Строков встал и медленно пошел вверх. Веревка, которой они были связаны, шурша, разматывала свои кольца, словно ползущая змея. Каждый шаг давался с огромным трудом. Рубашка прилипла к телу, в горле пересохло. В довершение всех несчастий откуда-то сверху начал дуть порывистый холодный ветер, унося клочья утреннего тумана.
— Я хочу пить! — прохрипел Сергей.
— Пока не поднимемся, пить нельзя!
Быстров хотел остановиться, зачерпнуть пригоршню снега, но веревка снова натянулась, заставляя идти вперед.
— Скотина! Упрямая старая скотина! — тихо процедил он сквозь зубы. — На кой дьявол я связался с этим помешанным? Чего ради вообще поперся сюда?
Сейчас его гордость, самолюбие казались ничтожными, маленькими перед непомерной тяжестью, навалившейся на плечи, перед этим холодным воздухом, которого так не хватало измученным легким.
— Остановитесь! Я больше не могу! — крикнул он в белесый туман, заполнивший все вокруг.
— Перестаньте ныть! Вы не ребенок! Привал будет через полчаса!
Теперь Сергей считал шаги. Двадцать шагов — минута. Пятьсот шагов до привала… Надо их пройти, надо выдержать, не падать же в самом деле. Не доставлять ему этого удовольствия…
Ветер окреп. Сейчас он дул непрерывно. Лед, вздымавшийся перед ним отвесной стеной, вдруг распрямился, и Сергей понял: подъем кончился. К тому времени от потерял счет шагам и, почти не соображая, что с ним происходит, продолжал механически переставлять ноги. К нему подошел Строков, протянул флягу с водой. Напившись, Сергей почувствовал, что его выворачивает наизнанку, но сразу вслед за этим пришло облегчение. Минут через десять он стал приходить в себя.
Туман, оказавшийся грядой облаков, лежал теперь у них под ногами. Вот-вот должно было показаться из-за горизонта солнце. И тут Сергей заметил на небе четкую овальную полосу, разделявшую небосклон на две почти равные части: светлую и темную. Светлая медленно расширялась, оттесняя темную все дальше к западу.
— Что это?
— Тень Земли. На этой высоте она видна дважды в сутки, а на станции только в очень ясную погоду.
— Тень чего? — не понял Сергей.
— Воздух очень разрежен. Он уже не рассеивает свет, и перед восходом солнца видна тень Земли. Вы разве не знали?
— Нет. В первый раз слышу.
— А я каждое утро смотрю. Все жду, появится или нет. Даже загадываю иногда… Жаль, что видно ее очень недолго, всего несколько минут. Сейчас взойдет солнце, и все исчезнет…
— Так вы из-за этого поднялись так рано?
— Из-за этого тоже. Мне хотелось, чтобы вы увидели… почувствовали, как это выглядит.
Через полчаса они были у цели. Прямо под ними находилась широкая, сходящаяся книзу воронка лавиносбора. Сухим, казенным языком Строков начал свои пояснения:
— Под нами снежное тело. Его масса шестьсот тысяч тонн. Мы делали снегосъемку, так что масса определена точно. Давайте посмотрим его в разрезе. Шурф здесь, рядом.
Он повел Сергея вниз, туда, где тянулись провода от погруженных в снег приборов, торчали измерительные рейки. Они спустились в глубокий шурф, пробитый до самого скального основания. Строков вынул из рюкзака лоток с динамометром, вырезал ножом из стенки шурфа снежный монолит, зажал его в лотке прибора и осторожно потянул за рычаг. Стрелка медленно поползла по шкале, отмечая граммы сопротивления снежного кубика на сдвиг. Наконец образец дрогнул и рассыпался. Строков записал цифру и поверх очков посмотрел на Быстрова.
— За две недели сцепление снега уменьшилось почти на сорок граммов.
— Все ваши соображения я уже слышал и даже отвечал на них письменно не один раз.
— Естественно, я докладывал…
— Все дело в плато. Если здесь и будет лавина, она упрется в плато, остановится на нем и благополучно растает, никому не причинив вреда.
— А мощность? Шестьсот тысяч тонн!!
— Да при чем здесь мощность?!
— Посмотрите на угол склона, по которому пойдет лавина. Это почти отвесная стена! Представьте себе ее мощность, помноженную на скорость, она перепрыгнет через плато, как резиновый мячик.
Быстров устало потер виски.
— Ну и что, если перепрыгнет? Там, внизу, ничего нет.
— Там озеро… Лавина выбьет из него вал воды, почти равный своему объему, и вниз, в долину, пойдет сель.
— Ну вот. Теперь еще и сель. Землетрясения, надеюсь, не будет?
Строков в отчаянии кинул рюкзак на землю и стал что-то лихорадочно искать в его карманах.
— Неужели вам так важно до конца отстаивать свою точку зрения?! Да очнитесь наконец! Там же люди внизу! Сорок тысяч только в поселке… Как вы спать будете, если это случится? Вы теперь начальник станции, вы за них отвечаете! Вот смотрите… Помните, какие породы в истоках Тарьина?
Строков протянул ему обломок камня, найденный наконец в недрах рюкзака. И тут впервые Сергей задумался над тем, что руководило Строковым. Что заставляло его унижаться, писать докладные в разные учреждения. Нет, это не старческий заскок, как он думал раньше.
Он взял образец, отколол от него кусочек и на свежем сколе внимательно рассмотрел породу.
— Это гнейсы. Похоже, из верховьев Тарьина. Очень характерный рисунок.
— Я подобрал этот камень в поселке, рядом со школой. Там нет таких пород, и нигде поблизости нет ничего похожего!
— Вы хотите сказать?..
— Да. На такое расстояние его могло занести только селем. Я узнавал у стариков в кишлаке: в тридцать втором году был мощный сель. Тогда еще не было поселка, но сель туда доходил.
В этот день секретарша в приемной председателя поссовета едва успевала отвечать на телефонные звонки. Во дворе сгрудились машины: понаехало не только районное, но и областное начальство. Конечно, и раньше бывали представительные совещания, но сегодня что-то особенное.
В комнате плавали облака табачного дыма. Люди еще не совсем понимали, для чего их оторвали от дел и вызвали на это совещание. Сначала слушали не очень внимательно. Но Быстров умел говорить, этого у него не отнимешь. Строков с удивлением отметил, как постепенно, без особого нажима, еще не перейдя к основному, он завладел вниманием слушателей. С горечью подумал, что его бы они так слушать не стали, что никогда не сумел бы он так аргументированно, четко и коротко изложить все самое важное… Вот Быстров чиркнул указкой по большой схеме, которую они сделали специально для этого совещания вместе с Хакимовым, объяснял, что произойдет, если лавина дойдет до озера. Отложил указку и сел на место. Несколько секунд все молчали. Потом грузно поднялся председатель поссовета и медленно повернулся к Быстрову. Строков знал, что этот человек будет первым, кто обрушится на них.
— Вам самому все кажется правильным?
— Что именно? — спросил Быстров.
— Вы помните собственное заключение? Мы к вам обращались за экспертизой. Что мне сказали? Что можно спать спокойно. Я думал к нам серьезный товарищ приехал, а что же получается?
— Получается, что я эту лавину придумал.
«Зря он так… — подумал Строков. — Надо бы еще раз объяснить…»
И сразу же с места раздались выкрики:
— Да чушь это все! Его Строков обработал!
Как только установилась относительная тишина, директор комбината задал свой первый вопрос. Строков понимал, что он не заинтересован в остановке комбината и, значит, будет их самым серьезным противником.
— Объясните, почему вы так резко изменили позицию? Вы все время оспаривали мнение Строкова по этому вопросу, ведь так? Что произошло?
— Прежде мне казалось, что Строков не прав.
— Что значит «казалось», а сейчас уже не кажется?
— И сейчас мне кажется, что он не прав.
Строков почувствовал, как у него холодеют пальцы. «Да нет, — успокоил он себя. — Этого не может быть. Он сейчас объяснит…»
Быстров снова встал, вышел вперед и повернулся к собравшимся.
— Предположим, есть шанс, совсем ничтожный. Два процента вероятности, допустим. Имеем мы в этом случае право молчать, ничего не делать, рисковать сотнями жизней?
— И что же этот шанс, эти «два процента» действительно существуют?
— Они существуют!
— А раньше вы этого не знали?
— Раньше я в это не верил…
«Зря он так… — снова подумал Строков. — Это никого не убедит… Кому нужны его сомнения, шансы… Тут надо бить фактами».
И конечно, директор комбината сразу воспользовался просчетом.
— У вас там горная станция или собрание астрологов? Можете вы прямо сказать: будет лавина или нет?
Строкову хотелось подтолкнуть Быстрова, сказать за него значительные, очень важные сейчас слова, передать убежденность, рожденную опытом и знанием, но он лишь пожевал губами и заскрипел стулом.
— Я ничего не могу утверждать категорически, — развел руками Быстров. — Все, что я знал, все факты, какими мы располагаем на сегодняшний день, уже были здесь изложены.
И, как бы заканчивая разговор, снимая с себя ответственность за те решения, которые сейчас будут приняты, сел на место.
«Что же он делает? — думал Строков. — Как он может… Кто же, если не он, сумеет их убедить?..»
Поднялся начальник метеоуправления Попов. Метнув в сторону Быстрова неодобрительный взгляд, он твердо заявил:
— Лавина там будет наверняка!
Сразу же стихли разговоры, и все головы повернулись к Попову.
— Весь спор из-за плато. Строков считает, что лавина может перепрыгнуть через плато. Быстров всегда это отрицал. А теперь он засомневался. Ну а нам не сомнения нужны, а вполне авторитетный и ответственный вывод!
— Товарищ Быстров, очевидно, не понимает, что придется останавливать комбинат, эвакуировать поселок, терпеть миллионные убытки! — снова вмешался директор комбината.
— Я не лавинщик, — отозвался Быстров. — У вас есть авторитетный, ответственный вывод, подписанный начальником лавинной экспедиции, о том, что лавины в этом районе не представляют опасности. Так чего вы от меня хотите?
— Ты мне эти штучки брось! — окончательно взорвался начальник метеоуправления. Он даже не заметил, что обратился к Быстрову на «ты» в официальной обстановке. — Я тебя не затем сюда отправлял, чтобы ты сваливал все на лавинную экспедицию!