— Ты так думаешь?
— А что, разве не так?
Сергей не спешил с ответом, и Попов продолжал:
— Я бы тебя с удовольствием уволил с должности заведующего отделом. К сожалению, нет у меня для этого формальных оснований, так что возвращайся.
— Спасибо. Заявление тебе сейчас написать?
— Можешь не торопиться. Характеристику дадим самую лестную. В конце концов, впервые в мировой практике ты применил новый метод борьбы с лавинами.
— Перестань издеваться!
— Ты Строкову спасибо скажи. Он везде действовал от твоего имени. Даже свою последнюю группу организовал якобы по поручению нового начальника. Так что это мы с тобой знаем, как было дело, остальные считают, что ты и Строков действовали как одно лицо. Что ты и Строков спасли поселок от лавины, и, в сущности, это так и есть. Потому что в последний момент ты все же сделал, что мог, что считал возможным сделать, и тебе удалось частично обезвредить лавину, уменьшить ее массу. Поэтому наш разговор идет в другой плоскости.
— Я понимаю тебя. — Сергей вдруг почувствовал облегчение, точно теперь Попов уже не имел больше права судить его. В сущности, он и раньше его не имел. И никто, кроме него самого да, пожалуй, Строкова, не имел на это права. Потому что в конце концов именно Строков сделал за него всю работу. Сделал и исчез, предоставив другим пожинать плоды своих трудов.
«Сам он не в плодах нуждался, а в результате. И не уезжал так долго потому, что не доверял мне, не мог оставить на меня свое основное дело. Лавину он мне так и не передал».
— За откровенность — спасибо, — сказал он вслух. — Станцию когда будешь принимать?
— Да хоть завтра, если ты настаиваешь.
— При чем здесь мои настояния?
— При том, что это ты сам будешь решать, сдавать тебе станцию или нет. Это твое личное дело. Никто не может заставить тебя здесь остаться, и никто не просит уезжать. Вот разве Строков…
— Что, Строков?
— Он хотел, чтобы ты остался на этой должности.
— Он тебе говорил?
— Говорил.
— Хорошо. Я подумаю.
— Ну и что теперь будет, Сережа? Что ты решил?
— Ничего не будет. Назначат нового начальника. Может быть, Строков найдется. А я буду искать другую работу. Займусь наконец диссертацией. Мы с тобой уедем отсюда. Поженимся, начнем налаживать новую жизнь.
— Тебе ведь не хочется уезжать…
— Я сам еще этого не знаю.
— А я знаю. Так и должно быть.
Они надолго замолчали. В звенящем от тишины воздухе незаметно родился звук. Он был сродни тишине, такой же звенящий, чуть слышный, и только потом стал громче, уверенней. За стеной завелся сверчок. Тоже, наверно, почувствовал весну, которая наконец добралась и сюда. Из открытой форточки впервые не тянуло холодом. Синий сумрак за окном постепенно светлел. Если несколько раз проснуться так рано, может быть, удастся понять, почему Строков любил эти часы перед самым восходом солнца. Он что-то говорил об этом, но сейчас Сергей никак не мог вспомнить, что именно.
— Помнишь, как ты ждал конца месяца, чтобы уехать?
— С тех пор многое изменилось.
— Вот и я это почувствовала. Здесь, наверно, со всеми так происходит. Мне Строков говорил, что в этих местах на человека падает тень Земли и люди становятся другими…
«Строков… Строков… — подумал Сергей. — Мне теперь всю жизнь от него не избавиться…»
А за окном ослепительная полоса восхода надвое расколола горизонт. Медленно опускаясь, висела над станцией, над горами, надо всем просыпающимся миром огромная тень Земли, хранящая в своей глубине голубые пятнышки звезд.
Леонид СЛОВИНЧЕТЫРЕ БИЛЕТА НА НОЧНОЙ СКОРЫЙ
1
Прибывшие ночным скорым не спешили: магазины закрыты, из городского транспорта — только такси. Напутствуемые вокзальным диктором, сонно тянулись по платформе.
— …Комнаты отдыха, парикмахерские, телефон-телеграф… — Голос в промерзших динамиках был приятно юным.
Денисов внимательно присматривался к пассажирам.
Пожилой человек что-то объяснял высокой женщине. Плыли двухосные тележки, груженные чемоданами. Прошли несколько моряков, туристы. Мужчина с желтым портфелем, в плаще и шляпе «дипломат» оглядывался, решая, куда идти: к такси или в вокзал? В последний момент свернул к передвижной камере хранения. Денисов обратил внимание на плащ — не по сезону…
Проводив пассажиров, Денисов пошел в конец платформы, вслед медленно тянувшемуся электрокару с почтовыми контейнерами. Там было тоже спокойно, в горловине станции заметала поземка.
— Внимание! — Под курткой неожиданно запищала рация. — В медпункт доставлен пострадавший. Состояние коматозное. Вызвана машина реанимации. Первичное обращение поступило в верхнюю справочную. Карманы вывернуты, вещей нет…
— Денисов! — ворвался голос дежурного, капитана Антона Сабодаша. — Быстро в справочную!
Сквозь стекло справочной было видно, как полусонная девица нащупала ногами тапки, поднялась, чтобы открыть дверь.
— Здравствуйте. Кто вам сообщил про несчастный случай? — быстро спросил Денисов, пытаясь вспомнить имя девушки.
— По телефону. Мужской голос.
— Звонил по прямому?
— Нет. С перрона.
— Вы что-нибудь у него уточняли?
— Я сразу позвонила в медкомнату.
— Двести первый! — неожиданно окликнули по рации Денисова. — Жду у центрального зала. Медицина на подходе.
— Иду… Извините.
Машина реанимации, стерильно-белая, стреляя снопами тревожного света, сделала полукруг перед входом, и тотчас из медкомнаты вынесли носилки. Молоденькая медсестра поддерживала голову раненого. Лица Денисов не рассмотрел: носилки поставили в машину, и дверца захлопнулась.
— Сзади, видать, сообразили, — сказал один из носильщиков. — Может, следили за ним?
В руках он держал плащ и пиджак пострадавшего. Косой разрыв тянулся вдоль спины от плеча к поясу. На воротнике темнело несколько бурых пятен.
— Видимо, кровоизлияние во внутреннюю полость, — услышал Денисов. Из медкомнаты выходили хирурги отделения реанимации и с ними капитан Антон Сабодаш, дежурный.
Денисов осмотрел пиджак: клочок наждачной бумаги, табак — обычный карманный сор.
— Документов не было? — спросил Сабодаш сержанта. Сержант-первогодок, угловатый, с завязанными по случаю мороза наушниками, передал дежурному жесткую картонку билета.
— Вот это, товарищ капитан. Он только что приехал с ночным скорым.
Врач медкомнаты все не мог успокоиться.
— Я думал, человеку плохо. Бывает… А сержант разглядел. «Смотрите, — говорит, — карманы вывернуты!»
— Покажите это место. — Сабодаш свернул на платформу, медик послушно двинулся за ним.
— …Хорошо, мы быстро прибежали… — Медик не догадывался, что поступил не так: не вызвал к месту происшествия оперативную группу. — А с машиной реанимации повезло: только позвонил — уже едут!
— Карманы вывернуты, — повторил Сабодаш. — А вещи?
— Вещей не было. Шляпа валялась: поля как у панамы… Знаете? Носят сейчас… Мы подобрали.
«Поля как у панамы…» — Денисов вспомнил пассажира с ночного скорого, бегом вернулся к машине, поднялся на подножку.
Сквозь незакрашенные половинки стекол виднелись резиновые трубки, яркий свет заливал операционный стол. За спинами хирургов нельзя было ничего разглядеть. Денисов постучал. Когда один из них отодвинулся, мелькнуло белое лицо, застывший в гримасе рот.
В противоположном углу лежали уже знакомые Денисову легкий, не по сезону, плащ и шляпа «дипломат». Желтого портфеля в машине не было. Денисов медленно пошел обратно.
— Ведь знал! Знал, что надо в таких случаях сообщить в милицию, — оправдывался врач. — А тут как из головы вылетело…
— Вы в это время больного обрабатывали, — подсказала медсестра.
— Да, да. Сильнейший ушиб руки…
Сабодаш насторожился.
— Руки?!
— Кисть пострадала… Но когда сообщают, что человек погибает… Все бросаешь…
— Тот больной с ушибом руки… Он записан?
— Нет, в том-то и дело. — Нездоровый румянец на щеках врача казался наведенным: грустное лицо комика под слоем грима. — Я же побежал…
— Какая рука у него была повреждена?
— Правая.
— А как он выглядел?
Медсестра снова пришла на помощь:
— Мужчина. В шапке…
Приметы оказались ординарными.
— Кажется, все. — Антон прикурил от папиросы, повернулся к Денисову. — Иди в поезд, к проводникам: как ехал, с кем ехал… Сам знаешь, о чем спрашивать. Осмотри купе. — Сабодаш подал билет. — Вагон четырнадцать, место двенадцатое… Надо установить личность пострадавшего.
Денисов рассказал Антону про желтый портфель.
— Это хорошо. — Сабодаш тут же передал приметы портфеля по рации дежурному наряду.
— Удачи вам, — кивнул врач.
Машина реанимации все еще стояла под окнами центрального зала. Несмотря на мороз, люди вокруг нее не расходились.
Вместе с дежурным и сержантом Денисов прошел к одноэтажному домику сбоку от перрона, в нем помещалась передвижная камера хранения. Дальше начиналась стройка: глухой забор обнимал строительство новой гостиницы и железнодорожного почтамта, на целый квартал тянулись подъемные краны. Между забором и домиком, в закутке, лежали доски. С одной из них снег был сбит.
— Здесь! — сказал сержант.
В эту минуту послышался звук сирены. Взвизгнув тормозами, остановился милицейский «газик». Сразу же появились люди: инспектор, эксперты, следователь…
В свете фар мелькнуло отверстие в заборе — сквозь него можно было незаметно покинуть вокзал, миновать котлован будущей гостиницы и длинной цепью новостроек уйти к Дубниковскому мосту.
2
— Ищете кого-нибудь? — спросила проводница четырнадцатого вагона, голенастая девчонка в джинсах.
— Инспектор розыска Денисов. Здравствуйте.
— Тоня, — проводница подала руку.
— Первый раз в поездке?
— Что-нибудь не так?
— Нет-нет, все так. — Он подошел к третьему купе, в котором ехал пострадавший. — Вы не помните пассажиров этого купе?