Грей взял листок и наклонился поближе к свету. Копия была хорошая, и он без особого труда смог прочитать текст, под которым стояла позавчерашняя дата. Грей даже не пытался скрыть своего изумления.
«Совершенно секретно. Первому офицеру „Регулуса“ Малерту, лично в руки. Приказываю немедленно принять руководство судном вместо капитана Адельта. Войти в Коломбо. Если это будет невозможно, задрейфовать. За вами идет военный корабль, ведомый американским самолетом с базы на Диего-Гарсиа. Каждые два часа передавать координаты. Капитана изолировать. В случае сопротивления применить силу. Адельт преследуется законом за уголовные преступления. Всю ответственность беру на себя.
— Вот это да! — прошептал Грей. — Выходит, наш старик… С таким капитальным алиби. В таком случае он наверняка профессионал.
— Почем знать? Может, у него есть сообщники.
— Что ты собираешься делать?
Малерт пожал плечами.
— Ничего. Я еще не свихнулся. Надеюсь, ты понимаешь, к чему меня склоняют? Принять командование… арестовать капитана… это же бунт на корабле. В конце концов, меня же и обвинят в пиратстве. Откуда я могу быть уверен, что он действительно преступник. Арматор ответственности за последствия не понесет, а в случае чего я буду отвечать перед судом и поплачусь собственной шкурой.
— Должны быть очень серьезные причины…
— Конечно, должны, раз уж Адельт решился из-за них пристукнуть несчастного Кандера.
— Сейчас это уже не подлежит сомнению.
— Вот именно! А попробуй убеди в этом команду, чтобы я смог выполнить приказ арматора.
— Подожди, у меня в голове сумбур… Откуда у тебя эта копия?
— Я ее нашел вот под этим столом. Когда я был здесь с капитаном, то обратил внимание, что он больше интересуется полом, а не какими-нибудь другими предметами. Он даже встал на колени, заглядывая под шкаф, будто ища следы крови, — можно подумать, что это самое главное! Но я быстро поднял его на ноги, буркнув себе под нос, какая, мол, жалость, что у нас нет настоящей полицейской собаки. Ха… В течение сорока пяти минут после нашего с капитаном визита каюта была открыта. Я все продумал. Меня удивило его поведение, и я пошел его же путем, только более внимательно.
— Ну а журнал телеграмм? Ты что, его тоже вот так просто здесь нашел?
— Это было бы слишком хорошо. Нет, на этот раз потребовалось больше выдумки. Представь себе, я отважился стащить журнал у господина капитана.
— Ты меня все больше удивляешь. Он что же, вывесил его на иллюминаторе, как на витрине?
— Немного везения… Вчера ночью, после возни с судовыми документами, я пошел в душевую ополоснуться. Выходя, услышал в коридоре какой-то шорох, ну и спрятался. Я ведь был в костюме Адама и, если бы попался на глаза несравненной госпоже Трентон, боюсь, она бы подала в суд и мне пришлось бы компенсировать нанесенный ей моральный ущерб.
— Не болтай, у нас немного времени.
— Слушаюсь, сэр. Через минуту я осторожно выглянул в коридор. Именно в этот момент капитан входил к себе с черной тетрадкой под мышкой. Шел он совершенно свободно. Он всегда чувствует себя раскованно, впрочем, был бы последним идиотом, если б прятался на собственном судне. Позже, на следующий день, то есть вчера, когда проверял бумаги радиста, я не обнаружил журнала. Я уж было совсем собрался доложить об этом капитану, как вдруг вспомнил ту картинку. Я начал сопоставлять, хотя подозрение казалось абсолютно неправдоподобным. Если помнишь, меня очень заинтересовало то его ползание по полу, Ну а когда я нашел копию, все встало на свои места.
— Почти. Как ты умудрился стянуть у него этот журнал?
— Я залез в тайник в его каюте. Да, да… Помнишь, я был в добрых отношениях с предыдущим капитаном. Мы обделывали с ним всякие мелкие дела, и как-то он показал мне свой тайник. Когда вчера Адельт вызвал нас всех для разговора, мне достаточно было один раз попользоваться его ванной, и журнал был у меня в руках. Улика.
— Улика… Какого черта он ее там спрятал вместо того, чтобы выбросить за борт? Не понимаю…
— Видимо, он хотел просмотреть другие записи. А времени в обрез. До самого утра создавал себе алиби или, проще говоря, пил, потом допросы, похороны, конференция…
Грей покачал головой.
— Что-то здесь не складывается.
— Я тебе все рассказал, а ты соображай. У тебя есть еще сомнения после того, что ты услышал? Доказать, конечно, нелегко. Я пока единственный свидетель, но…
— Вот именно «но». В котором часу он входил в каюту?
— Не позже пяти, а скорей десять минут двенадцатого.
— Прекрасно. Кандер записал время приема последней телеграммы — семнадцать тридцать одна по Гринвичу или двадцать три ноль одна по местному времени, но ведь этот псих Болл и Орланд слышали, как еще в двадцать три пятнадцать он выключил в штурвальной рубке музыку. Капитан этого сделать не мог: он был в каюте, и уже не один — со шкипером.
— Да, чудес не бывает, — нахмурился Малерт, — Тогда кто?
Нервное возбуждение, начавшееся у третьего офицера, никак не проходило. Он охрип, голос все время срывался:
— Старик меня просто обвиняет… Ужасное недоразумение… Господа, поверьте, я ведь только на минутку заскочил к себе опрокинуть стаканчик… Этой чертовой музыкой радист окончательно вывел меня из равновесия. Подонок. А ну да бог с ним, а все-таки он был подонком… Что… что изменил показания и выкручиваюсь, что раньше я плел о лекарстве? У вас что, с головой не в порядке? По-вашему, я должен был сказать капитану, что ходил промочить горло, а он бы потом написал мне в характеристике: «напивается на вахте»… Знаете ведь его, парень с железным правилом: «Достаточно того, что на этом судне пью я, команда должна быть трезвой».
— Пусть тебя совесть не мучает, — усмехнулся первый офицер. — Это своего рода тоже лекарство. Ведь помогло?
— И речи нет о том, чтобы обвинить тебя, — убежденно произнес Грей. — Лучше возьми себя в руки и постарайся поточнее вспомнить, что здесь происходило под конец твоей вахты.
Болл с чувством затянулся сигаретой и, вопреки всем морским законам, с размаху бросил ее, не гася, за борт. Красный огонек окурка прочертил в темноте длинную дугу, потом, подхваченный ветром, полетел к корме, чудом не попав на нижнюю палубу.
Три офицера сгрудились у компаса на левом крыле мостика. Луна недавно зашла за облака, которые черными клубами натягивало с юга.
Разговаривали шепотом. Их не мог услышать ни торчавший в штурвальной рубке моряк, ни один человек с нижней палубы, где размещалась капитанская каюта. Болл глубоко вздохнул, чувствовалось, что он действительно старается собраться.
— Ничего не происходило, кроме этой музыки. Когда? Пожалуй, в начале двенадцатого…
— Значит, как раз после получения телеграммы, — пробормотал Грей. — Дальше.
— Когда же я наконец его обложил и стукнул кулаком в стену, он заткнулся. Тогда я и сказал Орланду, чтобы он не торопился будить следующую вахту, и пошел к себе. В каюте я свет не зажигал, поскольку у меня был фонарик. На мостике я отсутствовал не более трех-четырех минут. Перед тем как спуститься, внимательно осмотрел горизонт, он был совершенно пуст. За четыре минуты ничего не могло случиться.
— Ясно, старик. Не об этом речь, — прервал его второй офицер, которого оправдания Болла начинали уже раздражать. — Слушай, сейчас мы с первым пойдем в радиорубку, и, когда я закричу, ты стукни в стену точно так же, как тогда. Помни, именно в то самое место и с такой же силой. Сможешь повторить?
— Как не смочь, приятель, я же эту сволочь доканывал так десятки раз.
Они вернулись в радиорубку, Грей — на этот раз он — запер ее на ключ. Засунув руки в карманы, встал у двери, как недавно стоял Малерт. Повисла тишина.
— Ну… — начал Малерт, когда тишина стала невыносимой. Можно было подумать, что он решил отыграться. Или ему стало что-то известно?
Наконец Грей заговорил, растягивая слова:
— Все понятно — выключатель. Выключатель спикера постоянно ломался, и тогда Кандер выводил Болла из себя. К сожалению, нельзя сказать, что покойный отличался прекрасным характером… Он запускал музыку на всю катушку, и Болл в ярости стучал кулаками в стену, разделяющую радиорубку и штурвальную рубку. Об этом знала вся команда.
— Ну и что же этот чертов выключатель имеет общего с убийством радиста? — поинтересовался Малерт.
— Минутку… Последний раз он сломался после выхода из Сингапура. Тогда еще пришел электрик, и я попросил его, что-бы он наконец привел в порядок эту сложную конструкцию. Он, как всегда, обещал и, как всегда, забыл. Но не забыл об этом другой человек, который тогда был на мостике.
— Кто?
— Разве сейчас вспомнишь?.. Наверняка был кто-то с вахты, может, капитан, может, Болл или ты, может, боцман…
— Ты начинаешь бредить, мой бедный друг… И с помощью сломанного выключателя убийца разбил Кандеру голову.
— Что-то в этом роде, хоть и не буквально. Смотри…
Грей подключил приемник к репродуктору в штурвальной рубке. Однако вилку до конца не вставил, Потом открыл дверь и в темноту коридора, ведущего к рубке, крикнул:
— Эй, Болл, давай!
Когда раздались удары, вилка под их действием сама выпала из гнезда. Первый офицер присвистнул, что, видимо, должно было означать удивление.
— Так что покойник Кандер по дороге на тот свет разозлил напоследок Болла, ну а потом на минутку все-таки заскочил к себе, чтобы выключить музыку. Может быть, почувствовал угрызения совести?
— Да, тактичными шутками ты никогда не грешил, но этот ход вычислил здорово.
— Ну это скорее заслуга его автора.
Первый офицер в молчании закурил, затянулся и исподлобья взглянул на Грея.
— А автор, по-твоему, это…
— Предположим пока, что это кэп. — Он сел на диванчике напротив двери и тоже закурил. — Воспользуемся арифметикой. Болл выдерживал музыку около пяти минут. Двадцать три пятнадцать минус пять будет двадцать три десять. Около двадцати трех десяти или двадцати трех пятнадцати ты видел капитана внизу. Кандер принял телеграмму в двадцать три ноль один. Именно в это время здесь и должен был появиться капитан. Предположим, что он заглянул Кандеру через плечо. Кандер сидел спиной к двери, в наушниках, так что гостя он ни услышать, ни увидеть не мог. Гость успел прочитать телеграмму. У него действительно должны быть железные нервы и навык в подобной работе, потому как он спокойно дождался, когда окончится связь, чтобы долгое молчание не возбудило подозрений в арматоре, ну а потом ударил Кандера в затылок первым попавшимся под руку тяжелым предметом. Стоп… Каким?