— Там вместо идеи голый чистоган.
— Неглупо придумано. Заменить идеи звонкой монетой, заставить верить в деньги и папу римского.
— Большевики умнее. Они заставляют верить в Ленина, равноправие и полученную землю. Это я теперь хорошо понимаю, товарищ Менжинский.
Нифонтов шумно вздохнул и снова выразительно поглядел на часы.
Времени на отвлеченные разговоры действительно не было. Но Вячеслав Рудольфович не торопился. Пароли, адреса, явки и связи — это было важно. Но не менее важно понять, какие люди стоят за ними. Ощутить дух заговора. Опыт работы на Украине убеждал, что одно дело, когда десяток-другой озлобленных врагов увлекают за собой обманутых людей; и совсем другое, когда заговор, как сейчас, устраивали сознательные враги, сплоченные ненавистью ко всему советскому.
— Это обстоятельство нам необходимо учесть при подготовке плана операции, — сказал Вячеслав Рудольфович Нифонтову после ухода врача. — Не исключено, что придется встретиться с вооруженным сопротивлением. В данном случае все возможно.
— Понятно, что на колени эта сволочь добровольно не станет. Не верю я этому лекарю. Христосиком представляется. Совесть, видишь ли, у него заговорила. А когда красноармейцев расстреливали, он сопел в две дырочки. Мальчишек ведь убивали, ребятню, которой вперед жить. А теперь душеспасительными разговорами занимается… Струсил, шкуру свою спасает. Вот и весь сказ.
— Я понимаю вас, Павел Иванович, — мягко и настойчиво перебил Менжинский. — Но в чекистской работе надо подниматься выше собственных переживаний… Даже выше личного горя. Насчет вашего сына я разговаривал с Феликсом Эдмундовичем. Он сказал, что чекистов попросит…
— Разве в такой кутерьме у наших ребят дойдут руки моего Федюшку искать, Вячеслав Рудольфович… Вы сейчас правильно сказали, что нужно стоять выше личного.
— Но я не говорил, что его надо отметать. В нашей работе, Павел Иванович, больше, чем в другой, требуется человечность. Наряду с ненавистью к врагам… Как насчет Миллера?
— Уже сработано, Вячеслав Рудольфович… Недавно Миллер попросил скорострельные пушки… В целях усиления практической подготовки слушателей курсов на полигонных занятиях. Так в рапорте написал…
Пушки нужны были войскам, оборонявшим Тулу от наступающего Деникина, к тому же чекисты уже имели заявление военного врача, и главное управление по вооружению в ходатайстве начальника артиллерийских курсов отказало.
А вот вторую просьбу Миллера — предоставить ему для служебных разъездов мотоцикл — удовлетворили. Более того, Феликс Эдмундович сам позвонил в Реввоенсовет и поддержал заявление Миллера.
Мотоцикл предоставили из гаража Реввоенсовета вместе с водителем, разбитным и лихим парнем, щеголявшим в желтых гетрах, перчатках с широченными раструбами и громадных очках на околыше фуражки. Фамилия водителя тоже была примечательная — Кудеяр. Придумал ее сам Горячев, сотрудник Чека, вызвавшийся выполнять водительские обязанности у Миллера.
Кудеяр раскатывал по улицам, пугал треском мотоцикла отощавших извозчичьих лошадей и богомольных старух и не без успеха улыбался молодым москвичкам.
Кроме того, он накрепко запоминал улицы, номера домов и квартир, куда наведывался начальник курсов артиллерии, запоминал лица и имена тех, с кем Миллер встречался.
Потом мотоцикл требовал заправки. Кудеяр приезжал в гараж Реввоенсовета и передавал очередное сообщение:
— Поварская, двадцать шесть… Фамилия Ступин.
— Полигон в Кусково… Военный, фамилию узнать не удалось.
— Малая Дмитровка… Директор школы Алферов.
— Кунцево… Высшая школа военной маскировки… Между прочим, здорово они с маскировкой насобачились. Своими глазами видел. Стог сена, хоть коров подпускай, он на две стороны распахивается — и там трехдюймовка… Трах-бабах — и снова стог сена… Миллер виделся с курсантом Абросимовым.
Приглашенная на беседу учительница ничего существенного не добавила к прежнему сообщению, что у директора школы Алферова бывают подозрительные сборища.
— Может, просто веселые компании встречаются? — спросил Менжинский, внимательно вглядываясь в лицо учительницы с серыми открытыми глазами и тугой косой, перекинутой через грудь. — В карты поиграть, чайку попить, романсы под рояль спеть?
— Нет, не простая к нему компания приходит. По одному ведь собираются, окна шторами задергивают…
Еще более настораживающим было сообщение, которое сделала непосредственно Дзержинскому инструктор Московского комитета партии. Недавно переведенная на партийную работу, она прибыла в Кунцевскую школу военной маскировки, чтобы ознакомиться с постановкой политической и воспитательной работы. Комиссара на месте не оказалось. Пожилая, скромно одетая женщина, не назвавшая себя, решила подождать. Вышла в коридор и, коротая время, стала читать объявления, развешанные на фанерном щите. Мимо прошли трое, одетых в курсантскую форму. Завернули за угол коридора и остановились покурить.
Инструктор услышала странный разговор:
— Скоро начинаем… Павел Игнатьевич сказал, что все уже решено.
— И раньше говорили, что решено, а потом откладывали.
— На этот раз откладывать не будут. Через неделю будет дан приказ. Как раз в это время наши к Москве подойдут…
«Наши к Москве подойдут…» — машинально повторила в уме инструктор. — Какие же это «наши»? Постой, постой — наши к Москве подойти не могут, наши и так в Москве. Трое за углом коридора говорят о деникинцах! Но как деникинцы могут быть «нашими» для курсантов военной школы, которые носят на фуражках красные звезды?»
Вдруг инспектор все поняла. Стало так страшно, что перехватило дыхание. Строчки приказа о неуклонном соблюдении правил внутреннего распорядка расплылись и набежали одна на другую. Справившись с нахлынувшим волнением, инструктор зашла в канцелярию и сказала молоденькой, в мелких кудряшках секретарше, что она, к сожалению, больше не имеет возможности дожидаться и приедет в школу через два дня.
В окно было видно, как по дорожке уходят из школы трое курсантов, разговаривавших в коридоре.
— Какие у вас курсанты симпатичные, — сказала инструктор, — и вежливые.
Секретарша самодовольно зарделась и поправила на батистовой кофточке зеленую брошь.
— У нас же школа такая… Сюда только с образованием принимают… Гимназию кто окончил, юнкерское училище… Культурные, не то что в ином месте.
— Вон тот, высокий, что посредине идет, со мной так любезно разговаривал.
— Абросимов… Он у нас взводом командует… Раньше поручиком был.
Сигнал насчет Алферова был тщательно проверен чекистами.
Степенный стекольщик в холщовом фартуке и с ящиком на плече, остановившись перекурить возле дома на Малой Дмитровке, пожаловался на тяжелые времена широколицей дворничихе.
— Это уж так, — словоохотливо откликнулась дворничиха. — Кому за стекло расплатиться нечем, а кто пиры устраивает… Вон у нас в алферовской квартире чуть не каждый день коноводятся, Музыку играют, в карты до утра режутся.
— В дурака, что ли?
— Эвон сказал — в дурака! — усмехнулась дворничиха. — Это я в дурака со своим Пантелеичем играю, когда он тверезый, а у них игры господские. Преферанец называется и еще… эта… как ее… Вист!
— Ну и пусть себе на здоровье играют…
— Кабы только они играли…
Дворничиха понизила голос до шепота и стрельнула по сторонам проворными глазами.
— Я пятый год, милок, здешние дворы мету и по всем углам прибираюсь… Время теперь какое? На Сухаревке фунт соли пятьсот рублей стоит. За воблину чуть не по сотне дерут.
— Дерут, — со вздохом согласился «стекольщик», который хорошо знал цену вобле, «карим глазкам», составлявшую вместе с фунтом хлеба и жидким чаем его ежедневный паек. — Спекулянтов, паразитов развелось столько, что человеку дыхнуть нельзя.
— Во-во, милок… Простому человеку не житье, а маета одна… А алферовская мадама каждое утро цельное ведро мусору выносит. И чего только в этом мусоре нет! Консервные банки, яичная скорлупа, куричьи обглодки, шкурки от окорока, апельсиновые корки… Один раз даже кусок белого хлеба выкинула. При нашей-то пайковой осьмухе? Мало того, что сами жрут в три горла, еще, почитай, каждый день цельную ораву кормят.
Наблюдение, установленное за квартирой директора московской школы, установило, что в гости к Алферову наведывался начальник окружных курсов артиллерии Миллер, работник Высшей школы военной маскировки Сучков, преподаватель военной школы Ступин, делопроизводитель губсовнархоза Тихомиров. Заходил сюда до ареста и бывший кадет Щепкин.
Это сразу же позволило связать воедино поступившие сигналы, дело «Вика» и миллион рублей, изъятый у Крашенинникова.
Было также выявлено, что работники Кунцевской школы военной маскировки имеют весьма тесные связи с работниками другой военной школы, находящейся в Кускове, что бывший поручик Абросимов частенько наезжает в Кусково то со служебными заданиями, то в свободное время и общается там с определенной группой курсантов.
Чтобы выяснить, какую роль в заговоре принимают работники военной школы в Кускове, туда был срочно направлен переодетый в штатское комендант Кремля Мальков с мандатом от Наркомпроса на имя библиотечного инспектора, которому поручалось «ознакомиться с работой библиотеки в военной школе в Кускове», С каждой прочитанной страницей, с каждой беседой, разговором становилась отчетливее картина зреющего заговора. Если сведения, которые сообщила инструктор Московского комитета партии — «через неделю» — верны, восстание в Москве можно было ожидать двадцатого сентября.
ГЛАВА V
— Оперативный отдел займется «Национальным, центром», — сказал Артузов. — А Особому остается «Добровольческая армия».
— Да, такое разграничение в плане будет полезным. Но надо хорошо продумать каждую конкретную операцию по захвату.
— Чего тут голову ломать, — нетерпеливо откликнулся Нифонтов. — Прижмем гадов к ногтю одним махом!
— Прижать, Павел Иванович, это еще не все. Конец зависит от начала. Не менее важна и вторая часть операции. Сразу же после ареста — немедленные допросы, очные ставки…