На двухметровой высоте над полом были проложены доски, по ним ступал артист, игравший мальчика. Внизу толпились работники съемочной группы. Чувствовалась нервозность. Снимать собирались с тележки снизу вверх — с видом на затейливый орнамент в нише под потолком.
Денисов огляделся: Туйчиева нигде не было.
— Я подаю реплику за калифа, — режиссер-постановщик, бородатый, русый, в наброшенном на плечи тулупе, в волчьей шапке, напоминал помора. — Внимание! «Слоненок придет к тебе домой этой ночью! Только не закрывай калитку! И не проспи! Слышишь, мальчик?»
Здесь же стояла директор картины Салтыкова, осанистая, крупная блондинка; Денисов узнал ее по описанию Туйчиева.
— Передайте, пожалуйста, директору, — Денисов протянул визитную карточку одному из рабочих, стоявшему у входа.
— Момент…
Денисов отошел во двор — мощеный, пустой, огражденный высокими стенами. В стенах помещались когда-то кельи учащихся медресе.
По двору гулял ветер. Над одной из башенок вверху белел месяц, плоский, похожий на стертый гривенник.
Вскоре подошла Салтыкова.
— Вы Денисов? Я директор картины.
Вечер был холодным. На Салтыковой была плоская меховая шапочка, брюки, крупной вязки свитер. Сверху наброшена еще меховая куртка.
— Как ужасно то, что произошло! Мы здесь сидим… — Она заговорила быстро, искренне: — Ничего не знаем, кроме своего кино! Как все случилось?
Денисов коротко повторил то, что Салтыкова знала; остальное до раскрытия преступления составляло следственную тайну.
Разговаривая, они сделали несколько шагов к выходу, остановились снаружи, на ступенях. Здесь было не так мрачно. Впереди, через дорогу, высилось светлое древнее медресе Улугбека.
— Больше ничего не известно, — закончил Денисов.
— Меня волнуют подотчетные суммы.
— За этим я и приехал.
— Вы долго здесь будете?
— Завтра я должен быть в Ташкенте.
У нее испортилось настроение.
— Он уезжал всего на три дня. Понимаете? Я была на съемках в пустыне… — Салтыкова принялась объяснять: — Меня здесь спрашивали в управлении: «Почему такая большая сумма на руках?» А что делать? Каждый день платежи! Ни кассы, ни сейфа! На честном слове да на голубом глазу…
— Где будет сниматься эпизод со слоненком? — спросил Денисов. — Я знаю, что вы искали дворик. И погибший тоже искал, ходил к Фавзи-фотографу…
— Ему хотелось творческой работы.
— Он нашел, что искал?
— Неизвестно. Если бы не эта трагедия… Кругом беда! Съемки по графику заканчиваются, а ничего не снято со слоном! Точнее, со слонихой. Дрессировщики предпочитают слоних — они более покладисты… И вообще! Туман видели? И так каждый день. Да еще провозились с верблюдами…
Каждый думал о своем.
Их прервали:
— Маха, угости сигареткой. — Маленькая, похожая на подростка девочка в кедах, с ножницами, с тетрадью подошла к Салтыковой. Скорее всего ей было просто интересно, с кем и о чем беседует директор картины.
Салтыкова вынула пачку «Стюардессы», она оказалась пустой, сунула назад, в карман куртки. Девочка взглянула на Денисова. Он покачал головой.
— Без сигарет остались. — Она пошла в павильон.
— Не дадут поговорить, — сказала Салтыкова. Пояснила: — «Маха» — это за мою шапочку…
— Что вы могли бы сказать о его личной жизни?
Салтыкова пожала плечами:
— Была ли она здесь? Девочки жаловались на невнимание. В том числе и эта, что сейчас подходила.
— У него было много приятелей?
— Да нет. Работа такая… Это ведь только кажется простым — «приехали, сняли картину». А машины? А вертолет, гостиницы?! Встреть актера, обеспечь билетами, отправь… В поезд усади! А арбы, золоченые пояса, халаты?!
Из-за поворота впереди мелькнули огни. У медресе Азиз-хана остановилась милицейская патрульная машина. Старший сержант взбежал по ступенькам:
— Товарищ капитан…
Денисов узнал постового — в числе трех милиционеров он был днем в чайхане — с тонкими усиками, умным, сметливым лицом.
— Я за вами, — старший сержант не подал вида, что тоже узнал Денисова. — Капитан Туйчиев просит в милицию аэропорта. Он там с человеком, которым вы интересуетесь.
— В милиции аэропорта?!
— Капитан Туйчиев просил не задерживаться. Если можно.
Туйчиев имел в виду время, после которого без настоятельной необходимости следственные действия не могли по закону иметь место.
— Ходжиакбар, экскурсовод… — спросил Денисов у Салтыковой, — Это имя о чем-нибудь говорит вам?
— Впервые слышу. — Прощаясь, Салтыкова подала руку. — Что ж теперь будет, если деньги не найдутся?!
— Мы в гостинице поговорим.
Милиция аэропорта размещалась в небольшом вагончике и напоминала зимовку полярников — с антенной на крыше, с маленькими окошками, по два в каждой половине.
У стола сидел смуглый парень с кашне под пиджаком. Он заметно нервничал. В манере носить кашне угадывался чужой уличный шик.
— Бахти расскажет обо всем. Он дал слово… — Туйчиев сжал тонкие губы трубочкой, словно собирался дуть. — Но главное я должен открыть сразу. Он не был в день преступления в Москве. Мы с Ташевым проверили. Жил в доме у Фавзи. Как я и думал. Фотограф скрыл это от нас. Так что версия о преступнике из Бухары, видимо, несостоятельна…
Гаранг поднял голову. Он не произвел впечатление человека эмоционально глухого, по крайней мере в эту минуту, когда дело коснулось его лично.
— Разочарованы? — У него были выразительные большие глаза. — Вам, наверное, лучше, чтобы как раз виновен?! Смотришь, командировка завершилась, благодарность начальства…
Денисов пожал плечами:
— Если б оперуполномоченный искал только конца собственным хлопотам… — Он спросил: — Как вы познакомились с администратором?
— Разговорились в баре. Уж не помню, кто начал. Его тоже интересовали ансамбли, записи… У меня дома стереоцентр, он собирался посмотреть… — Гаранг отвечал с готовностью. — Потом я к нему приходил. В гостиницу.
— Выпивали?
— В «Зарафшане». В «Бухаре» ресторан не работал.
— Кто платил?
— Он.
— Из красной сумки?
Гаранг облизнул воспаленные губы.
— Красную сумку он не брал в ресторан, оставлял в номере.
— Знаете, что в ней?
— Он показал. Деньги. В пачках.
— Девятого вы были у него в гостинице. Сразу прошли в номер? В подсобку не заходили?
— Я даже не знаю, где подсобка. В конце коридора? — Было похоже, Гаранг говорит правду.
— Красную сумку видели в номере?
— Она стояла рядом с кроватью.
— Потом?
— Я ушел. С того и началось. В ресторане Лутфулло Закиров завелся. Пошел с ножом… Вы же знаете!
— Администратор не говорил, что кто-то ему угрожает? Запугивает? Мстит?
— Нет.
— В Москву он ехал с охотой, без боязни?
— С радостью! Он сам сказал: «С легким сердцем, с большими ожиданиями…»
— Хорошо. — Денисов посмотрел на часы.
— А меня куда? — В последнюю минуту Гаранг заколебался. — На Лошадиный рынок? — На бывшем Ат-Базаре — Лошадином рынке, Денисов знал, находился следственный изолятор.
— Пойдешь к отцу, — своим тонким тихим голосом сказал молчавший все это время Туйчиев, — хотя я не уверен, что ты снова что-нибудь не выкинешь…
— Никогда! — У Гаранга перехватило горло, он, перешел на шепот: — Я свободен?
У опорного пункта на улице Туйчиев оставил машину. Дальше шли пешком. С темнотой вид Старого города изменился. Исчезли неряшливые провода; улицы выглядели Уже, дома — выше. Установилось голубоватое равенство тонов.
— Это здесь.
Экскурсовод оказался моложавым, с серебряным из-за седины отливом волос. Поздоровавшись, Ходжиакбар пропустил. их вперед, пошел сзади. Через минуту, оставив в передней обувь, они входили в гостиную.
Пока Туйчиев на узбекском коротко объяснял цель визита, Денисов оглядел помещение. Он сразу понял, что ничего подобного не видел, не представлял.
Стены гостиной были покрыты разноцветной росписью. Она окаймляла неглубокие декоративные ниши, в которых стояла причудливых форм посуда — кувшины, чайники, пиалы. Ширину пола закрывали ковры.
«Вот и ответ на мой вопрос, — подумал он — Вместо того чтобы расспрашивать людей на улицах про дворики, погибший администратор нашел экскурсовода — человека, который лучше других знает старую Бухару!»
— Красиво, — сказал Денисов.
Хозяин дома скромно кивнул.
Экскурсовод не знал о гибели своего знакомого, Денисов догадался об этом по вырвавшемуся у него короткому стону, после одной из фраз, сказанных Туйчиевым, по вскинутым на мгновение, словно отстраняясь от беды, рукам. В остальном Ходжиакбар вел себя просто, со сдержанным участием.
— Погибший был в этом доме… — Туйчиев одной фразой подвел итог разговору с хозяином.
— Здесь он спал перед отъездом. — Ходжиакбар кивнул на кушетку в углу. Он сносно говорил по-русски. — «Хочу, — сказал, — узнать, какие сны в бухарском доме».
— Предполагалось, что тут будут съемки? — спросил Туйчиев.
— Да. Здесь будто бы живет мальчик и его родители. Садитесь, — Ходжиакбар показал на стулья. — Сейчас сделаем чай…
— Мы спешим, — сказал Туйчиев. — Извините нас. Работа!
— Что делать… — Ходжиакбар кивнул. — Однажды мальчик оставил калитку открытой, задремал и увидел слона, когда тот входил во дворик.
— Через калитку?
— Вход думали расширить.
Денисова интересовал погибший.
— Вы виделись с ним утром десятого, перед отъездом в аэропорт?
— Я вез его в своей машине.
— И видели все время, вплоть до регистрации?
— И потом, когда шла посадка.
«Вот оно!» — понял Денисов.
— Он шел не один?
— Один. Мне было его хорошо видно.
— Сколько у него было сумок с собой? Помните? Из гостиницы он ушел с двумя. И в Старый город тоже пришел с двумя.
— Вторую сумку он оставил здесь, — просто сказал экскурсовод. — Наверное, я должен был сразу сказать.
— Вы сохранили ее?
— Она на втором этаже, в балхане. Я ждал каждый день, что кто-то зайдет со студии…