— Имеется обоснованное подозрение, — продолжал он, — что Фридеман не был заключенным концлагеря. На его руке мы обнаружили шрам. Можно предполагать, что там удалена татуировка, которую носили эсэсовцы. Сегодня я получил листочек из этого загадочного блокнота. На нем отмечена дружеская встреча с бывшими офицерами СС. Говорит вам такое знакомство о чем-нибудь?
Художник, по-видимому, был страшно возбужден.
— Вы оказались жертвой фальсификации, — возразил он. — Я познакомился с Вальтером Фридеманом в 1942 году. В октябре 1943 года он пошел за меня в карцер. Когда нас выгнали на поверку, я потерял кепку. Он сунул мне свою и получил за это десять суток карцера. Он же взял на себя вину, когда я опрокинул банку с типографской краской.
— С типографской краской? — переспросил Шельбаум.
Фазольд насторожился.
— Да, мы проводили опыты с новым способом фототипии.
Шельбаум молчал. Деталей, ставших ему известными, было достаточно для того, чтобы рассеять все свои сомнения. Тем не менее он не мог освободиться от чувства, что Фазольд не только тогда, но и сейчас не понимает смысла жертвы, приносившейся ради него.
Художник вынул помятое письмо из нагрудного кармана застиранной фланелевой рубашки.
— Его я получил вчера утром, — сказал он. — Оно написано Гансом Рингельблюмом, бывшим вместе с нами в заключении и живущим теперь в США. Он знал Фридемана и через меня передает ему привет.
Шельбаум прочел письмо.
— Господин Рингельблюм переписывался также и с Фридеманом? — спросил он.
— Я не знаю. — ответил Фазольд.
Обер-комиссар задумался. Ему вспомнился ключ, найденный в кармане покойника. Он достал его.
— Вы не знаете назначения этого ключика? — спросил он.
Художник долго смотрел на ключ. Затем отрицательно пока чал головой.
— Ни малейшего представления.
Шельбаум встал.
— Последний вопрос, — сказал он, — и я уйду. На вечеринке вы были с Деттмаром, следовательно, Деттмар подвез вас в гости на своей машине. А как вы добирались домой вечером?
Вопрос, казалось, вывел Фазольда из состояния оцепенения.
— На берегу у причальных мостков была моя лодка, — сказал он. — Я вернулся на ней.
— У причальных мостков, где повесился Фридеман?
Художник кивнул.
— Прекрасно, — сказал Шельбаум. — Тогда прощайте.
Эвелин видела, как Маффи ставил мотоцикл на стоянке. Она была и растерянна и рассержена. Вскоре после обеда он с оглушительным треском подкатил к ее дому и предложил прокатиться во Фриденау.
— Что тебе там понадобилось? — устало спросила Эвелин.
— Скачки, чего же еще, — отрезал он с раздражением. — Ты что, в первый раз слышишь о лошадях?
Эвелин смотрела сейчас на него другими глазами. Она пыталась уверить себя, что Ковалова обманула ее, но внушение старухи не исчезало.
Маффи подошел к ней, и они направились к ипподрому.
— Какие места вы нам порекомендуете? — несколько высокомерно спросил он, подойдя к кассе.
— Шиллингов за десять, — ответила кассирша.
Маффи покраснел оттого, что его так дешево оценили, но промолчал. Он раскрыл программу, внимательно просмотрел список стартующих лошадей, отметил что-то и сказал:
— В следующем забеге ставлю двадцать шиллингов на Броката и Сурка. Пойдем к тотализатору.
Она послушно двинулась за ним. Позади трибуны Маффи остановился перед турнирной таблицей и с завистью произнес:
— За ставку в каких-то десять шиллингов выплачивают сейчас шестьсот двенадцать. Вот это да!
«Неужели он жаден? — спросила себя Эвелин. — Но кто в наше время может обойтись без денег? Я ведь тоже больше люблю полный кошелек, чем пустой».
Из манежа конюхи выводили лошадей для следующего забега. Эвелин смешалась с толпой любопытных, и Маффи долго разыскивал ее, сердясь, что так и не дошел до кассы тотализатора. Наконец он увидел Эвелин. Рядом с ней стоял низкорослый человек с непомерно крупной головой. Растопырив локти, он копался в своем бумажнике, где, как отметил Маффи, лежали деньги. Маффи увидел даже купюру достоинством в пятьдесят долларов. «Иностранец, спускающий валюту на ипподроме», — подумал Маффи. В этот момент незнакомец поднял голову а взглянул на него. Какое-то мгновение он казался испуганным, но затем дружески улыбнулся и сказал:
— Господин Маффи? Вы также хотите испытать свое счастье?
— Я не думал, что вы интересуетесь бегами, господин Фазольд, — холодно ответил Маффи.
Художник нервно рассмеялся.
— Меня многое интересует. Иначе я не был бы художником.
«Он играет на доллары, — подумал про себя Маффи. — Откуда они у него?»
Художник фамильярно схватил его за рукав.
— Я охотно побеседовал бы с вами, — сказал он. — Не найдется ли у вас для меня пары минут?
— Пойди к кассе, Эвелин, — сказал Маффи, — и поставь в следующем забеге на тройку и восьмерку. Вот деньги.
Когда Эвелин ушла, Фазольд спросил:
— Нет ли чего нового по делу Фридемана? Вальтер был моим близким другом.
Маффи сдержанно ответил:
— Следствие продвигается.
— Вы кого-нибудь арестовали?
— Одного из террористов, — рассмеялся Маффи.
Художник нетерпеливо махнул рукой.
— Он к делу непричастен.
— Откуда вы знаете?
— Я в дружбе с Карин Фридеман. Полагаю, что в этой игре замешаны совершенно другие лица…
— Вы имеете в виду вашего друга Деттмара?
— Деттмар мне не друг, — возразил художник. — С ним я никаких дел не имею. Кстати, он уже пойман?
— Послушайте, — резко сказал Маффи. — Что вы, собственно, хотите?
Фазольд потупил взор.
— Жаль, что вы скрытничаете, — пробормотал он. — Я бы мог вам кое-что сообщить. Ну а так…
— Вы обязаны сказать нам все, что знаете, — перебил его Маффи, впадая в ярость от этих глупых расспросов. — Иначе вам грозит наказание.
— Вы неправильно меня поняли, — испуганно сказал Фазольд. — О следствии мне ровным счетом ничего не известно. Просто я мог бы вам помочь уяснить те или иные детали…
— С благодарностью отказываюсь от вашей помощи, — раздраженно сказал Маффи.
Когда вернулась Эвелин с билетами, он отвел ее к своим местам рядом с трибуной.
— Чего он хотел от тебя? — спросила Эвелин. Она несколько раз видела Фазольда на вилле Фридемана и узнала его сейчас.
— Он умирает от любопытства! — гневно произнес Маффи. — Не мог бы я ему кое-что сообщить… А сам он ровным счетом ничего не знает, убогий кретин. Стоп, — спохватился он, — начинается следующий забег.
Лошади выстроились на старте.
— Я хотела тебя кое о чем спросить, — решительно сказала Эвелин. — Только не сердись на меня.
Следя за лошадьми, Маффи всем корпусом подался вперед.
— Что у тебя? — нетерпеливо спросил он.
— В ночь, когда умерли Фридеманы, ты был в саду, — неуверенно начала Эвелин.
— Был, — согласился Маффи. — Ты меня сама послала.
— Ты видел кого-нибудь в саду?
— Видел? — повторил он удивленно. — Никого не видел.
— Ни одного человека?
— Что с тобой такое? — спросил он подозрительно. — Конечно, я не видел ни одного человека.
— Ты ни с кем не разговаривал?
— Ты что, сошла с ума? — вспылил он. — Я… — В это время прозвучал гонг, и он вскочил с места. — Брокат идет неплохо, — пробормотал он про себя. — Да и Сурок тоже.
— Ты действительно?… — спросила Эвелин.
— Тихо! — крикнул он. — Они завершают забег, выходят на финишную прямую. Впереди Брокат! Сурок третий! Он обгоняет! Брокат! Сурок! Темп! Нажми!
Лошади пересекли линию финиша. Маффи опустился на скамейку и вытер со лба пот.
— С ума сойти, — сказал он, переполненный счастьем. — Первый Брокат, за ним Сурок. Мы выиграли! Это же полторы тысячи за десятку!
— Я тебя спросила, не разговаривал ли ты с кем-нибудь в ту ночь, — упорно повторяла Эвелин.
— В какую ночь? — удивленно спросил он. — Ах да, тогда, когда это случилось с Фридеманами. Оставь меня в покое. Какое мне дело до Фридеманов? Мы выиграли! — Он попытался обнять ее, но она отстранилась.
— Эдгар! Если я тебе хоть капельку дорога, то скажи мне, что ты в деле Фридемана…
Маффи вынул билеты из кармана и впился в них взглядом, не веря своим глазам.
— Какие цифры ты назвала, когда покупала билеты? — спросил он каким-то свистящим шепотом.
— Как ты и велел — тройку и восьмерку.
— А что здесь?
Дрожащими руками Маффи потряс перед глазами девушки билетами.
— Ты поставила на двойку и восьмерку! — крикнул он. — Ты расспрашиваешь меня всякую чепуху о Фридеманах, как будто я имею какое-то отношение к их смерти, и лишаешь меня такого выигрыша. Я мог бы тебя…
Он был в бешенстве. Эвелин какое-то мгновение смотрела на него в полной растерянности, затем поднялась и ушла.
Они стояли под аркой Райхсбрюкке на Мексикоплац, окутанные мраком. Лестница, спускавшаяся сверху, заканчивалась приблизительно метрах в двадцати от них.
— Великолепное местечко, — проворчал обер-комиссар. — Ни души вокруг. Они могли сбросить вас в Дунай, Алоис, и ни кто бы ничего не заметил.
— Они не пошли бы на это, — меланхолично произнес Нидл.
Шельбаум пробурчал нечто невнятное. Вчера, уходя от Фазольда, он был полон решимости любыми путями выяснить дело. Вспомнил показания Эвелины Дзуры, которая видела Фридемана с французским тайным агентом Плиссиром. Самым простым было обратиться в отдел «С» министерства внутренних дел. Но он знал наверняка, что там никаких данных не получишь. Другое дело — Плиссир и Каррингтон. Если подойти с этой стороны, то, пожалуй, можно получить неожиданные результаты. Ему казалось, что именно в деле Фридемана решающую роль сыграли иностранные секретные службы.
Нидл был немало удивлен, когда Шельбаум предложил ему использовать свои связи с уголовным миром.
— Сомневаюсь в удаче, — скептически произнес инспектор. — Для них это слишком щекотливо.
— Все же попытайтесь, — полуприказал Шельбаум. — Они-то знают, кто сможет нас проинформировать. Анонимность гарантируется.