гое дело».
— Тошно. Свет не мил… — сказала Стеша.
Егерь прошел в крохотные сенцы и пристроил мотор в углу.
— Был здесь кто-то, — услышал Федор голос Стеши. — Совсем недавно. То ли убежал, то ли ушел, когда нас увидел. Печка горячая…
Федор ответил не сразу:
— Антошка Комолов. Пантует. Я ж говорил тебе — заходил он к нам на кордон. Предъявил лицензии на отстрел. Целых три! Силен…
— Слышала… — кивнула Стеша вышедшему из сенец Федору.
— С охотничьими делами у Комолова, поди, все в порядке, — сказал Федор, хотя никак не мог взять в толк появление Антона здесь, на заимке. Зачем ему безобразить, когда через недели полторы из тайги выходить надобно? Иначе к экзаменам опоздает…
— Вот-вот… потому и набедокурит, — вдруг перебила егеря учительница.
— Вы педагог. Вам виднее, Степанида Кондратьевна, — улыбнулся Федор. — Одно скажу. Если бы Семен Васильевич подозревал что за Комоловым, он непременно меня дождался бы. Раз Мария пойти не смогла… А новый охотовед на место ее еще не приехал. Теперь Маше от детишек не двинуться, — точно извиняясь, сказал Федор. — Думал я про такое, мол, не захотел инспектор нас беспокоить. Нет, дело делом! Тут что-то не то…
— «То» не «то»! Нет Семена. Нет, и все тут! — сорвалась Стеша. — Где он? Где?
— Знали бы мы про значки на карте… Тогда смело могли туда двинуть. Неужто не понимаете?
Стеша только рукой махнула.
— Севернее экспериментальные охотничьи участки пойдут, — продолжал говорить Федор. — На одних удэгейцы Кялундзюга работают, а на других — Кимонко. Слышали про такие участки? Их еще по-иностранному траперскими зовут.
— Ну, слышала…
— За участками, меж горными увалами, дикие места. Ничейные. Боговы, — посмеиваясь, заметил Федор. — У промхоза людей не хватает.
— Не крути, Федор!
— Знал, так и не крутил бы. К примеру, звери могли там мигрировать, передвигаться в другой район. Могли их там поджидать…
— Так ты говорил, тебя бы он непременно взял тогда! — Стеша разволновалась, стукнула кулачком по бревну. — Зачем Комолов на заимке был, почему бежал?
— Посмотрим, прикинем… Вот вещички подниму наверх, отдышусь, тогда и полюбопытствуем.
— Я уж полюбопытствовала.
— Пошуровала, поди.
— Что ж я, не помню, как Семен честит рукосуев. Наследили, перехватали вещи, попереставляли все на месте происшествия.
— Здесь не «место происшествия». Больно быстры вы.
— Поймал на слове, да не там, — Стеша нахмурилась и косо посмотрела на Федора: — Шуткуй-шуткуй, да помни, что не на свадьбе…
Где было догадаться Федору — существовала в душе Стеши тайная, ею самой непризнаваемая зависть к другу мужа. Ведь с кем, как не с Федором, проводил, почитай, месяцы в году Семен. Сколь же пережито с Федором ее Семеном, сколь переговорено, а она и не знает даже о чем. Она же твердо убеждена в том, что каждая минута, да что там минута, любое мгновение жизни Семена принадлежит ей, прежде всего ей одной.
Прекрасно понимая, что невтерпеж Стеше начать поиски и душевные силы ее напряжены до предела, Федор все-таки не сумел смолчать:
— Ну чего вы на меня взъелись! Вы не инспектор, так чего ж… Тут моя воля — брать ли, не брать вас в тайгу. И сейчас скажу — жалею. Потому как не знаю, чего вы там натворите. Не знаю и ручаться не могу.
— Полно, Федор!
— Вам-то что! А в ответе перед Семеном Васильевичем буду я. Не к месту разговор. Найдем у охотников. Не у одних, так у других. Ну, случилось чего… отлеживается, поди, Семен Васильевич. Оставайтесь вы тут, на заимке, Степанида Кондратьевна. Ей-ей, и вам и мне спокойнее…
— Нет!
Вздохнув, Федор опять отправился вниз, к лодке. Теперь, когда надежды на то, что они повстречают инспектора в добром здравии, оставалось все меньше, егерь задумался над тем, как Стеша поведет себя с людьми, которые вольно ли невольно повлияли на судьбу ее мужа, а может быть, и оказались виновниками несчастья Семена Васильевича… Бывают в тайге такие случаи и случайности, которые, хоть век думай, не выдумаешь, потому и не предусмотришь!
А Стеша не могла понять: «Почему Федор возится здесь, на заимке? Нарочно не спешит? Ведь надо как можно скорее отправиться по тропе Семена. Он говорил: «Я с тропы не сворачиваю». Чего же тут сложного? Напугать меня Федор хочет. Тропа есть тропа. Тропа на лугу, тропа в лесу или в тайге…»
Медлительность егеря раздражала Стешу. Но она не хотела совсем разругаться с Федором. Одна она пропадет в этом урмане, как по-сибирски называла она тайгу, не зная, впрочем, ни того, ни другого.
— Федор, скоро мы пойдем? — не сдержалась Стеша.
— Чего же нам рассиживаться? С утра и двинем.
— Смеешься… — ахнула учительница. — Там человек пропадает! Гибнет, а ты «с утра»! Как же тебе не стыдно! Семен тебя другом считал…
Егерь прошел мимо, бросив на ходу:
— Рано корить да попрекать начали…
«Зла на него не хватает!» — И, стиснув кулачки, Стеша прошла вслед за егерем в заимку.
— Дело надо делать! Дело делать!
— «Дело»… Вон гроза идет. Одно. Другое — ночевать где будете? В тайге? Под открытым небом? Там под каждым вам листом не готов ни стол, ни дом.
— Подумаешь — промокнем! — запальчиво воскликнула Стеша. — У костра обсушиться можно! Не зима!
— А ты пробовала у костра-то сушиться? — перешел в наступление Федор, которому надоело слушать понукания. — Пробовала? Один бок жжет, другой мерзнет. Скажешь, читала, мол, в кино видела, Семен рассказывал? Так в клубе, в тепле что угодно претерпеть можно. Читать да слушать и не то, поди, случалось.
— Брось, Федор! — отмахнулась Стеша.
— Семен бы тоже обождал… — негромко, вразумляюще проговорил Федор. — Как бы ни спешил… — Он хотел сказать что-то еще, но удар грома, усиленный облачным эхом, оборвал его. Избенка дрогнула, точно от землетрясения. Стеша закрыла лицо руками.
— Боишься? — спросил егерь, едва стих раскат.
— Нет. Только в доме не люблю быть…
— Сбоку от двери навес. Идем.
Они вышли и стали под козырек из корья, настеленный рядом с дверью.
Снова ударил дальний гром. Забухал в облаках. И вдруг раскат звонко разорвался в высоком ярко-белом облаке над их головами.
Гроза, видимо, долго собиралась за горами. Там она набиралась сил, пока ветер не нажал на нее с такой силой, что она перевалилась через хребет. От заимки было видно, как на отрогах свирепствовал ураган. Их мгновенно затянула пылевая волна, которая стремительно скатилась в долину. Скопище туч затягивало небо клином. Оголовье походило на летящего дракона, а днище, темно-фиолетовое, перевивающееся, туловище, многочленистое, опершееся на вершины. Потом тяжелое скопище точно вознеслось над горами и полетело над землей. Вспышки молний метались почти беспрерывно, зловеще-багровые, угрюмые.
За пылевой бурей следовала бледная по сравнению с тучей стена дождя.
— Это крыло тайфуна… — прошептал Федор.
Около заимки все еще держалась глухая деревянная тишь; не дрема, а недвижность, подобная отрешенности.
— Крыло… — шепотом отозвалась Стеша. — Что ж там, в тайге, творится?
Федор промолчал, да жена инспектора и не ожидала ответа.
Теперь на широком сизом речном плесе ветер обозначился тяжелыми пятнами ряби. Они растекались, судорожно подергивались под порывами, вспыхнули пенными барашками.
А по долине, обрывавшейся мысом, уже несся пылевой вал. Он выглядел очень светлым, словно пронизанным солнцем, желто-рыжим. Перед ним метались клубки сухой травы, ветви, а выше кувыркались обезумевшие птахи. Они искрами мелькали на мрачном занавесе ливневой стены…
— Не нравится мне эта кутерьма… — пробормотал Федор и переступил с ноги на ногу. — Ей-ей, не нравится.
— Обойдется… — Опершись плечом на поленницу, Стеша глядела на катящуюся на них волну шквала с любопытством и без страха.
— Бежим! — Федор схватил ее за рукав.
— Зачем?
— Разнесет все вихрь! Избушку разметает! Под откос, к реке. Бежим. — И, не дожидаясь, пока Стеша последует за ним, Федор потянул ее.
— А вещи, мотор?
— Поздно! Скорей, скорей!
У спуска егерь хотел пропустить Стешу вперед, но она замешкалась. Тогда, не слушая ее причитания, Федор потащил Стешу за собой вниз по извилистой тропинке. Они не сделали и десяти шагов, когда слабое колыхание ветра коснулось лица Федора. Он рванул Стешу за руку с такой силой, что она, словно в танце, повернулась вокруг себя и, миновав егеря, уперлась в травянистый выступ у очередного поворота тропинки.
— Дальше не успеем! Держись! — крикнул Федор. И тут на них повалились трава и ветви, и тугая, плотная волна вихря обрушилась сверху. Стеша сжалась в комок и уткнулась в грудь Федору, ухватилась руками за его плечи, словно он был камнем, который не сдвинет ничто.
Новый свирепый порыв прошел верхом. Напор его оказался столь стремительным, что вся пыль, и сушняк, и бревнышки, и корья с крыши избенки перелетели дальше, прямо в реку. Дикий храп и стенанье раздались вверху.
Рядом упало скатившееся бревно. Федор поднял карабин, чтобы хоть как-нибудь защититься от деревянной ветоши, из которой была собрана хлипкая избушка.
Сверху посыпались и покатились дрова из разметанной поленницы. Они били Федора по спине и по голове, а он думал лишь об одном: как бы понадежнее прикрыть Стешу, которая притулилась к нему и изредка вздрагивала, когда удар бывал особенно силен. Наконец вой вихря стих. Федор, поднатужившись, скинул навалившиеся на них дрова:
— Бежим к лодке!
И, но выпуская Стешиного рукава, егерь снова потянул ее вниз. Стеша беспрекословно последовала за Федором.
Кругом стояла странная тишь. А в нескольких сотнях метров от них, над рекой, крутился пыльный смерч. Он был высок и плотен, а вода под ним словно кипела. У берега в грязной пене плавали бревна и сучья, поленья и закрученная в клубки сухая трава. Все это Стеша отметила мельком, потому что вдруг, без обычных первых щелкающих капель, в блеклом свете сумеречного дня с неба низвергся водопад, словно вверху обрушилась плотина. Впечатление усилилось оттого, что удар ливня пришелся в такт громовому раскату.