— Вы все еще боитесь? Где ваш муж?
— Вы не выполнили моей просьбы. Вы отказали мне в охране для Яна.
Поручик прошел в комнату и сел в кресло.
— Я принял решение установить здесь охрану.
— О боже, наконец-то! Если только эта охрана хоть чем-нибудь сможет нам помочь.
— Возьмите себя в руки! Я оставлю здесь своих людей Вам легко будет позвать их на помощь в случае необходимости.
— А случай с Сивецким? Его смерть ужасна… Эта крыса…
Поручик с неприятным чувством наблюдал за ее нарастающим возбуждением. Движения Дороты стали какими-то нескоординированными, а в глазах появился нетерпеливый огонек.
— Вы были у доцента Грудзинского в тот вечер? — неожиданно спросил Берда. — Вы послали его к Сивецкому. Когда он был у Сивецкого?
— Не знаю, — машинально ответила она, — Я не знаю, во сколько он там был.
Итак, она выдала Грудзинского.
— Он вышел вместе с вами?
— Да, мы вышли вместе. Я ждала его минут пятнадцать—двадцать у ворот. Он выбежал и рассказал мне все о крысе. Это ужасно. Вы видите, что может ожидать моего…
— Значит, это произошло именно так?
— То есть как? — только сейчас поняла она. — То есть как, он вам этого не говорил?
— Это несущественно. Спасибо и извините.
Он вышел. Позади него одна за другой гремели щеколды замков. Он услышал удар тяжелого засова. Потом приглушенный спор между мужем и женой.
Возможно, доцент Грудзинский убил Сивецкого, имея с ним давние счеты, причиной которых была жена профессора. Сам по себе тот факт, что ни он, ни она сразу же не дали знать милиции, был подозрителен и бросал тень на этого человека. Ну что ж, вызовем пана доцента. Пусть выложит все, что знает. А знает он, пожалуй, много.
Внизу у дома дежурили люди из охраны, присланной Бердой. Дорота хорошо видела их. Теперь она вместе с Яном псе чаще подходила к окну, всегда занавешенному портьерой. Один из охранников в сильно надвинутой на уши шляпе был низким и коренастым.
— С первого взгляда видно, что это шпик, — сказала Дорота.
Другой охранник был немного повыше и отличался необыкновенной худобой и неряшливостью в одежде.
— И этого я бы сразу заметила, если бы захотела напасть на дом, — сказала она. — Интересно, есть ли еще другие?
Осенний вечер струил в эту комнату сквозь оранжевые портьеры приятное теплое свечение.
В дверь кто-то неожиданно постучал. Потом раздался звонок.
— Не надо, это ловушка, Янек! Спрячься! Я опять закрою тебя. Умоляю!
Он так привык к приступам ее ярости, что почти автоматически повиновался. Она втолкнула его в спальню, схватила свое оружие и, подойдя к входной двери, выкрикнула:
— Кто там?
— Милиция! Взгляните, пожалуйста, через глазок. Вот удостоверение.
Она наклонилась. Действительно, на удостоверении была печать милиции. Это был один из тех людей, которые целый день ходили под окнами. Но все равно Дорота медлила отодвигать засов.
Она бросилась к Яну, не обращая внимания на возобновившийся стук в дверь.
Милиционер кричал через дверь:
— Я хотел позвонить от вас поручику Берде. Это ближайший аппарат.
Ян оттолкнул от себя Дороту.
— Уедем сегодня же вечером, — сказал он. — Рано или поздно эти крысы догонят нас.
Яна охватила паника. Сейчас он сам все больше убеждался в том, что ему не миновать скорого прощания с жизнью и что месть профессора неминуемо должна обрушиться на него.
— Прошу тебя, уедем.
— Отсюда лучше не выходить.
Ян вдруг почувствовал, что Дорота стала тяготить его.
— Нам нужно уехать сегодня…
Она посмотрела на него: он лежал на спине, вялый и бессильный, уставясь глазами в потолок. Казалось, что в этот момент он может сказать все, что угодно, но то, что он говорил, не имело ровно никакого смысла, потому что слова существовали как бы отдельно от него.
— Тише, — сказала она, обнимая его.
Он оттолкнул ее Это случилось в первый раз с тех пор, как они соединились, и потому поразило ее. Она снова попробовала подойти к нему.
— Я устал, — сказал он. — Да, я очень устал.
У него чуть не вырвалось грубое и резкое: «я сыт по горло», но он сдержался. Однако эти слова и принужденная ласка повергли ее в ужас.
Она поднялась с постели и стала нервно ходить по спальне.
Со стороны могло даже показаться, будто она что-то усиленно ищет.
Поздним вечером в институте и в центре игрушек горел свет. Поручик Берда и его помощники заканчивали подсчет крыс. Они отмечали, сколько всего игрушек центр принял от профессора за все время, сколько передал в магазины и сколько было изъято из магазинов еще до смерти Сивецкого.
Берду интересовал также вопрос, сколько крыс получил Грудзинский и его институт для исследования. Работа была кропотливой, и очень много зависело от того, сойдется ли в итоге их общее количество. Конечно, в этих расчетах не учитывались те крысы, которые были проданы и разошлись по стране так, что никто не мог знать, в чьих руках они находятся. Несмотря на кампанию, начатую газетами против загадочных игрушек, ни одна крыса еще не была возвращена покупателями.
На вопрос начальства о причинах такого поведения покупателей поручик Берда ответил:
— Я полагаю, что, как чаще всего и случается даже в таких громких делах, люди скромные и обыкновенные, никогда ранее не сталкивавшиеся в своей жизни с сенсациями, не отождествляли своих крыс с теми, которые могут стать орудием убийства. Тем более что со времени их приобретения никаких странностей в поведении крыс не наблюдалось.
Берда неожиданно остановился.
— Значит, это случайность, факт, совершенно не связанный с делом, которое мы вам поручили? Не так ли?
Полковник явно старался спровоцировать Берду на откровенность.
— Вы считаете, что такая случайность возможна? Я уверен в обратном, но честно говоря, не знаю, на что решиться. Я уже о многом догадываюсь, и мне кажется, что многие нити этого дела находятся у меня в руках, но мне все еще не хватает неопровержимых доказательств. В принципе сейчас, кроме охраны возле дома бывшей жены профессора, я не могу предпринять никаких других, более конкретных действий.
Будем откровенны: если во всем виноват старый профессор, нам необходимы доказательства его преступной деятельности. В то же время нет никаких сомнений в том, что профессор не мог иметь ничего общего с убийством Сивецкого. Доцент Грудзинский находился у Сивецкого в тот вечер, когда произошло убийство, — его послала бывшая жена профессора. Я узнал об этом от хозяйки Грудзинского, вернее хозяйки дома, в котором он живет. У этой пани нет других занятий, кроме как подглядывать за своими жильцами и сплетничать о соседях. Она рассказала о визите Дороты Скерской в день смерти Сивецкого и о том, что из дома Дорота и доцент вышли вместе.
— Неужели Грудзинский и профессор заодно? Что свело их вместе? Общее желание уничтожить Яна?
— Я рассматривал и эту возможность. Таковы факты, — ответил поручик Берда. — Больше не удалось установить ничего.
Он не любил говорить о расследовании. Даже своим начальникам. Он опасался, что их советы, а иногда и давление могли изменить ход следствия, повлиять на методы сбора доказательств.
Тем не менее нельзя было сбрасывать со счетов и то, что у бывшей жены профессора были романы и с Грудзинским, и с Сивецким, не считая встреченного позже Яна.
Итак, независимо от действий профессора, ревность могла руководить поступками не только самого профессора, но и Грудзинского. Им вовсе не нужно было сотрудничать.
Впрочем, в поступках, продиктованных ревностью, можно было обвинить и Яна, которого привел в бешенство визит Дороты к бывшему любовнику Грудзинскому — квартирная хозяйка, несмотря на туман, все-таки заметила Яна и Дороту у дверей своего дома и наблюдала за сценой, которую он устроил.
Полковник продолжал расспрашивать Берду о результатах подсчета крыс, находящихся как в институте, так и в управлении торговли игрушками.
— Мне уже точно известно, сколько всего их было, — ответил поручик. — Я приказал поднять Грудзинского с постели, если он уже спит, и сразу же доставить сюда. Не исключено, что убийство Сивецкого, в котором крыса предположительно принимала непосредственное участие как орудие убийства, может пролить свет на многие другие загадки. Например, если верить Грудзинскому, крыса, появившаяся при нападении какого-то человека на доцента, бесследно исчезла.
— Кому-то, как видно, было выгодно подбрасывать крыс. Меня несколько удивляет, почему вы не хотите еще раз допросить профессора. Несмотря на бесспорное алиби в деле Сивецкого, он наверняка играет важную роль в этой драме хотя бы как изготовитель орудий преступления.
— Наступит и его очередь. Но сначала мне необходимо поговорить с Грудзинским.
— Ну хорошо, только, пожалуйста, заканчивайте побыстрее. Неизвестность держит в напряжении не только тех, кто прямо связан с расследованием. Город, если можно так сказать, чувствует себя в опасности.
В эту минуту в кабинет ввели Грудзинского. Доцент был очень небрежно одет.
— Вас подняли прямо с постели? — спросил Берда.
— Это беззаконие! У меня нет ничего общего…
— И тем не менее бывшая жена профессора Глазуры показала, что в тот вечер вы приходили к Сивецкому. Почему вы скрыли это от нас?
Грудзинский молчал.
— Вот, пожалуйста, — сказал поручик Берда, — показания бывшей жены профессора. Она выдала вас.
— Я вовсе не просил ее хранить тайну, — закричал доцент. — Она не обязана была делать это.
Он опять замолчал, и теперь из него ничего нельзя было вытянуть. Любая попытка завести разговор о Дороте встречала с его стороны безучастное молчание.
— Может, мне запереть вас, попросту посадить? А завтра попросить прокурора составить обвинительный акт по делу об убийстве Сивецкого?
— Вы можете делать все, что захотите, пан поручик.
Берда вызвал протоколиста и дежурного — подпоручика Руга.
Допрос начался с обычных вопросов о возрасте, месте рождения, местожительстве — пустых, никому не нужных формальностей, за которыми не возникает цельного объяснения мотивов человеческих поступков.