Удовлетворившись моим подавленным видом, Торро заметил:
— Хочу предложить вам небольшое дело, в котором не потребуется помощник. Он у меня был, но… теперь место вакантно.
Я быстро сообразил, что речь идет о Тройо — молодом франтоватом капрале-приемщике оружейного склада, найденном несколькими днями раньше на одной из пустынных улиц столицы с пулей в голове.
А дельце действительно оказалось простым и прибыльным. Я просто создавал на складе излишки неучтенного оружия, манипулируя ведомостями и накладными. Автоматы, патроны, гранаты и даже небольшие безоткатные орудия — все шло в дело. В определенные дни к складам подъезжал армейский грузовик с номером, замазанным грязью, я отгружал товар, и машина уходила. Куда поступало оружие, Торро не объяснял, но несложно было догадаться, что получателями его являются гангстеры, преступные синдикаты, многочисленные военизированные группировки, ратовавшие за «твердую руку» в управлении государством.
Со временем я узнал, что помощников вроде меня у Торро было великое множество. И не только на нашей базе. Предприимчивый лейтенант-инструктор собирал дань и с торговцев наркотиками, промышлявших в солдатских бараках, и с сержантов-ростовщиков, державших в зависимости половину личного состава.
Помощникам, естественно, перепадали крохи. Основные барыши шли Торро и тем, кто за ним стоял. А за ним определенно кто-то стоял, иначе предприятие развалилось бы в первую неделю своего существования.
Нелегальный промысел давал неплохой доход, и сопляк Тройо попросил прибавки. Он ее получил в виде разрывной пули. У меня же хватило ума ограничиться своей долей.
Стыдно ли мне было? Сначала — да. Но скоро стыд как-то потускнел, размылся. Иногда я будто просыпался и вспоминал, что делаю что-то не очень хорошее, однако мысли, что я — преступник, не возникало.
Жизнь моя быстро свернула в новое русло. Я даже начал находить в вей удовольствие. Еще бы: я мог позволить себе многое из того, о чем раньше не осмеливался и мечтать.
Нет, я продолжал любить Марцию и детей, но даже им не смел рассказать, откуда у нас появились новые красивые вещи, дорогие продукты… Наверное, только перед ними я действительно чувствовал стыд.
Скоро Марция начала догадываться, что наше благосостояние добыто преступным путем. Я врал, она замыкалась… Так могло продолжаться очень долго, если бы не желание одного политического деятеля сделать себе карьеру.
Случайность или закономерность?
Случайность или закономерность?
Мы идем по сельве и до сих пор еще живы. Болота сменились невысокими лесистыми холмами. Собственно, это уже и не сельва в ее традиционном понимании. Все меньше и меньше попадается трансформирующихся животных и растений. Реже встречаются говорящие скорпионы, почти исчезли лианы-удавки.
Случайность или закономерность?
В последнее время меня все больше мучает этот вопрос. Кто или что помогло нам выбраться из бездонных трясин, предотвратило нападение хищников? Неужели это просто случайность? Тогда было бы очень обидно. И все же мне кажется, что сельва сложнее и… добрее, чем представляется на первый взгляд.
Однако куда же мы идем? Вернее — куда придем? И есть ли цель и конец у нашего пути? Не можем же мы блуждать вечно!
Келин сильно устала, но старается не показать этого. Как преобразилась она, оказавшись вне досягаемости для Страда и Браса. Спасибо Арвину! Вез его помощи мы не смогли бы уйти из западни. Однако Келин все равно не верит в благополучный исход побега.
А сам-то я верю в счастливый конец нашей истории? Наверное, да. Не смогу объяснить, почему. Что-то поддерживает меня в этом убеждении. Может, я просто оптимист по складу характера и хочу во всем видеть только счастливый конец? Как в сказках… Недаром Най назвал меня ребенком.
Деревья расступаются, и мы оказываемся на огромной светлой поляне. Никогда не думал, что в сельве существуют такие большие открытые пространства.
— Как красиво! — говорит Келин, дотрагиваясь до моей руки.
Густая, в пояс трава кланяется на ветру. Россыпи мелких голубых цветков туманом укутывают стебли и колосья. Крохотные малиновые птички порхают над зелеными волнами, охотясь на мошек и комаров.
— Действительно чудесно, — соглашаюсь я.
И тут я обращаю внимание на приглушенное жужжание, доносящееся откуда-то с вершин деревьев. Задираю голову и вижу, как темное облако опускается на поляну.
По спине бегут мурашки. Это не облако. Это рой диких пчел — огромных, лохматых, грозных. Янтарные, с черной полосой спинки, прозрачные радужные крылья, острые граненые жала…
Келин кричит и пытается бежать, но пчелы пригоняют ее обратно и начинают прижимать нас к земле. Падаем в траву. Жужжание перерастает в гул.
Неужели конец? Так глупо…
В это время стена травы раздвигается и на поляну выходит человек.
Старик.
Старик.
Воспоминания обладают способностью старить человека. Счастлив тот, кто лишен памяти.
Прихожу в себя на огромной светлой поляне с раскидистым деревом посредине. Славная картинка: шелковая трава, голубое небо. Прекрасный островок в гниющих болотах.
Но Наю что-то не нравится. Его волчий нюх не позволяет идти дальше. Достаю карту и пытаюсь сориентировать ее по солнцу. Все верно: вот она, граница трясин, вот дерево…
Что же тревожит Арвина?
— Послушай, — говорю я и выхожу немного вперед. — Здесь же ничего нет. Твердая земля, простреливаемое пространство.
— Не знаю… Вроде бы все как надо, и в то же время что-то не так. То ли слишком много желтой пыльцы, то ли какое-то подозрительное дрожание в ветвях дерева… Психую я что-то в последнее время. Все жду реакции сельвы на пожар. А она запаздывает. Очень заметно запаздывает.
Тьфу! Меня начинает злить его подозрительность. Интуиция — это хорошо, но нельзя без конца оправдывать его, свой страх!
— Най! Так мы никогда не доберемся до Дерева Жизни. Джунгли полны капканов, и если мы будем обходить каждое место, где твой внутренний голос начнет поднимать панику, то просто подохнем от голода.
Арвин молчит и о чем-то размышляет. Разум подсказывает ему одно, чутье — другое. Я понимаю, что это трудный выбор, и, чтобы не мешать, отхожу в сторону.
— Пошли, — наконец говорит Най.
Трава рассыпается под нашими сапогами.
Удивительное место! Даже солнце здесь какое-то другое. Лучи его по-весеннему чисты и ласковы. Пыльца купается в них, собираясь в невесомые желтые кружева.
Одинокое дерево ничем не отличается от своих лесных собратьев. Может быть, оно только сильнее, раскидистее. Это ролль — феррианский тополь. Древесина его идет на изготовление дорогой бархатно-серой мебели. Ствол этого гиганта мог бы озолотить какого-нибудь лесоруба. Конечно, если бы тот сумел дотащить его до поселка.
Все спокойно. Крошечные яркие птички беззаботно порхают. Уж если и они не чувствуют опасности, то чего же тогда боится Арвин?
— Что это? — говорит он, вдруг останавливаясь.
Мы всего в нескольких метрах от ролля. Обыкновенное дерево, только земля под ним утыкана длинными красными иглами.
Задираем головы и различаем в тутом переплетении ветвей огромные метелки игл.
— Иглы на ролле?.. — спрашиваю я, недоумевая.
Най не отвечает. Он, как зачарованный, глядит на красные глянцевые плоды. На первый взгляд, они висят неподвижно, но, приглядевшись, можно заметить, что иглы вибрируют, а плодоножки двигаются в каком-то необычном ритме.
Наконец дерево вздрагивает, и тысячи игл со свистом летят во все стороны.
— Ложись! — кричит Най и падает в траву.
Бросаюсь на землю и, как на учениях, разворачиваюсь к роллю ногами.
Наверное, это меня и спасает.
Поляну затягивает облаком зеленого тумана. Над ухом визжат тополиные стрелы. Оборачиваюсь и вижу, что игл вокруг намного прибавилось. Одна из них торчит в боку Ная. Арвин сжал зубы, пытаясь подавить крик боли. Ползу к нему, натыкаясь коленями на колючки.
— Быстрее! Тащи!.. — мычит Най и, как лошадь, укушенная слепнем, мотает головой.
Ствол ролля опять гудит и вибрирует.
Хватаю Арвина за воротник комбинезона и, упираясь в землю каблуками, волоку его к границе джунглей.
Только бы успеть! Кровь колотится в висках.
Зачем мне все это? Один бы я давно убежал из опасной зоны, но я все тащу и тащу тяжелое, как камень, тело Ная. Раньше я бы и не подумал рисковать жизнью за кого-либо. Что же произошло?
Ролль раскидывает свои семена, когда мы всего в нескольких метрах от леса. Иголки уже не могут долететь до нас. Вот она — реакция сельвы. Арвин, как всегда, прав. Ферра не забывает причиненной ей боли. Сельва просто поменяла безобидные тополиные «вертолетики» на иглы, но сколько горя она принесла этой заменой. Представляю, как выглядят сейчас лесоразработки…
Арвин начинает кричать — тонко, по-звериному.
Выхватываю тесак и двумя движениями распарываю комбинезон. Игла — хрупкая, как стекло, — ломается в руках. Наконец выдергиваю ее, и из раны бежит струя черной крови.
Винт! Нужен бинт!..
Зубами отрываю от рубашки узкую длинную ленту. Накладываю повязку и даю Арвину глоток воды из фляги.
— Сигарету! — хрипит он.
— Давно кончились, — отвечаю я и чувствую, что сейчас поменял бы жизнь на щепотку табака.
Две букашки с обломанными крыльями.
Две букашки с обломанными крыльями.
Что есть наше существование? Бесконечная вереница предательств? А может, все не так мрачно? Вытащил же меня Пихра из-под ролля, хотя никакой выгоды для себя от этого получить не может. Сельва, вернее, трудности, которые мы сами создаем себе в ее дебрях, перевоспитывают нас, пытаются переделать наше сознание. Враги незаметно становятся друзьями — разве за одно это не стоит блуждать по влажным, жарким, бесконечным лесам?
Как жжет между ребер… Проклятая игла! Она — выпустила яд в мою кровь. Глаза слипаются, будто к векам подвесили гири. Вязкая и черная пустота.