никто не выйдет. Немцы собираются штурмовать катакомбы. Скоро прибывает специальный батальон.
— Когда?
— Мне они не докладывали. Может, через неделю, а может, и раньше.
Полицай, наверное, считал, что мальчишка, как птица в силках, не вырвется, и тайна, которую он выдал, далеко не уйдет. В соседней воронке второй секрет. Кроме того, самое большее через полчаса придет смена. Только бы заговорить мальчишке зубы.
Что делать дальше, Яша не знал. Оставаться в воронке было опасно.
Щупальце прожектора проползло над воронкой. От ослепительного света на какое-то мгновение Яша зажмурился и получил сильный удар сапогом в живот. Падая, успел выстрелить.
Когда очнулся, было темным-темно.
Пошарил возле себя руками. Под пальцами зашуршала сухая земля. У правой ноги нащупал браунинг.
Снова вспыхнули прожекторы. Привстав, Яша увидел: пуля угодила полицаю в голову…
Надо выбираться из этой воронки и бежать к балке. Расстояние до нее — пятьдесят-семьдесят метров, не больше. Яша Достал из кармана финку. Теперь он знал, что делать, если еще раз встретится с врагом лицом к лицу…
Пятница, седьмое ноября. С утра главные улицы города — Дерибасовская, Пушкинская, Ленина, Карла Маркса, Приморский бульвар, а также Привокзальная площадь украшены фашистскими флагами. Сегодня «знаменательный день, незабываемая дата» в жизни города: прибывают важные гости из Берлина и Бухареста, графы и бароны, правительственные чиновники.
Улицы подметены, завалы и баррикады разобраны.
Раньше, чем обычно, на Дерибасовской, 12 открывается кафе-кондитерская. Это словно сигнал. Владельцы ресторанов тут же открывают двери своих заведений, приглашают посетителей. «Милости просим, заходите! — кричат зазывалы. — По случаю праздника цены на водку, вина и пиво снижены. Закуска — бесплатно!»
К десяти часам «ликующее население» — толпы переодетых полицаев, жандармов, гестаповцев и фашистских солдат — устремляется к вокзалу. Вслед за ними тянутся представители делового мира, сотрудники муниципалитета.
В церкви богослужение. Священник произносит взволнованную проповедь. На его глазах слезы… «Прихожане» — прибывшие с войсками за легкой поживой еще в первые дни «освобождения» города проходимцы — тоже вытирают платками слезы радости и счастья. Наконец-то сбывается то, о чем они мечтали, отправляясь в эти края. Правда, и сейчас они уже состоятельные люди, имеющие солидный капитал, но с приездом высокопоставленных чиновников их пребывание здесь будет узаконено, они получат приличные должности, станут еще богаче…
Десять часов тридцать минут. На вокзале уже все готово к встрече гостей. В сквере возле трибуны в окружении многочисленной офицерской свиты командующий войсками генерал Гинерару, городской голова Одесского муниципалитета Герман Пынтя и его помощник Выдрашку, шеф гестапо полковник Шольц, особоуполномоченный рейхсфюрера Гиммлера оберштурмфюрер Ганс Шиндлер, полковник Ионеску со своими сотрудниками — майором Курерару, капитаном Аргиром, локатинентами Тылваном, Друмешем, Жоржеску, Харитоном.
Вокруг начальства и офицеров вертятся в ослепительно белых одеяниях официанты из ресторана «Романия» — угощают «чайком». На подносах фарфоровые чайники, хрустальные фужеры. «Чаёк» имеет приятный вкус коньяка.
Возле правого крыла здания вокзала, под лесами, расположился военный оркестр. Звучат бравурные мелодии.
Невдалеке под каштаном Харитон замечает мальчишку-чистильщика. Задрав голову, он наблюдает за воробьями, которые устроили на дереве драку. Харитон усмехается. Сообразительный чертенок! Знает, где можно подзаработать. Харитон направляется к чистильщику. Тот, еще издали увидев клиента, достает из короба щетки и начинает махать ими, как бы стряхивая с сапога пыль.
— Ну и как, без дела не сидишь? — спрашивает Харитон.
Чистильщик шмыгает носом.
— Что за работа? Один даст лею или марку, другой подзатыльник. Вам на сколько блеска — на одну лею, на две?
— Сначала посмотрим, каков блеск.
— О, такого блеска не найдется и в Париже.
— Тогда на десять лей.
Харитон меряет чистильщика с ног до головы оценивающим взглядом. Из такой вот голодной шпаны можно сколотить незаменимый легион тайных осведомителей.
— Скажи: тебе хочется заработать денег?
Холодные глаза Харитона испытующе сверлят паренька.
— Гы-ы-ы! Шутите, господин! — смеется чистильщик и шмыг-шмыг щетками по сапогу.
— Товарищи у тебя есть?
Настроение мальчишки моментально портится.
— До войны со мной многие водились…
— Ах вон оно что! — Харитон качает головой. — Им не нравится твое теперешнее занятие?
Мальчишка кивает утвердительно.
— Почему же ты выбрал эту профессию?
— Голод не тетка…
«Вот-вот, — радуется Харитон. — Голод может стать моим надежным союзником. За кусок хлеба такие оборвыши продадут и отца родного».
— Слышите? — замечает чистильщик, укладывая щетки в короб. — Вроде гром…
— Да, почти как весной, — улыбается Харитон. — Звать-то тебя как?
— Гришкой.
— Держи, Гриша. — Харитон протягивает мальчишке деньги. — Сдачи не надо. Ты их заработал честно. Да и праздник сегодня. Купи себе конфет, пряников и вообще чего хочется.
— Спасибо, — благодарит Гришка. — Так много мне никто не давал.
— Наверное, не всегда стараешься. Сапоги вон какие — горят.
Харитон кидает взгляд на часы, треплет старательного и приглянувшегося ему парнишку по голове и направляется к трибуне, возле которой образовалась вдруг большая толпа. С чего бы так?
Подойдя к толпе, Харитон видит бледного как мел начальника вокзала, который стоит перед таким же мертвенно-бледным, без единой кровинки на лице, командующим войсками генералом Гинерару.
— Может, ваш телефонист что-то напутал? — в голосе генерала звучит металл. — Может, крушение потерпел порожняк или бронепоезд?
— Порожняк и бронепоезда прибыли благополучно и находятся на станции, — отвечает начальник вокзала, и Харитон начинает догадываться, что речь идет о специальном поезде и что с ним произошло что-то непоправимо ужасное…
Как бы подтверждая его догадку, генерал снимает фуражку. За ним обнажают голову остальные…
По-прежнему над праздничной Привокзальной площадью звучат бравурные мелодии…
«Партизаны из отряда В. И. Молодцова-Бадаева сумели обойти кордоны жандармов и недалеко от станции Застава заминировали полотно железной дороги… Прогрохотал порожняк. За ним проследовали несколько дрезин, два бронепоезда. Но вот показался люкс-поезд. Он шел на большой скорости. Как только паровоз прошел над миной, раздался выстрел. Люкс-поезд с титулованными чиновниками полетел под откос. Более 250 трупов извлекли фашисты из-под горящих обломков».
— Мы уже волноваться начали, — сказал Гриша Любарский, когда Яша появился в мастерской.
— Думаешь, что если начальство, то все тебя ждать обязаны? — проворчал брат Алексей.
— Вечно ты, Леха, как самовар…
Яша улыбнулся, опустил короб на пол.
— Два часа ждем, — вступился за Алексея Саша Чиков.
— Вы же знаете: я не на прогулке был.
Яша присел на топчан, обвел счастливым взглядом товарищей. Вся группа была в сборе. На ведрах, перевернутых вверх дном, тихо и чинно, как первоклассники, сидели спокойные и рассудительные братья Иван и Николай Музыченко; на массивном кованом сундуке, который неизвестно откуда и зачем приволок Алексей, как турецкий паша, важно и лихо восседал веселый и удачливый Саша Чиков; под самыми «небесами», на верху деревянной садовой лестницы, устроился сочинитель страшных катакомбных сказов, отчаянный и бесстрашный Александр Хорошенко; на табуретке в неизменной позе, склонившись над дырявым чайником, сидел брат. Любарский стоял у входа.
— Позаботься, Гришуха, о декорации, — попросил Яша Любарского.
Гриша вышел на улицу, опустил железную, похожую на жалюзи решетку, повесил огромный замок и через вторую дверь под аркой вернулся в мастерскую.
— Порядок, — доложил он и занял место на сундуке рядом с Сашей Чиковым.
— Ребята! — Яша поднялся. — День-то сегодня какой, а?
— Пятница, — буркнул с «небес» Хорошенко.
— Правильно, пятница, но какая! — Яша вскинул голову, глянул на Хорошенко. — Во-первых…
— Во-первых… — повторил Саша и, подмигнув товарищам, приготовился загибать пальцы. — …двадцать четыре года Октябрьской революции!
— Верно! — Саша загнул палец.
— Когда я был там, у наших, дядя Володя и все, кого вы знаете, просили передать вам боевой привет, поздравить с праздником и пожелать новых успехов.
Ребята зашумели, заговорили все разом: такой день, а они, как кроты, сидят в темноте. Красный флаг бы сейчас — и по улицам!..
— Или коменданта шарахнуть к чертовой матери! — предложил Хорошенко. — Наши вон штаб маханули, эшелон с солдатами, а мы все ходим да бродим.
— Тсс! — Яша приложил палец к губам и сказал: — Во-вторых, сегодня у Сашки день рождения. Сколько тебе, Саша, — шестнадцать?
— Тоже верно, опять не соврал, — Чиков загнул второй палец и зарделся до кончиков ушей. — Сегодня мой день рождения, я всего лишь на восемь лет моложе Октябрьской революций!
Ребята снова зашумели, начали поздравлять товарища.
Яша тем временем лезвием финки приподнял у двери половицу и извлек из-под нее какой-то небольшой сверток.
— На, — сказал он и протянул сверток Чикову. — Это тебе подарок от дяди Володи.
Саша распеленал сверток, и все ахнули: Чиков держал шпаер! Точно такой же, как у Яши!!