— Геометрический центр Пятна совпадает с какой-нибудь приметной деталью рельефа равнины Атланта?
— Лучше сказать — гипоцентр. Вам, собственно, это зачем?
— В таком тумане легко заблудиться дажё на самой окраине.
— Понял. По нашим расчетам, гипоцентр можно отождествить с кратерком-малюткой, диаметр которого не превышает полусотни метров. В Лунном кадастре кратерок этот числится под номером шестьсот шестьдесят шесть. Абсолютно банальный ориентир.
— И на том спасибо. У вас ко мне все?
— Ну что ж, Андрей, ни пуха ни пера!.. На вашу долю выпала рискованная, сложная, но очень важная для родимой планеты миссия. С другой стороны, русскому человеку не привыкать нести на своем хребте судьбы мира. С нетерпением ждем вашего возвращения. Будьте здоровы! Связи конец.
Андрей поднялся. Молча постоял, оглядывая запорошенное инеем полушарие Япета. Он не знал, что сказать экзоту на прощание.
— Ладно, шкип, мягкой тебе посадки, — первым заговорив Аганн. — Только не проходи над центром Пятна и… вообще не суйся в его центральную область. Одному дьяволу известно, какое варево там закипает.
— Спасибо, кэп. Я пошел… — В дверном проеме Андрей задержался. — Гостей надо будет устроить здесь поудобнее. Волей-неволей ты теперь комендант. — Ощущая спиной взгляд новоиспеченного коменданта, он оглянулся и обомлел: оскалясь в очередной гримасе, Аганн сверкнул двумя рядами зеркально-блестящих зубов!..
— Лучше бы ты о себе подумал, — произнес экзот блистающим ртом. — Не верю я в инозвездных пришельцев, несмотря на дьявольски четкую геометрию этого кругляка… Но если чудо произойдет и ты их там встретишь, передай им мое проклятие. Мое и всех тех, кого они убили на Обероне. А заодно и свое…
Дверь закрылась.
7. ОБЛАКО БЕЗ ШТАНОВ
Андрей брел по коридору почти бездумно, как во сне. В голове роились обрывки мыслей — ни на одной из них он не мог толком сосредоточиться. Перед глазами блестящий оскал… Наконец его остановило смутное ощущение чего-то незавершенного. Перед стартом он должен был что-то сделать. Но что? Ах да, карта Япета…
Подключив принесенный с собой фотоблинкстер к ииформканалу библиотечного дисплея, он просмотрел на экране кассету с необходимым ему подразделом Лунного кадастра. Стометровая метеоритная яма № 666 на карте выглядела меньше макового зерна.
По дороге в скафандровый остек он чуть ли не всерьез прикинул, нельзя ли употребить для десанта тяжелый скафандр противорадиационной зашиты типа «Сентанк». Шальная прикидка была отзвуком пережитой паники. Слов нет, чудовищный панцирь «Сентанка» — хорошая биозащита (выдерживает лучевую нагрузку рабочей секции стеллараторов), но и только. Он представил себя в неповоротливой бочке «Сентанка» в кабине катера. Н-да… Более верного способа гробануться в долине Атланта пожалуй, и не найти. Что ж, надо топать в обыкновенном корабельном скафандре типа «Снегирь». Один раз кираса обыкновенного «Снегиря» отразила атаку «мягких зеркал» (даже экзот удивился), так почему бы ей не продолжать в этом же духе.
Из ветротоннеля его вынесло прямо к двери переходного тамбура. Дверь мягко открылась, он по инерции влетел в тесноватое помещение, в котором манипулировал кнопками санобработки полтора часа назад, и с ходу прильнул к стеклу квадратного иллюминатора: в скафандровом отсеке было светло и чисто. Что-то заставило его посмотреть на экран аварийного оповещения — он посмотрел и почувствовал, как шевельнулись волосы на голове. В голубом экранном прямоугольнике зияла угольно-черная пятипалая дыра, как если бы кто-то насквозь продавил поверхность экрана ладонью левой руки. Великое Внеземелье!..
Но это была не дыра: иллюзию углубления создавала контрастная чернота плоского отпечатка на фоне светящейся голубизны. Он сразу все понял, инстинктивно отпрянул, крепко стукнувшись головой о корпус парящего в воздухе фотоблинкстера: «А черт!» Снял блокировку с автоматики замка двери скафандрового отсека и покинул тамбур так резво, будто спасался от пчелиного роя.
Дверь сработала за его спиной с быстродействием гильотины: «пфф-крэк!» Опомнившись, он извернулся в воздухе, прильнул к иллюминатору, чтобы снова взглянуть на черную пятерню, не мог поверить в этот кошмар до конца. Издали «черный след» уже не казался дырой — выглядел плоским. В тамбуре у него и мысли не возникло сравнить размер отпечатка с размером своей ладони. Видимо, следовало бы сравнить… для порядка… однако он слишком хорошо понимал, что не сделает этого. Не прикоснется к черному силуэту. Ни за что. Да и не стоило этого делать… Не было смысла. Полтора часа назад он, выплывая из тамбура, оттолкнулся левой рукой от экрана. Он сразу вспомнил об этом, как только увидел дьявольский отпечаток, и сразу все понял, но только сейчас нашел в себе смелость это признать. На борту «Анарды» он встретил единственный «черный след» — свой собственный… Очень мило.
Андрей оттолкнулся ногами от переборки и поплыл вдоль гардеробного ряда.
Предстартовой экипировкой руки занимались самостоятельно. Без участия головы. Мозг парализован мыслью о полной необратимости положения, чувства — ужасом. Как падение в пропасть: летишь в самых что ни на есть привычных условиях невесомости, но превосходно знаешь, чем это кончится. Тогда в Гималаях это кончилось, к счастью, глубоким сугробом на склоне и ободранной физиономией. Здесь безнадежность полная. «Мягкие зеркала» достали его сквозь скафандровую кирасу, и теперь он, по сути дела, на одной доске с Аганном и другими экзотами. «Черный след» — аргумент, против которого не попрешь.
Темнотища в закрытом вакуум-створе — глаз выколи. По словам Аверьяна, экзоты видят в темноте. Он ничего не видел. Ни зги… Он все время взвешивал свое внутреннее состояние на весах ощущений, пытаясь уловить в себе хоть какие-нибудь признаки экзотических изменений. Их не было. Никаких. Абсолютно. Даже пресловутого ядовито-железистого привкуса на языке не было и в помине. Но теперь он по крайней мере знал, в чем дело. Копаев ведь говорил, что прикосновением к действующему экрану экзоты способны освобождаться от «чужеродного заряда» На какое-то время. Именно это позволяло им запросто проходить медосмотры спецкарантина. Так-то вот, эксперт… Как и предсказывал Аганн, самое занятное ждет тебя впереди.
— КА-девять. Контакт. Открыть гермолюк.
В темноте вспыхнули бортовые огни «Казаранга».
— Свет, — добавил Андрей.
Щурясь от избытка иллюминации, он осмотрел участок стены, где недавно блистали зеркальные кляксы. Никаких следов. Будто бы этой блистающей мерзости никогда здесь и не было. В кабине драккара он пробрался вперед к пилот-ложементу, закрепил фотоблинкстер и, пристегнувшись к сиденью, с помощью пневмораздвижки отрегулировал габариты спинки по габаритам своего скафандра. Соединил разъем электрокоммуникаций. Пошевелился, проверяя свободу движений рук и ступней. Покачал рукоятки управления, опробовал, как дышат под пальцами диффузоры и гашетки, подал команду закрыть гермолюк. Необыкновенно ясно представилось вдруг, что в ложементе второго пилота кто-то сидит. Он преодолел в себе искушение немедленно оглянуться (второй ложемент был чуть правее и сзади), но потянул из спинки полужесткий штатив зеркала. В зеркальном овале отразилась задняя половина кабины. Ложемент второго пилота был, разумеется, пуст. «Нервы шалят», — угрюмо подумал Андрей, сдвигая на рукоятках контактные ползунки в положение «предстартовая позиция». Кабина преобразилась: полупрозрачная оболочка будто растаяла перед глазами, обнажив убогий интерьер вакуум-створа, и точно так же возникли широкие «проталины» экранных окон, открыв для обзора участки помятой палубы.
Катер автоматически подал сигнал на сервомоторы вакуум-створа — щит уполз в потолок, распахнулась звездно-черная пропасть. Андрей окинул взглядом созвездие Девы, вздохнул с облегчением. Шелест вздоха заставил дрогнуть крылья зеленого мотылька индикатора звукозаписи, — на драккарах голос пилота фиксируется. Бывают десанты, когда уцелевшая бронированная кассета с несколькими фразами пилота — единственный ключ к разгадке обстоятельств катастрофы десантного катера.
— Информсистема функционирует нормально, — сказал Андрей. — Выхожу на позицию старта.
Катер встряхнуло. Телескопические штанги захвата, медленно удлиняясь, вывели машину за пределы вакуум-створа. Андрей оглядел чернеющую под ногами ночную сторону Япета и удивился глухой тишине в шлемофоне: стрекотания не было слышно. И вообще ничего не было слышно. Такого идеального радиобезмолвия он за всю свою летную практику еще не встречал. Занятные радиометаморфозы у этого планетоида…
— Позиция старта. Ничего не слышу, полное радиомолчание. Судя по индикаторам, система связи в порядке.
Три щелчка в шлемофоне (сигнал минутной готовности) замигали секундные марки времени. Андрей отстрелил кабель дистанционного контроля, привычно окинул взглядом всю картину индикации, выхватывая главное.
Смутной тенью скользнула какая-то нехорошая мысль. Он не успел за ней проследить, щелчок в шлемофоне и вспыхнувший транспарант «Захват чист» мгновенно переключили его внимание на другое. Снежное облако выхлопа стартовой катапульты, нарастающий крен. Слева по борту — черная стена планетоида над головой — бортовые огни «Анарды». Реверс-моторами он «подработал» ориентацию «Казаранга» и дал тормозной импульс для схода с орбиты. Перегрузка вдавила тело в амортизаторы ложемента. Пульсирующие носовые огни танкера немедленно отодвинулись куда-то в звездную высь и начали отставать — катер, уменьшив скорость, обогнал «Анарду» в плоскости орбиты (кажущийся парадокс, перед которым здравый смысл человека, малознакомого с динамикой орбитальных полетов, обычно пасует).
— Первый тормозной импульс отработан нормально. Определился на траектории сближения, даю второй.
В шлемофоне тихо звенело. Очень тихо — где-то на пределе слышимости. Слабенький звук (лучше сказать, призрак звука) вяз в мягкой, как вата, тишине, и Андрей пожалел, что не наполнил кабину воздухом. По крайней мере, свист флаинг-моторов был бы слышен отчетливо. Теперь уже поздно, от перепада температур, чего доброго, запотеет стекло гермошлема. «„Снегирь“ есть „Снегирь“, — думал он, — экспериментировать не стоит».