Алена тщательно строила фразы, искала наиболее точные обороты и по одобрительному взгляду Свэ понимала, что говорит правильно.
— А вы бывали на петушиных боях?
Ожидая ответа, Свэ наклонил седую, с ровным пробором голову.
— Нет. Это интересно?
Алена удобней устроилась на стуле, догадываясь, что сейчас последует занимательная история.
Смуглое лицо Свэ оживилось, стянутые на лбу искривленные и глубокие морщины разгладились, черные, почти без белков раскосые глаза азартно заблестели. Свэ достал из коробки сигарету, высек огонь, нажав на нижнюю челюсть папуаса, прикурил от пламени, вырвавшегося из разинутого керамического рта, и, откинувшись на спинку кресла, начал:
— Прелюбопытнейшее зрелище, поверьте старому игроку! — Он умолк на минуту и с мягкой требовательностью произнес: — Будьте внимательны, все потом повторите мне. — Он затянулся сигаретой, выпустил изо рта тонкой струйкой дым и продолжал: — Так вот, петухам отводится специальная площадка — метров восемь квадратных. Вокруг ставятся скамьи для почетных гостей, сзади толпятся зрители попроще. Петухи дерутся пять раундов по десять минут. Но бой может кончиться и раньше в зависимости от бойцовских качеств противников. — Свэ искоса взглянул на Алену. — Вникайте, прошу, в то, как я строю фразы.
— А правда, что к лапам петухов привязывают небольшие ножи? — перебила Алена.
— Бывает. Но тогда первый же ловкий удар становится смертельным.
— И вам не жаль этих несчастных птиц?
— Нисколько, — пренебрежительно пожал плечами Свэ. — Нисколько, — повторил он. — Они созданы, чтобы сражаться. Я имею в виду боевых петухов. Их удел победить или умереть. Они своего рода гладиаторы. В воскресенье я ходил на петушиные бои. — Свэ слегка прикрыл глаза, словно восстанавливая в памяти то, о чем рассказывал. — Поставил на белого красавца. Великолепная осанка, мускулистые лапы. Такой не может не победить! И в самом деле, четыре раунда белый немилосердно колотил рыжего противника. По-моему, тот держался на одном самолюбии. И вдруг, когда рыжий уже падал от ран и усталости, белый развернулся и помчался к своему хозяину. Хозяин пытался вытолкнуть петуха на площадку, но тщетно: у белого оказалось, к несчастью, маленькое сердце. В общем, я проиграл, и довольно крупно.
— Мои самые глубокие соболезнования, Виктор, в связи с вашим проигрышем.
Алена тут же пожалела, что слова ее прозвучали иронически. Свэ погрустнел и замолчал, уставившись на замысловатый узор на ковре, покрывавшем пол в гостиной.
— Простите, мистер Свэ, — виновато оправдывалась Алена. — Моя ирония, конечно, неуместна. Просто я не предполагала, что ваш проигрыш так велик.
Свэ вскинул глаза. Алена прочла в них мольбу.
— Мистер Свэ, я могу заплатить за уроки вперед, — предложила она. — Сколько вам нужно?
— Нет, нет, миссис Логова! — решительно запротестовал Свэ. — Брать деньги за невыполненную работу не в моих правилах.
— Я хочу помочь вам, мистер Свэ. — Алена говорила с неподдельным сочувствием. — Не отказывайтесь, ведь это помощь друга.
Свэ молчал. Казалось, он внимательно изучал узор на ковре. Наконец, медленно, словно что-то мешало ему, поднял голову.
— Миссис Логова, я вынужден давать уроки не только своего языка, но и уроки русского своим соотечественникам, — Свэ запнулся и, будто собравшись с силами, продолжил: — Среди моих учеников есть способный юноша. Беседы со мной его не удовлетворяют — по-русски он говорит уже лучше меня. Юноше требуется хорошая разговорная практика. Если б вы смогли посодействовать ему в этом! Об успехах ученика узнают многие, у меня станет больше уроков, и я быстро поправлю свои дела.
— Я готова помочь, мистер Свэ. Но как?
Свэ оживился. Тон его стал деловым.
— Вы, разумеется, знаете, что в нашей стране скоро состоятся международные спортивные соревнования молодежи. Ожидается команда и из Советского Союза.
— Да, я слышала об этом.
— Так вот, наш организационный комитет набирает переводчиков. С председателем комитета вы, кажется, знакомы. Стоит вам при случае замолвить ему словечко, и моего ученика наверняка возьмут.
Алена встала, прошлась, задумавшись по гостиной, вернулась, села на стул и решительно сказала:
— Хорошо, я выполню вашу просьбу.
Свэ не скрыл радости. Он прижал руки к груди и произнес торжественно, словно молитву:
— Воистину, не богатство — друг, а друг — богатство…
Алена поняла, что сейчас хлынет поток благодарственных слов, цветистых и витиеватых, как принято здесь выражать признательность, и предостерегающе подняла руку. Свэ оборвал фразу и перевел разговор в русло принятых между ними бесед, в которых он выступал учителем, она ученицей.
— Должен сказать, миссис Логова, вы добились поразительных успехов в языке.
Свэ наклонил голову, как это делал постоянно, когда ждал ответную фразу Алены.
— Способности к языкам проявились у меня рано. — Воцарившаяся атмосфера урока заставила Алену вновь сосредоточиться на грамматических формах. — Кроме английского, знаю французский, а теперь и ваш язык благодаря общению с вами.
— Рад слышать, — почтительно кивнул Свэ. — Изучение по книгам не всегда приносит плоды. Мне вспоминается смешной случай. Я расскажу его, а вы изложите на бумаге мое повествование. Это будет заданием к следующему уроку.
И Свэ не спеша, с расстановкой стал рассказывать о том, как один чудак решил выучить английский. Кто-то посоветовал ему читать как можно больше книг на английском языке. Чудак этот прочел со словарем маленькую книжицу. Понравилась. Сюжет очень занимательный: юноша и девушка полюбили друг друга, но отец девушки не соглашался на их брак. Пришлось бежать, спасаться от погони… В общем, увлекательнейшая книжка. Итак, прошло некоторое время. Чудак разбирал свою библиотеку. Наткнулся на ту же самую книжицу. Перечитал с большим удовольствием. Правда, разговор в ней, оказалось, шел не о приключениях влюбленных, а о событиях в Латинской Америке, о борьбе молодых патриотов за независимость страны. Вскоре чудаку пришлось поехать в Англию, и он прожил там несколько лет. А когда вернулся домой, случайно увидел ту маленькую книжицу. Засмеялся. Вознамерился перечесть и… не смог. Книжка-то была не на английском.
— Да вы не слушаете меня, миссис Логова! — воскликнул Свэ.
Алена вздрогнула. Она действительно не слушала. Свэ догадался об этом по ее неподвижному взгляду — она смотрела на керамического папуаса.
— Вы чем-то опечалены? — участливо допытывался Свэ. — Может быть, это я вас расстроил?
— Скажите, Виктор, ваш ученик достойный человек? Он не подведет меня?
— Клянусь аллахом, не подведет! — Свэ рывком поднялся из кресла и с такой требовательностью в глазах поднял лицо кверху, что впору было ожидать: потолок раздвинется, покажется аллах и утвердительно кивнет Алене.
— Не надо клясться. Я верю вам, мистер Свэ, — сказала Алена.
Приемы в посольстве Советского Союза славились хлебосольством. Многие дипломаты называли приемы у русских «пирожковыми фестивалями» — бывший повар большого московского ресторана жарил вкусные пирожки с капустой и мясом.
Прибывшие гости цепочкой проходили мимо посла и его жены, здоровались с ними и так же цепочкой двигались к столу с напитками, где их ожидали широкие бокалы с коньяком, тонкие рюмки с водкой, высокие стаканы с виски и джином. Здесь цепочка редела. Одни задерживались у стола надолго, другие с бокалом или рюмкой — стаканы брали немногие — направлялись туда, где слышался легкий стук тарелок, за экзотичной русской едой: пирожками, балыком, солеными огурцами. Близкие знакомые сбивались в группки — оттуда доносились веселые возгласы и смех. Гости, впервые видевшие друг друга, церемонно раскланивались и обменивались визитными карточками. В шуме можно было разобрать фразы, как правило, ничего не значащие — деловые и важные разговоры велись здесь тихо и незаметно.
— Рад вам, мистер Бенсон. Как поживаете, что нового?
Толстого мужчину в ярко-синем искрящемся пиджаке не интересовали ни жизнь мистера Бенсона, на которого случайно натолкнулся в толпе, ни его новости. Мелкими глотками прихлебывал он коньяк и не глядел на Бенсона, высматривая кого-то другого среди гостей маленькими, глубоко утонувшими подо лбом глазками.
— Благодарю. Новостей никаких. Впрочем, лучшая новость — отсутствие всяких новостей, — заученно произнес мистер Бенсон. Этот легкомысленно одетый мужчина был ему тоже глубоко безразличен, но дипломатический этикет требовал учтивого ответа и хотя бы минутной беседы. — Говорят, голландский посол уезжает?
— Пять лет в тропиках — достаточный срок. В последнее время он частенько наведывается в ночной клуб.
Логов переходил от одной группы гостей к другой, здоровался с теми, кого знал, участливо справлялся о делах, о здоровье, непринужденно вступал в общий разговор и мягко, не обижая собеседников, прекращал его, чтобы поприветствовать новых гостей.
В одной из групп Логов различил голос своего приятеля Михаила Алексеева, корреспондента ТАСС. Логов любил Алексеева за прямоту, за необыкновенное гостеприимство и доброжелательность к каждому, с кем тот сталкивался. Безапелляционность суждений и оценок не наводила на мысль о чрезмерной самоуверенности — она воспринималась как юношеская искренняя бескомпромиссность, хотя черную шевелюру Алексеева давно уже высветило серебро. Казалось, он не понимал, что такое уныние, — короткие затруднения, возникавшие внезапно, он преодолевал быстро и решительно. Исходившей от него жизнерадостностью нельзя было не заразиться. Вот и сейчас лицо журналиста местной газеты, только что удрученно рассказывавшего Алексееву о чем-то, вдруг разгладилось, и журналист улыбнулся.
Консула Юрия Иванова Логов заметил в обществе владельца крупной торговой компании. Дальновидный делец одним из первых установил связи с Советским Союзом и не прогадал, его фирма процветала. Он выучил русский, да так хорошо, что без труда читал в подлиннике Толстого, Достоевского, Горького. Логов вспомнил, как однажды владелец компании устроил ему настоящий экзамен: декламировал наизусть стихотворения в прозе Тургенева и требовал, чтобы Логов указывал название каждого. Теперь он, видно, экзаменовал Иванова, и Логов мысленно посочувствовал другу. Логов прислушался. Нет, на этот раз владелец компании не экзаменовал, он строго допрашивал: