аллическая плита.
Теперь бежать к воротам не было смысла. Дикая злоба закипела во мне. «Неужели уйдет? — От этой мысли я чуть не задохнулся. — В тридцати метрах от порта — Приморский бульвар. В это время еще многолюдно. Он смешается с толпой. А может, его ждет машина? Ах ты гад!..»
Высота стены метра два с половиной. Сверху на ней натянута колючая проволока…
Решение возникло само собой. Я уже ничего не соображал. Все за меня делали ноги. Они сами выбрали угол разбега, вовремя сделали ускорение. Толчок! С хрустом посыпались на землю пуговицы тужурки, острое железо полоснуло по животу и лицу, впилось в руки, но я уже был на другой стороне.
Я сразу увидел его — он поднимался по насыпи. Какая-то непонятная сила, как на крыльях, несла меня вперед. Ненавистная спина приближалась. В последнее мгновение нарушитель, видимо, почувствовал неладное, обернулся. Лицо его исказилось от ужаса. Изодранный окровавленный человек летел прямо на него. Я прыгнул, сбил нарушителя с ног, придавил своим телом. Он извивался, хрипел, пытался выбраться. Но я давил, давил его что было силы… И вдруг почувствовал, как кто-то трясет меня за плечо, услышал голос капитана Шевчука:
— Отпусти его, Кузнечиков, задушишь…
6
Неужели я перепрыгнул через стену? Этот прыжок мне снится каждую ночь. И каждый раз я просыпаюсь со слезами восторга на глазах. Удивительное, неповторимое чувство!
После этого задержания я неделю провалялся в лазарете. Потом еще две недели осознавал: со мной что-то произошло. И наконец не выдержал. Дождавшись, когда капитан Шевчук будет один, я постучался и решительно открыл дверь:
— Разрешите обратиться, товарищ капитан!
Шевчук молча кивнул. Он перебирал какие-то бумаги. И взгляд его был напряженным и строгим.
— Товарищ капитан… — Я не знал, как сформулировать свою просьбу, боялся, что она будет выглядеть смешно или даже совсем глупо. — Вы когда-то говорили… я хотел бы воспользоваться…
Капитан ничего не ответил. Он открыл ящик письменного стола, достал оттуда большой конверт, протянул его мне и тихо сказал:
— Вот… Держите!
— Что это? — удивился я.
— Распечатайте. Там все сказано…
В конверте было письмо. Знакомый размашистый почерк тренера!
«Ванюша, милый, здравствуй!.. Капитан Шевчук написал мне о твоем прыжке. Это великолепно! Я всегда верил в тебя!.. Мне кажется, ты сделал то, что нужно… Высылаю план тренировок на три месяца. Начинай! Сообщи о первых результатах. Жду!..»
7
У портовиков оказался отличный стадион. Правда, сектор для прыжков в высоту был простенький, но сейчас он меня вполне устраивал.
Никогда, наверно, я не разминался с таким удовольствием. Потом сразу установил планку на рекордную для себя высоту, не спеша надел шиповки и стал представлять, что я на Олимпийских играх.
В свое время тренер специально для меня — «такого впечатлительного спортсмена!» — придумал этот способ внушения.
Мне казалось, я слышу его восторженный голос:
«Олимпийские игры! Ты знаешь, что это такое? Это сгусток силы всего человечества! Итог достижений нашего биологического вида! Это отчет перед предками и залог потомкам!
У спортсмена увеличиваются силы от одного сознания своей ответственности, от счастья, что он «самый»! Самый сильный человек на земле! Самый быстрый человек на земле! Самый прыгучий человек на земле!
Не торопись! Ты остался один! Ты не имеешь права обмануть ожидание людей… Отмерь разбег. Никто не упрекнет тебя в нерешительности. Ты на грани неведомого…
Все видят, что ты собран. Ты не авантюрист, ты добываешь для человечества новую победу и не должен рисковать…
Ты представитель человечества, и ты обязан показать ему, на что оно способно!
Ты — сын земли! Гордость земли! Слава земли… Вперед!..» Я побежал. Ветер засвистел навстречу. Время, как во сне, стало мягким, тягучим. Мне казалось, что я вижу себя со стороны, контролирую каждое свое движение. Появилось знакомое ощущение уверенности в победе… Толчок! Мах! Нога резко взлетает вверх!..
Серая планка тихо прошуршала подо мной, и я, счастливый, уткнулся лицом в песок…
Леонид ПАНАСЕНКОГНЕВ НЕНАГЛЯДНОЙ
ЧЕРНОЕ ПЛАМЯ
— Откройте окно, — попросил Антуан.
Илья включил проницаемость окна, и в палату ворвался ветер — порывистый, насыщенный влагой и солью. За Большим коралловым рифом гремел и ярился океан. Отсюда, с двадцать восьмого этажа, риф казался белым шрамом на теле океана — месиво из пены и брызг прятало известковые гряды. — Собрались наконец… Вся девятая группа, — прошептал Антуан. Его лицо стало спокойным. Раньше на нем проступал тщательно скрываемый страх, не смерти, нет, скорей всего непонимания происходящего, а вот сейчас, с приходом друзей, отпустило.
— Все трое… — Антуан слабо улыбнулся. — Как вы вовремя, ребята! И все в форме. Значит, при исполнении…
— Четверо! — поправил его Славик. — С тобой четверо. Илья — руководитель группы Садовников.[1] А от Совета миров прилетел Шевченко, ты его знаешь. Через час расширенное совещание всех специалистов… Тебя, Зевс, мы в два счета поставим на ноги…
Больной на школьное прозвище не отозвался. По-видимому, он вообще не слушал Славика — к лицу его опять подступила смертельная бледность. Руки Антуана блуждали по стерильному кокону жизнеобеспечения, пока не наткнулись на руку Ильи.
— Не надо обо мне! — вдруг быстро и жестко сказал больной. — Меня уже нет. Надо спасать людей! Сотни… не знаю, может, уже тысячи… Но это не эпидемия… Это беда! Что-то нарушило равновесие. Может, отдыхающие, может, Рай… Разберитесь, ребята. Как можно скорее… — Он задыхался от слабости. Рука его, поначалу цепкая и требовательная, вдруг истаяла, мертвым зверьком уткнулась в простыню. — Только маме, только маму… Не говорите ей. Придумайте что-нибудь. Мол, потерялся, сгинул в космосе. Чтоб оставалась надежда…
Антуан глянул на лица друзей, и ему стало жаль их. Он через силу улыбнулся и даже попытался пошутить:
— Я знаю, откуда беда, ребята. Мы не понравились Ненаглядной! Поверьте, я знаю женщин. Я все-таки француз…
Голова Антуана упала на подушку, створки кокона жизнеобеспечения сошлись над его лицом — зашелестели инжекторы.
Они вышли в коридор. И тут из белых пространств медцентра появился маленький лысый человечек — академик Янин — и, не поздоровавшись, злым напористым басом заклекотал на Ефремова:
— Где он? Почему вы бездействуете? У вас куча возможностей. Почему Антуана до сих пор не отправили на Землю?
— Перестаньте кричать, — оборвал его Павлов. — Больной не подлежит перевозкам, а телепортация убьет его. Делается все возможное. Более того — к нам прибыли лучшие специалисты со всех Обитаемых миров.
— Картина крови? — Губы академика Янина горестно сжались.
— Полное прекращение кроветворения, — ответил за Павлова Илья. — Без малого две недели. Я в прошлом тоже, кстати, врач. Все возможности — кокон жизнеобеспечения.
— Парнишка мой… — пробормотал академик. Он как бы съежился, стал еще меньше. С надеждой спросил: — Насколько я знаю, кокон может годами поддерживать?..
— Практически вечно, — сказал Павлов, глядя поверх головы Янина. — Некротированные ткани и органы постепенно убираются. Остается мозг. Вопрос в другом: захочет ли он…
— Нас учили управлять организмом, — пояснил Илья, преодолевая спазм в горле. — Когда он поймет, когда устанет…
Короче, он сам может остановить сердце.
— Но ведь кокон!.. — опять вскричал академик. — Черт возьми, кто ему позволит…
— Рядовой Садовник умеет больше, чем йог высшего посвящения, — тихо сказал Егор. — Он погасит мозг.
— Извините, друзья. — Илья шагнул к выходу на кольцевую лоджию-сад. — Через два часа совещание. Извините, мне надо побыть одному.
Память опять прокручивала кадры последних дней, а помимо них и сквозь них все проступало и проступало лицо Антуана, и сердце сжимала непроходящая боль. Откуда пришла беда? Где она? Откуда проросли корни зла, где и почему вспыхнуло черное пламя смерти? Масса вопросов и ни одного ответа.
— Повтори сообщение Совета миров, — попросил он Помощника.[2]
— Ненаглядная, ведущий курорт Обитаемых миров, аналог Земли, — тихо зашелестел бесстрастный голос. — На планете находится на сегодняшний день свыше восемнадцати миллионов отдыхающих. Вспышка острой спонтанной лейкемии зарегистрирована четвертого марта. Жалобы — лихорадка, слабость. Экспресс-анализы показали, что у всех четырехсот шестидесяти пациентов кровь наводнена молодыми патологичными клетками. География эпидемии…
— Это не инфекционное заболевание, — поправил его Илья.
— Термин применен к конкретному явлению, — возразил Помощник. — География эпидемии: Золотой Пояс — триста восемьдесят семь случаев заболевания, архипелаг Согласия — двадцать три, Северная Пальмира — тридцать шесть, континент Центральный — четырнадцать. Тщательные исследования воздействия ионизирующих излучений или лейкозогенных веществ не обнаружили…
«Вот оно, — с тоской подумал Илья. — Спонтанный! Значит, самопроизвольный, вызванный не внешними воздействиями, а внутренними причинами. Однако такой подход исключает эпидемию. Выходит, что внешний фактор все-таки есть. Неизвестный нам, недоступный приборам…»
— …Объявлена официальная версия, что с Вечных топей проникли комары, переносчики плазмодийной горячки (местный вид малярии). Течение обеих болезней внешне сходное… Четвертого марта, — добавил Помощник, — объявлен общепланетный карантин. Никаких ограничений в общении и отдыхе не вводилось. Запрещен лишь выезд.
— Какое сообщение курорта с Землей? — спросил Илья. — Имею в виду пассажирское. Линия Ненаглядная — Земля. Есть ли рейсовые?
— Восемь лет назад, ввиду необычной популярности курорта, построена станция нуль-пространственных переходов. Переход Ненаглядная — Земля оборудован десятью кабинами массового пользования, интервал между импульсами — двенадцать минут. Максимальная загрузка каждой кабины — сто пассажиров.