— Это общее рассуждение?
— Нет! — Я взял кружку с чаем. — Я сам воспринимаю себя как некую смесь неуверенности, страха и глупости. Что касается других… Расследования, которые мы провели, были относительно легкими, и мы приобрели репутацию людей удачливых.
— Вчера утром мне звонил Том Аллестон, насколько я понял, главным образом для того, чтобы сказать, что он думает о тебе. Его мнение сводится к тому, что если бы ты и сейчас был жокеем, то нам стоило бы об этом пожалеть.
— Это было бы замечательно, — вздохнул я.
— Значит, вчера кто-то отдубасил тебя и Чико, чтобы помешать вам добиться нового успеха?
— Не совсем так.
Я рассказал ему, что придумал за минувшую ночь, и его чай совсем остыл. Когда я кончил, он какое-то время сидел молча и просто смотрел на меня, не проявляя никаких эмоций.
Наконец он проговорил:
— Судя по твоим словам, вчерашний вечер был кошмарным.
— Да, это так.
— И что же дальше?
— Я подумал, — сказал я робко, — не смогли бы вы сделать кое-что для меня сегодня, потому что… м-м…
— Конечно, — перебил он меня. — Что именно?
— Не могли бы вы поехать в Лондон не в «роллс-ройсе», а в «лендровере». И обратно в моей машине.
— Если тебе это так необходимо, — произнес он без энтузиазма.
— Зарядное устройство лежит в моем чемодане, — сказал я.
— Конечно, я поеду. Еще какие-нибудь поручения?
— К сожалению, еще два. Первое в Лондоне, очень простое. Что касается второго… Можете вы съездить в Танбридж-Уэллс?
Когда я объяснил ему, зачем, он сказал, что поедет, хотя для этого придется отменить заседание правления, намеченное на вторую половину дня.
— Не одолжите ли вы мне свой фотоаппарат, мой остался в машине, и… чистую рубашку?
— Да, конечно.
Немного погодя я поднялся наверх, чтобы посмотреть на Чико, заодно захватил с собой фотоаппарат Чарлза.
Чико лежал на боку, глаза смотрели в пространство. Действие лекарства, видимо, заканчивалось. Он устало запротестовал, когда я сказал, что мне надо его сфотографировать.
— Катись ты…
— Подумай о барменшах.
Я откинул одеяло, заснял его тело, на котором не было живого места, и снова укрыл его.
— Извини, — проговорил я. Он не ответил.
Я отдал фотоаппарат Чарлзу.
— Попросите сделать увеличенные снимки к завтрашнему утру. Объясните, что это для дела, которое расследует полиция.
На следующий день Чарлз повез меня в своем «роллсе» в Лондон. Я все еще находился в подавленном настроении, и Чарлз ворчал, что надо было отложить поездку до понедельника.
— Нет, — заявил я. — Лучше закончить с этим сегодня.
В лифте, взглянув в зеркало, я увидел серое, с запавшими глазами лицо, на лбу красный рубец заживающего пореза, на скуле красовался синяк.
Мы прошли в кабинет Томаса Аллестона, который уже ожидал нас.
— Ваш тесть сказал вчера по телефону, что вы хотите сообщить мне тревожную весть. — Он не сказал, какую именно.
— Это не для телефонного разговора, — согласился я.
— Тогда садитесь. Чарлз… Сид… — Он указал на стулья, а сам пристроился на краешке огромного письменного стола. — Выкладывайте.
— Речь идет о синдикатах, — произнес я и начал рассказывать ему то, что сообщил Чарлзу. Однако через несколько минут он прервал меня.
— Подождите, Сид, есть смысл пригласить еще кое-кого. Пусть послушают ваш рассказ.
Я бы предпочел, чтобы он этого не делал.
Но он созвал всю компанию — всех администраторов. Они входили и рассаживались, во второй раз за четыре дня обращая серьезные, вежливые лица в мою сторону.
Я оказал:
— Лорд Фрайерли, на чьих лошадях я когда-то ездил, попросил меня расследовать положение в четырех синдикатах, которые он возглавляет. Ему не нравились результаты скачек. Лорд Фрайерли считает, что его используют как ширму для прикрытия каких-то гнусных махинации.
Я сделал паузу.
— В тот же день в Кемптоне капитан Уэйнрайт попросил меня проверить те же четыре синдиката, которые использовались настолько широко, что мне удивительно, как они до сих пор не оказались в центре громкого скандала.
На спокойных лицах изобразилось удивление. Им было странно, что Уэйнрайт обратился с такой просьбой к Сиду Холли, поскольку подобной проверкой занималась обычно Служба безопасности.
— Лукас Уэйнрайт сказал мне, что Эдди Кит дал положительное заключение обо всех четырех синдикатах. Он просил меня выяснить, не означает ли это наличия каких-нибудь нежелательных явлений.
Хотя я постарался максимально смягчить формулировку, она все же вызвала шок.
— Я приехал сюда, на Портмен-сквер, чтобы сделать выписки из папок Эдди Кита, касающиеся синдикатов, без его ведома. Я сидел в кабинете Лукаса, и он рассказал мне о человеке, которого шесть месяцев назад послал с тем же поручением, какое дал мне. На этого человека — его фамилия Мейсон — было совершено нападение. Мейсона избили и затем выбросили из машины на улице Танбридж-Уэллса. Лукас сообщил мне также, что человек, который образовал синдикаты и устраивает все махинации, — это некий Питер Рэммилиз, проживающий в Танбридж-Уэллсе.
Все сосредоточенно слушали, нахмурив лица.
— Чико и я отправились в Танбридж, чтобы встретиться с Питером Рэммилизом. Его не оказалось дома. Но там были жена и маленький сынишка — жена упала с лошади, и ей требовалась помощь. Чико поехал с ней в больницу, захватив с собой и мальчика, а я один остался в незапертом доме. Я решил его осмотреть, Я искал доказательства возможной связи с Эдди, но весь дом был, казалось, специально подготовлен для любой проверки со стороны налоговых инспекторов.
Они слегка улыбнулись.
— Лукас предупредил меня в самом начале, что, поскольку это поручение носит неофициальный характер, мою работу не смогут оплатить, но обещая мне помощь, если таковая понадобится. Я просил его написать Генри Трейсу, чтобы он сразу же сообщил Жокейскому клубу, если издохнет Глинер или Зингалу. Тогда же я обнаружил, что Питер Рэммилиз преследует меня с двумя верзилами, способными разбить человеку голову и бросить его на улице Танбридж-Уэллса.
Улыбки сошли с их лиц.
— В тот раз мне удалось от них уйти, и в эти дни, когда я главным образом занимался Глинером, сердечными клапанами и так далее, мне сказали, что два наемных головореза ввезены из Шотландии для какой-то специальной работы, связанной с синдикатами Питера Рэммилиза. Ходили также слухи о том, что кто-то в верхах в Службе безопасности улаживает дела мошенников, если ему хорошо заплатят. По сути дела, у меня не было существенных сдвигов в расследовании дел синдикатов, но Питер Рэммилиз, очевидно, считал, что я добился успеха, потому что позавчера он с двумя бандитами устроил засаду, они поджидали меня и Чико.
Сэр Томас задумался.
— Мне казалось, что в тот день вы вместе с Лукасом собирались ехать в Ньюмаркет к Каспарам. На следующий день вы были здесь и рассказывали нам о Треворе Динсгейте.
— Да, мы ездили в Ньюмаркет. Я допустил ошибку — оставил свою машину на самом виду, неподалеку отсюда, на весь день. Эти двое ждали возле машины, когда мы вернулись. И… нас с Чико похитили, и окончилось это путешествие на ферме Питера Рэммилиза в Танбридж-Уэллсе.
Сэр Томас нахмурился. Остальные слушали рассказ довольно спокойно. Им было известно, что такие вещи время от времени происходят.
— Мне с Чико пришлось тяжко, — продолжал я, — но мы сумели выбраться оттуда благодаря сынишке Питера Рэммилиза. Он случайно открыл дверь. Нас не выбросили из машины на улице Танбриджа — нам удалось добраться до дома моего тестя близ Оксфорда.
Все посмотрели на Чарлза, и он кивнул.
Я перевел дух.
— Теперь я начал смотреть на вещи по-иному…
— Что вы хотите сказать, Сид?
— Раньше я думал, что два шотландца должны были помешать нам обнаружить то, что мы искали в этих синдикатах.
Они закивали.
— Но если допустить, что все обстоит совершенно иначе… Предположим, меня нацелили на эти синдикаты, чтобы заманить в ловушку…
Молчание!
— Мне указали противника — Питера Рэммилиза и назвали причину, из-за которой меня избили, — синдикаты. Я ожидал этого после рассказа о Мейсоне.
Полное молчание и растерянность. На лицах непонимание.
— Если бы кто-нибудь неожиданно напал на меня и жестоко избил, я не успокоился бы до тех пор, пока не узнал, кто и почему. Поэтому, рассуждал я, предположим, что кто-то хочет напасть на меня, и ему крайне важно, чтобы я не узнал, кто и почему. Если бы мне подбросили эти «кто» и ложное «почему», я поверил бы и не стал копать дальше. Я верил в эти «кто» и «почему» в течение некоторого времени, и из слов, сказанных одним из тех, кто напал на меня, я понял, что им платит не Питер Рэммилиз, а кто-то другой. Поэтому после того, как мы приехали к адмиралу, у меня возник вопрос: если нападение было главной целью и если его организовал не Питер Рэммилиз, то кто мог бы это сделать? Вскоре я понял, что существует только одно возможное «кто». Человек, наметивший путь, которым я должен был следовать
Лица сделались напряженными
— Все это подстроил сам Лукас, — произнес я громко.
Раздались бурные, всеобщие протесты.
— Право, Сид, — сказал сэр Томас. — Мы глубоко уважаем вас… Но как вы можете утверждать такие вещи?
— Действительно, — сказал я неторопливо, — я предпочел бы остаться в стороне и не говорить этого. И я больше ничего не скажу, если вы не хотите слушать.
Сэр Томас взглянул на Чарлза, потом на меня, и этого было достаточно, чтобы недоверчивость сменилась удивлением.
— Ладно, — сказал он рассудительно, — мы выслушаем вас.
— Чтобы понять «почему», следует присмотреться к тому, что происходило в последние месяцы. Обычно мы с Чико сталкивались с парочкой наемников, которые устраивали нам взбучку и заявляли, чтобы мы не совали свой нос в чужие дела. Правда, этому совету, — добавил я с кислой миной, — мы никогда не следовали. Но когда мы получили официальное одобрение or Жокейского клуба, то настоящим крупным мошенникам мы стали казаться серьезной угрозой.