Но полковник Ионеску ошибался, думая, что оберштурмфюрер невнимателен. Наоборот, гестаповца интересовало все, о чем говорил полковник. Слушая его, он сопоставлял информацию Ионеску с той, которую получил от Харитона. Не водит ли локатинент его за нос? Не кормит ли баснями или крохами от обеда? Ну, похоже, Харитон выкладывает все, что знает сам.
«Задача Садового, — вспомнил Шиндлер рассказ Харитона, — заключалась в том, чтобы организовать группу Сопротивления, начать диверсии и ждать связного с дальнейшими инструкциями. О прибытии связного его предупредили. В назначенное время Садовой пришел в «Ша нуар», но, кроме переодетых сотрудников сигуранцы, там никого не оказалось. Связной не появился. Странно… Неужели подпольщики заподозрили Садового? Основания у них были: Садовой бездействовал. Что, если, назначив ему встречу, они проследили весь его дальнейший путь? Могли они это сделать? Вполне. А коль скоро это так, крылья небожителя ему обеспечены…»
Почувствовав на себе взгляд полковника, оберштурмфюрер на мгновение отвлекся от своих мыслей.
— Исключительно интересно, господин полковник! Исключительно! Я весь внимание.
На мясистом лице Ионеску заиграла улыбка. Он продолжал:
— Вне сомнения факт, что центр подполья находится в катакомбах. Не исключено и то, что в городе действует не одна, а несколько групп подпольщиков и у каждой своя специализация. У одной — пропаганда, у другой — диверсии, у третьей — террористические акты. Следовательно, и наши тактические ходы и средства по отношению к каждой из них должны быть разные. Уже две недели, как почти в каждом квартале мы установили скрытые посты наблюдения, А чем больше расставленных сетей, тем вероятнее улов.
— И все-таки «рыбе» удается уходить из неводов, — вставил Шиндлер. — Удивительная «рыба»!
Харитон глянул на Шиндлера и опустил глаза. Не получилось у него ничего с осведомительским легионом из подростков. Мальчишку, которого он когда-то встретил случайно на вокзале, он больше не видел, а те, кого он сам пытался завербовать в легион, оказались несговорчивыми дураками.
— Три дня, как вы помните, — продолжал Ионеску, — отборные германские части пытались пробиться в катакомбы. Результаты вам известны. Овладеть подземной крепостью не удалось. За три дня солдаты продвинулись на сто метров, потеряв только убитыми более двухсот человек. Поэтому и возникает вопрос: стоит ли продолжать борьбу обычными средствами?
— У господина полковника есть конкретное предложение? — поинтересовался оберштурмфюрер.
Ионеску кивнул.
— Есть. Конкретное и радикальное, хотя, по-моему, возможно, оно и покажется крайним. Я предлагаю, господа, повести атаку более эффективным оружием: в некоторые колодцы, которые, как мне кажется, ведут в катакомбах к местам наиболее вероятного расположения баз подпольщиков или, возможно, дивизий Красной Армии, пустить отравляющий газ. Меры, как понимаете, вынужденные, но необходимые. Они избавят нас от лишних хлопот…
— Газовая атака? — задумался майор Курерару. — Но если Советы прослышат о ней, они раструбят об этом на весь мир, обвинят нас в варварстве.
— А знаете, что ответил мудрец, когда его спросили, какая разница между цивилизацией и варварством? — с иезуитской усмешкой заметил Шиндлер. — «Цивилизация, — ответил он, — это когда убивают врага на расстоянии, не соприкасаясь с ним, а варварство — когда отсекают ему голову мечом». Мы же, как вы можете убедиться, не собираемся пользоваться мечом. Во-первых, газовая атака отрезвляюще подействует на горячие головы красных. Во-вторых, не забывайте, что не Красная Армия находится у стен Берлина, а войска фюрера через несколько дней пройдут победным маршем по улицам Москвы. Мы станем победителями, а победителей, как известно, не судят.
— Абсолютно верно, — поддержал его Ионеску, — к тому же, принимая решение о газовой атаке, мы должны учитывать еще одно чрезвычайно важное обстоятельство. Вот уже несколько месяцев мы вынуждены держать против невидимого фронта красных две полнокровные дивизии. Представляете, господа, что это такое? Две дивизии, около двадцати тысяч солдат, которые нужны там, на фронте, где решается судьба войны!
— Предположим, газовая атака состоялась. Красные в катакомбах уничтожены, — сказал капитан Аргйр. — Но ведь будут ликвидированы лишь те, кто прячется под землей, а те, кто находится в городе, останутся.
— Когда голова будет отделена от туловища, дела у нас пойдут быстрее, — засмеялся Шиндлер.
Локатинент Харитон не проронил на совещании ни слова. Однако он с трудом скрывал чувство торжества, которое испытывал в душе. Теперь он знал, его карьера обеспечена!
— Давай, Чапай, докладывай, — сказал Саша Чиков, когда Яша вошел в мастерскую и плотно закрыл за собой дверь. — Мы тут без тебя времени не теряли. Подарки фрицам приготовили — будь здоров!
— Спрятали?
— А ты как думал? Известно.
— У меня же, ребята, — вздохнул Яша, усаживаясь рядом с братом, — новости неважнецкие. Не был я в катакомбах, не прошел. Фрицев в Нерубайском — один на другом сидит и третьим погоняет.
— Де-ла-а! — протянул Хорошенко.
— Надо все рассказать Старику, — предложил Николай. — Он посоветует.
— Жди! — махнул рукой Гордиенко-старший. — Пьянствует твой Старик вторые сутки.
— Но здесь такой случай! — поддержал Гриша Николая.
— Федорович сейчас как труп, — сказал Алексей. — В таком состоянии он тебе насоветует!.. Недавно я говорил с ним. Он приказывает сидеть и не рыпаться, временно прекратить всякую деятельность. Не понимаю я что-то его. Иногда мне даже кажется, что он тяготится нами, что наша работа его совершенно не интересует. Одно я только понял после разговора с ним: надо соблюдать строжайшую конспирацию.
— Если разобраться, — вставил Николай, — то он тем и занимается, что соблюдает конспирацию и ничего не делает.
— Ладно, ребята, нечего языком чесать, — остановил товарищей Яша. — Старик за свою работу перед дядей Володей отчитается. Я говорю сейчас о другом. Ситуация сложная. Связи с отрядом нет. Старик считает, что до прихода связного из катакомб мы должны сидеть и ждать. Но я думаю, что за бездействие дядя Володя нам спасибо не скажет. Не имеем мы права отсиживаться… Да, — спохватился он, обведя взглядом товарищей. — А воробышек где, Ваня?
В этот момент в дверь постучали: стук-стук, пауза, снова два удара подряд.
— Припорхал воробей, его позывные, — повеселел Николай и смело отодвинул стальную задвижку.
Запыхавшийся, с рубиновыми щеками, Ваня не вошел, а как-то торопливо, словно за ним гнались, прошмыгнул внутрь, щелкнул задвижкой и, тяжело дыша, устало прислонился к дверному косяку.
— Бежал? Почему?
Яша в тревоге шагнул к Ване, снял с его плеча короб.
— Ага, бежал, — кивнул Ваня и, не отдышавшись, начал рассказывать.
Новость, которую он принес, страшная, потрясающая…
Сегодня с утра он отправился на Греческую. Там, около Соборного сквера, почти настоящий каток. Даже с джазовой музыкой, которая доносится из кинотеатра «Акса». Короче, место бойкое. Потолкаешься, потрешься среди публики — на Привоз ходить не надо… И вот недалеко от него остановились два полицая. Один — худой, костлявый, ну, прямо Кощей Бессмертный, а другой — как колода в несколько обхватов. Тонкий и толстый. Ваня, конечно, кепку на самые глаза и бочком к ним, бочком. Ведь полицаи — кто не знает! — трепачи известные. Прислушался — так, ничего особенного, разговор про «Эльдорадо», театр легкой комедии. Открывается на Полицейской, шестнадцать. Гвоздь новой программы — музыкальный этюд «Рыжая» и легкий фарс «Пуговица от штанов». Оба — и толстый и тонкий — как-то ухитрились попасть на репетицию и теперь делились впечатлениями.
Потом вдруг Кощей захихикал и сказал:
— А представление на Картамышевской — тоже вещь! Не слышал? Ну, знаешь!..
Ваня подвинулся к полицаям еще ближе.
— Скоро партизанам в катакомбах хана, — говорил Кощей. — Газ под землю пускать будем, потравим красных — и шито-крыто!
— Да ну? — ужаснулся толстяк, — Не загибаешь? Побожись.
— Вот те крест! На Картамышевской как сделали? Нашли под домом дыру, пустили в нее газ, а дом рванули. Теперь очередь за выходами из катакомб в Нерубайском…
Потрясенные, ребята молчали. То, о чем сообщил Ваня, не укладывалось в голове. Неужели фашисты применят газ!
— Это же варварство, нет хуже… — Хорошенко нервно заходил по мастерской.
— Так они же фашисты, — сказал Гордиенко-старший и, выпрямившись, со злостью швырнул в угол чайник.
Яша тяжело вздохнул, положил руки на колени, на которых красовались огромные заплатки.
— Шуметь не надо. Ни к чему. Выход я вижу один — идти снова.
— Ты устал, ты не сможешь, — зашумели ребята.
— Ничего, — остановил их Яша, — Дорогу туда и обратно я изучил, так что…
В дверь постучали.
— За работу, быстро! — скомандовал Яша. — Кто — за паяльник, кто — за напильник. А ты, — кивнул он Саше, — приготовь шпаер и встань за дверью.
Стук повторился: три отрывистых удара, небольшая пауза, два удара, пауза, один удар.
— Никак Старик? — удивился Яша и обратился к брату: — А ты говорил…
Он не ошибся. В мастерскую действительно вошел Федорович.
— Над чем колдуете? — спросил он, внимательно вглядываясь в встревоженные лица ребят.
По тому, как вздрагивали его кустистые брови, Яша понял — Старик чем-то сильно взволнован. Во всяком случае, чувствовалось — появился он не случайно.
— Новости, Петр Иванович, обсуждаем, — начал Яша, назвав Федоровича так, как называли его все подпольщики их группы, и выдвинул ему табуретку, — а новости не из приятных. Давай, Ванюша, только коротко.
Федорович сел, наклонил голову.
— Да, да, все так, я уже знаю, — выслушав сбивчивый Ванин рассказ, произнес он глухо. — Гитлеровцы и вправду пустили газ в катакомбы на Картамышевской, а дом взорвали. Сейчас готовятся к еще более страшному…